Конфетка для мажора - Аля Драгам
Позволь еще, хоть раз…поцеловать?Кивнёшь мне — «да»!.. в глазах любовь сияет,
И губ своих не в силах отвести,
Мне говоришь, что лучше не бывает!
Вот-вот сады в душе начнут цвести…
(Александр Маи)
Пожарище в груди не потушить ничем. Алкоголь давно выветрился, но меня по-прежнему ведёт от отчаяния, которое снова и снова затапливает, стоит вспомнить разочарование и слезы в любимых глазах.
Я слишком хорошо изучил свою Сахарову, чтобы не понять её чувств.
«Так надо, — твержу себе. — Это временно».
Но ничего не помогает.
Подспудно знаю, что ни хрена не временно. Юлька не простит, даже если я дорвусь до неё и смогу объяснить. Она не проглотит тот гадский спор, о котором, оказывается, знала. Знала и терпела? Поэтому закрывалась и не подпускала к себе?
Зачем?
Вою, как побитый пёс, устроившись на полу в прихожке, где несколько часов назад из моего рта вылетали те самые жестокие слова.
Кто бы ни затеял свои игры, он сумел ударить по самому больному. Выдрать сердце и раскромсать его на куски, сделав это моими руками.
С ужасом рассматриваю кисти рук с запекшейся кровью и бьюсь затылком о стену.
Сам.
Я сам разрушил всё.
Я и отец, который догадался, но молчал, чтобы не спугнуть преступника.
* * *
За день до расставания
— Знакомое лицо?
Вольт повторно нажимает запись, и я останавливаю на фрагменте, где девушка стоит боком. Сейчас у неё светлые волосы, но если представить, что она в парике или мысленно перекрасить, то получится рыжая стерва, пытавшаяся накачать меня дрянью в тот вечер.
— Она? Как вычислили?
— А это очень интересно. Твоя девчонка к ней привела, — постукивая карандашом, медленно отвечает Сычёв-старший.
В его кабинете собралась странная компания, однако каждый имеет отношение к поискам.
Бывший одноклассник, которого я подозревал, сам вышел на нас. Откуда узнал? Я сам выдал во время очередного мордобоя.
Застываю, переваривая услышанное.
— Юля?
— У тебя их несколько? — невесело усмехается отец, и продолжает: — Юля. Да расслабься, она не в теме. На всякий пожарный приставили к ней человечка. Мало ли…
— К Юльке? — тупо повторяю, плохо соображая от странного чувства внутри. — Она же просила…Бляха! Юлька взяла с меня слово, что я сам не полезу и не нарушу её границ… Па?
— Для её безопасности, сын. Если ты не расскажешь, она не узнает.
Набираю Юлькин номер, но она не отвечает. Не узнает или… Или уже знает?
— Так кто это? — смартфоном тыкаю в экран ноута, где на паузе так и светится смутно знакомое лицо.
Батя переглядывается с другом и выдает нарытую инфу.
Перевариваю рассказ отца, прокручивая в голове снова и снова. Это…сюр…бред…идиотизм…
Но это реальность.
И мне предстоит сыграть свою роль в реальности, оттолкнув ту, которую я люблю больше своей жизни. Оттолкнуть, чтобы защитить, ибо сейчас она в опасности, о которой не подозревает.
СБ круглосуточно копают, чтобы вычислить местонахождение Самойловых, но сволочь имеет сильные ресурсы, чтобы хорошо скрыться. И мотив.
Месть, знаете ли, сильный мотив, чтобы идти по головам и не остановиться.
Через несколько часов после встречи я стряхиваю снег рукавом с лобовухи и ныряю в салон. Юлькин телефон молчит. В общаге она не появлялась, но с работы вышла давно.
Да, я знаю, где и кем работает моя девушка, и это отравляет душу злостью. Танцовщица…
Моя Юлька, моя нежная невинная конфетка крутит задницей перед чужими мужиками. Теперь я хорошо понимаю её нежелание рассказывать мне и выставленное условие не лезть.
«У твоей девушки нет страховки.Бывшейдевушки, Амурский. Либо ты, либо бывшей она станет без твоего участия».
Именно такой текст значился в письме, которое я получил, когда просматривал файлы Вольта.
А ниже два вложения, где Sweety, как объявил незнакомый мужик, исполняет ведущую партию в танце. Ни костюм, ни маска не скрыли от меня любимую девочку. Кажется, я узнаю её из миллиона, даже если на ней будет балахон и хиджаб, скрывающий лицо.
* * *
Новогодние праздники проходят в прострации. Выполняю механические действия типа встать, пойти, присесть. Заливаюсь паршивым кофе, чувствуя мерзкую кислоту на языке.
— Оно того стоило? — это первое, о чём спросил, когда нам устроили очную ставку с дочерью Самойловой. — Стоило?
Девчонка закрывает лицо ладонями и отрицательно качает головой. Её брат напротив довольно скалится, развалившись на стуле.
— Видеть твою осунувшуюся рожу, оказывается, приятнее, чем прохладное тело.
Урод лениво протягивается, продолжая философствовать. Его слова практически ничего не решают и он об этом прекрасно знает. Как и то, что самый максимум, который им светит, это штраф. Наши возможности примерно равны, а его действия… они не могут быть расценены как прямая угроза жизни. Он знал, что делать и как действовать чужими руками.
— Сестру не жаль? — бросает отец.
— Неа. Если бы дурёха не поплыла от тебя…
Резко отодвигаю стул и выхожу из прокуренного помещения.
Если бы…
Если бы моя мать не поссорилась с отцом…
Если бы не столкнулась с той машиной…
Если бы пассажиры обеих тачек выжили…
Если бы…
Мама была жива и пыталась оказать первую помощь, но сама слабела с каждой минутой.
Если бы…
Останься она на месте и дождись помощь…
Но она тащила Самойлову, истекая кровью…
Знает ли об этом их сын, возомнивший себя судьёй⁈
Глава 49
Юля
Медленно сползаю с постели и бреду в кухню, чтобы выпить стакан воды. Горло сушит от надсадного кашля, а температура, кажется, и не думает снижаться.
Каникулы прошли, а я по-прежнему в родном городе и родной квартире.
Одна.
Лариса, которой я позвонила сразу после визита врача, вызвалась приехать, но я наотрез отказалась. У неё своих проблем хватает, тем более сейчас, когда ей стоит избегать переживаний и инфекций.
Тётка позвонила всего раз с подачи племянницы. Маминой сестре не интересно, что со мной и как я себя чувствую. Ей интересен лишь вопрос, когда я продам квартиру и отдам её часть. Какую? Не знаю. Она считает, что я должна ей за то, что жила у них, что она присматривала за могилами, что не бросила меня. «Интернат не равно детский дом, — заявила женщина, которую я столько лет считала родной. — А по счетам принято платить, Юля».
На этом она бросила трубку, прислав позже сообщение, что они уже нашли нотариуса и риелтора, готовых взяться за оформление бумаг.
Окидываю воспаленным взглядом родные стены и понимаю, что не готова с ними расстаться. Я не должна ничего и никому, но и не знаю, хватит ли сил бороться, если она насядет на меня.
Внутренний стержень, которым я гордилась, сломался. Рассыпался в прах и, боюсь, не подлежит восстановлению.
В те моменты, когда я выплывала из состояния желе, разум вопил, что Ромка не мог претворяться. Но день за днём уверенность в этом испарялась, пока не превратилась в пар, который упорхнул.
Мог. И смог.
Иначе бы нашёл способ и желание объясниться, как нашёл нас с Ларой в её городе.
Проглатываю антибиотик и, подавив тошноту, по стеночке добираюсь до спальни. Надо бы поесть, но дома, кроме чёрствой булки, нет ничего. Пачка чая и та подходит к концу. Новый год среди сугробов при минусовой температуре дал о себе знать. А если прибавить моё эмоциональное опустошение и истощение, болезнь была предсказуема. Сколько себя помню, сильный стресс всегда выливается в длительную болезнь.
Доставка продуктов, которая спасает жителей мегаполиса, не предусмотрена в маленьких городках, а обратиться за помощью мне не к кому.
Логично, если бы у меня остались подруги, но… их нет. Я была погружена в танцы, отдавала им всё своё свободное время, пожертвовав обычными девичьими буднями. В группе же дружбы не существовало: в мире спорта процветает соперничество и зависть, редко где встретишь настоящую родственную душу.
Заворачиваюсь в одеяло, чтобы согреться, и закрываю глаза. Во сне легче переносить температуру и слабость, а ещё сон если не лечит душу, то хотя бы восстанавливает тело. Но это при условии, что нет сновидений. Меня же они одолевают, подкидывая, как назло, самые сладкие и самые нежные эпизоды.
— Я так соскучился, — шепчет Ромка, сгребая в медвежьи объятия.
От него пахнет потом, сам он мокрый и взъерошенный после тренировки, но я ни за что на свете не хочу, чтобы он размыкал руки. Если возможно, хочу простоять сутки, уткнувшись в его надежную грудь.
— Моя сладенькая, — щекочет ухо его шёпот, а наглые лапы уже задирают