Утро туманное - Вера Александровна Колочкова
Наташа вдруг не на шутку испугалась – а вдруг Артем опять скажет сейчас, что это она виновата? Пристала, мол, затащила в постель? И тут же опомнилась – он же пошутил просто… Не станет же при маме так шутить, правда? Хотя кто его знает…
Может, Елена Борисовна почувствовала ее испуг, потому что проговорила виновато, взяв ее за локоть:
– Вы простите меня, деточка, что я при вас на него сержусь… Ничего с собой не могу поделать, все время волнуюсь. Мои панические атаки уже не унять, возраст такой… Я ведь старая уже, мне семьдесят пять. Темочка у меня поздний ребенок…
– Мам, тебе лучше лечь, правда. Пойдем в гостиную… Ты ляжешь, а мы рядом посидим… – попросил Артем, виновато улыбаясь. – Сама же говоришь, что у тебя голова кружится.
– Да не хочу я лежать! Тем более голова не кружится, а слегка кружится! А это две большие разницы, между прочим! Гости в доме, а я буду лежать!
– Наташа не гостья, мам. Она… Она своя. Пойдем, мам…
Наташу от этого «она своя» словно кипятком обдало. Так хорошо стало вдруг… И так легко! Господи, да неужели сразу, утром еще, не мог сказать, что она теперь «своя»? И слово какое хорошее… Своя, моя… Никто и никогда ее так не называл… Разве что Игорь когда-то, но об этом лучше забыть. Там это «моя» звучало совсем другим смыслом. Обманным, жестоким.
Елена Борисовна все же улеглась на диван, они сели рядом в кресла. Слушали ее сбивчивые виноватые объяснения:
– Да эти мои проклятые панические атаки… Ничего с ними не могу поделать! Вот до гипертонического криза себя довела. Так стыдно, честное слово… Веду себя словно капризная девочка! Ведь понимаю, что так нельзя, но ничего поделать с собой не могу!
– Да перестань, мам… Все нормально. Это я виноват, что вчера не позвонил. Я ведь и впрямь обещал. Прости, мам.
– Я так понимаю, тебе вовсе не до меня было… – с улыбкой глянула на Наташу Елена Борисовна, и та смущенно отвела глаза. – А я ведь спрашивала недавно, мол, есть у тебя кто-то? А ты молчал как партизан… Хоть бы предупредил заранее, что не один придешь, я бы подготовилась! А то лежу сейчас в халате, в таком неприглядном виде… Вот вечно у тебя все так, Тема! Совсем ты со мной не считаешься!
Елена Борисовна снова улыбнулась, да и упрек ее звучал не обидно, а даже немного кокетливо. Мол, я знаю, что это неправда, и ты тоже знаешь…
Впрочем, Артем и не собирался оправдываться. Быстро посмотрел на часы, нахмурился.
– Ну ладно, мам… Ты тут еще Наташе пожалуйся на меня, пообщайся, а мне бежать надо. Дела срочные ждут. А через пару часов я вернусь… Ну, может, позже…
Наташа моргнула удивленно и растерянно – как это, бежать надо? Она что, наедине с мамой останется? Ничего себе…
Елена Борисовна, видя ее замешательство, проговорила тихо:
– Да ладно, деточка, не бойтесь, я вас не съем… Пусть он идет, если надо. Или вы тоже опаздываете куда-то, да? Тоже на работу?
– Нет… Я никуда не опаздываю. Я в отпуске.
– Ну, вот и отлично! Мы сейчас Тему проводим и чаю попьем. А лучше кофе…
– Но ведь, наверное, нельзя кофе? Вдруг после кофе снова давление поднимется? – осторожно спросила Наташа.
– Мне теперь уже все можно, знаете ли, – махнула рукой Елена Борисовна. – Старость тем и хороша, что все уже можно. Никакие запреты решающей роли уже не играют…
– Мам, я все слышу! – заглянул из прихожей в гостиную Артем. – Что значит – все можно? К тебе скорую с высоким давлением вызывали, ты что? Какой может быть кофе?
– Ладно, ладно, иди… – ласково махнула рукой Елена Борисовна. – Сами разберемся…
Когда за Артемом захлопнулась дверь, Елена Борисовна подняла голову от подушек, села на диване, внимательно глянула Наташе в глаза. Потом спросила осторожно:
– А вы давно с Артемом знакомы, да?
– Нет. Недавно. У вас хороший сын, Елена Борисовна. Очень добрый и умный… Он мне очень помог. Я ему благодарна…
– Благодарна – и все?
– Нет… То есть я не знаю… Мы недавно знакомы, и я… Я и сама еще ничего не понимаю…
– Ой, простите меня, деточка. Кажется, я слишком далеко зашла со своими вопросами. Простите! Больше не буду, правда! Хотя… Еще один вопрос вам задам… Он жаловался на меня, да? Ну, что я его контролирую… Что звоню все время и пытаюсь узнать, все ли с ним в порядке…
– Нет, не жаловался. Что вы! Нет…
Елена Борисовна вздохнула, помолчала немного. Потом заговорила с отчаянной грустью в голосе:
– Да вы поймите, деточка, это ведь никакой и не контроль вовсе… Это состояние такое особое – состояние вечного беспокойства. И ничем его унять нельзя, как ни старайся. Да, Артем все время пытается мне что-то объяснить, что-то доказать – нехорошо это, мол, неправильно! Будто я и без него не понимаю, что это неправильно! И что ему плохо от моего беспокойства. Все, все я понимаю, да… Но только поздно уже что-то менять, раньше надо было. Стара я уже, психика не такая гибкая, как раньше. Нет, меня уже не изменишь… Так и буду жить до конца с тревогой о сыне, она уже моей второй сутью стала. Разве можно меня за это судить, правда, деточка? Ну вот такая я, что же делать…
– Нет… Нет, конечно, – с такой же грустью в голосе ответила Наташа. – Как же можно судить, что вы! И даже более того… Я вас очень хорошо понимаю, Елена Борисовна. Я ведь сама такая… Все время тревожусь о дочери, постоянно ее контролирую… Артем говорит, что я пытаюсь жить за нее и тем самым будто съедаю эту ее жизнь. Мне очень больно, когда он так говорит!
– Ну что я тебе могу сказать на это, деточка… Наверное, он прав. Ты молода, ты еще можешь что-то исправить. Это мне уже поздно, а тебе… Да если б у меня были силы жить по-другому, была возможность начать сначала свою жизнь! И если б мне встретился на пути человек, который сказал бы – очнись, так нельзя…
– И вы бы смогли себя изменить, да?
– Может быть, и смогла бы. Я ведь была просто сумасшедшей матерью, я так старалась жить для ребенка, что иногда меня просто перехлестывало в стараниях. Он ведь мне тяжело достался, знаете ли… Поздний ребенок, подарок судьбы безжалостной. Отец его бросил нас, когда я еще беременной была. Нет, не так… Потому и бросил, что я забеременела. Но я особо не горевала – пусть… Зато у меня ребенок будет, счастье и отрада, смысл всей жизни! Так и жила – только ради Темочки… Ты ведь тоже ради дочки живешь, я правильно понимаю?
– Да… Только ради нее. И со мной ведь было все то же самое, Елена Борисовна. В такой же последовательности. Влюбилась, забеременела, он меня бросил… Все уговаривали аборт сделать, а я решила родить. Поступилась, можно сказать, блестящим будущим. Я ведь балетное училище тогда окончила, меня в Мариинку брали… Говорили, что я талантливая…
– Вон даже как, деточка? А то я смотрю, есть в тебе что-то… Осанка такая особенная… И спину прямо держишь, красиво. Значит, ты свой собственный подвиг совершила, да? Свое прекрасное будущее сознательно перечеркнула ради ребенка?
– Получается, так, Елена Борисовна…
– Тогда понятно, что ж. Понятно, что имеет в виду Артем… Ты себя видишь в дочери, ты через нее пытаешься компенсироваться. Я думаю, у тебя с ней большие проблемы, да? Дочка сопротивляется?
– Да. Сопротивляется. Мы часто ссоримся, да… Более того, она из дому ушла. Но разве Артем в детстве не сопротивлялся, скажите?
– Сопротивлялся, конечно. Хотя и не так кардинально. Характер у него другой… Он у меня умный очень, всегда хотел сам в проблеме разобраться, истинную подоплеку
