Эллина Наумова - Разлучница
– Это любому дураку известно. Может, действительно не будем рисковать? Уедет твой друг, тогда снова начнем видеться чаще, – предложила Даша. И ровно спросила: – В какой гостинице он остановится?
– У меня. Зачем тратить громадные деньги, когда я один живу на большой площади со множеством спальных мест.
Этого она и опасалась – звонить он не будет, свободна. Провались пропадом европейская добродетель скромности, оправдывающая банальную жадность. Один не видит смысла разоряться на московской гостинице при наличии дивана в четырехкомнатной квартире, которую фирма сняла другому на Тверской. А Даше из-за такой экономии светит нормальный режим труда и отдыха – восьмичасовой рабочий день, два выходных и вся ночь для сна. Но как не хочется так жить. «Не стоит обманываться», – подумала девушка. Друг летит за счет какого-то телеканала по делу с выгодным предложением. Эдвард нужен родимому Туманному Альбиону. Там готовы раскошелиться. Не шагнет ли он навстречу, не исполнит ли свои обязательства перед москвичами на должном уровне, но в сжатые сроки? О, конечно, ему осталось немного – прочитать десяток лекций и смонтировать ролик. Тут отличные ребята, с ними легко договориться… И Эдвард покинет Россию и Дашу навсегда. Она крупно вздрогнула – примета неврастенички, – и самой противно стало. Долюбилась, колотит уже. Но разве это важно? Наступал то ли переломный момент в отношениях, то ли их агония. В первом случае надлежало быть бодрой и предприимчивой. Во втором – замереть и не тратить силы. От золотой середины толку не предвиделось. Но как угадать нужную крайность, если сам Эдвард еще ничего не решил?
Даша в очередной раз убедилась в том, что душ и кофе помогают от всего, кроме навязчивых мыслей. Стала искать Мотю и обнаружила ее на подоконнике в дальней комнате. Кошка лениво повернула точеную голову и укоризненно зажмурилась, дескать, не мешай принимать солнечные ванны.
– Наслаждайся, – благословила девушка. – А я отправлюсь в агентство кружным путем. Давно не гуляла по нашему району. Сегодня Эдвард явится попозже. Врут, благонравные, и не краснеют. Нашим сказал, что будет готовиться к мастер-классу для них же, а сам поедет встречать друга. Важная шишка, если с ним надо возиться. Обычно иностранцы – люди самостоятельные и напористые. Ладно, сегодня рано вернусь. Пока.
За семнадцать лет своей жизни Мотя слышала немало эмоциональных человеческих выступлений и разбиралась в тоне и тембре. Даше казалось, что говорит она прочувствованно, сквозь плотный ком в горле, но кошка заснула, не услышав ничего нового для себя или опасного для хозяйки. Люди – твари неблагодарные. Вместо того чтобы понять намек мудрого домашнего зверя и расслабиться, девушка обиженно упрекнула:
– И тебе на меня плевать.
«Это тоже не смертельно», – подумала бы Мотя, если бы ей было дано.
Даша шаталась по улицам, исхоженным еще в младенчестве за ручку с Кирой Петровной, и снова злилась при виде все новых и новых чугунных оград во дворах, преграждавших дорогу. Они не давали подступиться к десяткам машин, но оправдывали свое существование пустующими крохотными игровыми площадками. Только на одной такой два мальчика неуверенно кружили возле какого-то сооружения, в чертежах призванного развивать детскую ловкость, но в металле предназначенного увеличивать детский травматизм. Четыре хмурых охранника в темных пиджаках колоннадой стояли немного поодаль. Однако и здесь водитель уже открывал дверцу «мерседеса», чтобы увезти ребятишек в более подходящее место. «В деревню, люди, все в деревню! – мысленно призывала Даша. – Там есть приусадебные участки. А городское личное пространство – ваша квартира, и только она. Все прочее – в общественном пользовании». Девушка считала, что имеет право ворчать. Ей приходилось идти от дома до своего БМВ целых четыреста метров. Машина за деньги отца жила на крытой стоянке, которая была врезана в середину длинного бульвара, разбивая его на две части. Из конца в конец тоже уже не прогуляешься, но ведь прогулка – это не выход старушки в магазин, не бег ребенка в школу, не торопливое движение взрослого в присутственное место.
За недорогим гастрономом, как-то уютно занявшим первый этаж доходного дома начала прошлого века, сохранился дворик из настоящих. Почтенные липы шелестели по весне о своем, о девичьем. Клумбы делали вид, будто тюльпаны и нарциссы распускаются на кустах пионов. В скамейках были целы все доски. Даша уселась и достала из сумки сигарету. Она почти не курила, просто утро из-за Эдварда и его друга выдалось невеселое. А дымить на ходу терпеть не могла. Это пятидесяти-шестидесятилетние тетки до сих пор что-то кому-то доказывали, запаливая «Мальборо», правда, уже не из красной, а из белой пачки – легкие – посреди улицы.
Из задних дверей магазина нескладный парнишка выкатил тележку с горой прохладительных напитков. По виду – старший школьник. Работал, наверное, подсобником часа по три-четыре в день. То ли нужда заставила, то ли мать кассир, чтобы на глазах был, а скорее всего правоохранители обязали, застукав с травкой. Как бы то ни было, колбасу, сыр, масло, икру, даже молочные продукты, у которых послезавтра кончается срок годности, разложили по своим сумкам матерые бабы. А мальчика осчастливили полуторалитровыми баллонами «Буратино» и «Колокольчика» с редким вкраплением маленьких бутылочек колы и банок «спрайта». Компания подростков, гомонившая чуть в стороне, окружила тележку. Вероятно, были приглашены на угощение. Рукопожатия, звучные хлопки по плечам, радостные возгласы. И пир начался. Сначала владелец шипучки веселился наравне со всеми. Но вскоре замолчал и начал присматриваться к халявщикам. Те выбирали колу и «спрайт», которых и так дали мало. Естественное поведение зверенышей, парень был одним из них и вел бы себя точно так же, но тут вдруг осознал – это его лимонад. Не исключено, что дома были младшие брат или сестра, тоже жаждущие не детсадовского «Колокольчика», а чего-то более престижного. Дерзкая ухмылка щедрого хозяина сменилась гримасой раздражения: он нахмурился и стал провожать взглядом каждую емкость. Вскоре в тележке громоздились только большие баллоны, все лучшее было, что называется, на руках. И обращались эти безответственные ручонки с его собственностью так, что Маугли на глазах превращался в человека. Ребята не допивали из откупоренной тары. Отхлебнув разок, они прицельно бросали банку «спрайта» в урну и хохотали при недолете. Или делали пару глотков, ставили колу на асфальт, сдирали крышку со взятой про запас второй бутылочки, прикладывались и тоже отставляли. Минут через десять компания шумно попрощалась с мальчишкой без единого слова благодарности и отвалила. Он, не убрав за друзьями, покатил тележку с остатками лимонада через двор к дому. Лицо было откровенно злое, во взгляде сквозила лютость.
