Ты просто огонь! - Надежда Николаевна Мамаева
– Кажется, что ты сама догадалась, – выдохнул дедуля.
– Я хочу, чтобы ты сам это сказал, – мрачно произнесла я.
– Некоторые вещи не стоит произносить вслух… Но кем бы я ни был когда-то, я всегда буду твоим дедом, а ты – моей единственной внучкой.
Я замерла после этих слов. Миг. Второй. Третий. А затем не выдержала. И бросилась на шею. Плевать на тайны. Мы все никогда не будем хорошими для всего мира. Главное быть такими для тех, кто нам дорог. А дедушка был таким для меня.
В эту ночь после разговора я долго не могла уснуть. То ли дело было в том, что хорошо подремала днем, то ли от переживаний за все разом. Так отбыла во владения Морфея только под утро. И едва смежила веки, по ощущениям, тут же зазвенел сотовый.
Звонили с работы, график на которой, как я успела убедиться, был весьма гибкий: хочешь по вечерам оставайся, хочешь – в ночи приезжай, хочешь – приходи в воскресенье… Последнее, мне, к слову, и предлагали. Выбор у меня – соглашаться или нет – конечно был, но без альтернатив.
Нужно было срочно не просто подготовить заявление от имени министерства по поводу вспыхнувшего ночью склада, а еще и озвучить его перед камерой. Побыть, что называется, говорящей головой в кадре. Начальство, которое обычно этим занималось, вчера улетело на самолете и вернуться не успевало. Кто-то из сотрудников ушел в отпуск, кто-то был на больничном, у одной оказалась боязнь публичных выступлений, а Снежана Вампировна просто в кадр не влезала… Шучу. На самом деле не помещалось ее раздутое эго, которое не пожелало тащиться в такую воскресную рань в телецентр.
Вот только когда мне об этом сообщили, первая мысль была совершенно непрофессиональная. Репортера бы сразу заинтересовали детали, а меня – тушил ли огонь Вик. Зато я резво проснулась. Энергии и нервности во мне было столько, что хватило в кратчайшие сроки долететь до министерства.
Там-то я и запросила данные из диспетчерского отдела. Сухие цифры сводки говорили о многом. И главное – никто не пострадал! Только узнав это, смогла выдохнуть и полностью погрузиться в работу.
Да, я сама была журналисткой и знала, что, когда произошел какой-то крупный пожар, коллегам нужно получить всю информацию срочно. Но нельзя им дать полную картину в подробностях, когда процесс еще идет. Лишь после того, как возгорание ликвидировали, расчеты прибыли на места и в документах отчитались о работе. А вначале я знала только время поступления сообщения и то, что подразделения выехали.
Так что, получив данные, я набросала текст официального заявления и достала из шкафа выданную парадную форму, которую еще ни разу не надевала как получила со склада.
Так что спустя пару часов я с текстом в зубах и при параде поехала отчитываться перед камерой для утреннего прямого эфира.
Ассистентка, что ждала меня на входе, увидев форму, подбежала и сообщила, что проводит меня до нужной студии. Мы прошли через пост охраны и едва нырнули в лабиринт коридоров, как я ощутила эту ни с чем не сравнимую энергетику телецентра.
Вокруг царила суета. И неудивительно: это было особое место, никогда не знавшее сна и покоя. Вокруг кипела жизнь – люди спешили, по полу змеились провода, а воздух был пропитан запахом азарта и суеты. Когда-то, придя сюда первый раз еще студенткой, я влюбилась в это место настолько, что захотела работать именно тут. Но со временем поняла, что телевидение – это скорость. Бешеный поток, напряженная активность, арена эмоций и рейтингов, а вдумчивый анализ часто остается за кадром. Я же любила слово. Печатное, электронное. Живое. Через строки, казалось, читатель увидит и поймет больше. Потому и ушла в редакцию.
А сейчас, вновь оказавшись здесь, меня охватило то странное чувство, когда одновременно в животе завязывается тугой узел, а за плечами раскрываются крылья. Я шла мимо распахнутых дверей студий, и до меня долетал гул: смесь криков в микрофон, аплодисментов зрителей с очередной записи какого-то ток-шоу и звуки работавшей техники.
Когда я вошла в студию, свет софитов резанул по глазам. До начала прямого эфира оставалось всего ничего, так что спешно привела себя в порядок, встала на размеченное место перед камерой, под пиджак мне просунули микрофон с петличкой, а я еще раз пробежала взглядом по тексту, чтобы ничего не перепутать.
Ведущий дежурно улыбнулся мне и… Прямое включение!
Сердце гулко застучало, надпочечники выдали убойную дозу адреналина, которая заструилась по венам. Взгляд мазнул по световому табло, выхватив горевшую зеленым надпись «ON AIR», и эфир начался.
Длилось включение недолго, и я, не посрамив честь новенького мундира, ответила на все вопросы. Когда включение закончилось, я почувствовала не только усталость, но и невероятный прилив энергии.
На нем-то и прошла еще одна запись. Уже для дневного и вечернего выпусков новостей. Лишь когда все окончательно закончилось, я достала телефон, все это время стоявший на беззвучке.
Пропущенные. От Ворона. Много. Сердце приятно екнуло, а затем я набрал номер Вика.
Он ответил почти сразу же, и я сообщила, откуда меня забрать. В ответ мой огнеборец недовольно фыркнул в духе: «Никогда ее не найдешь там, где оставил». Впрочем, вслух Вик ничего такого не сказал, только предупредил, что будет минут через сорок, не раньше.
Я на это философски пожала плечами. Зато у меня появилось время не только на чашку кофе, но и на бутерброд. Или даже два. Голод после эфира проснулся зверский.
Так что за борьбой с ним я и коротала время в кафе телецентра. И лишь когда телефон пиликнул сообщением «Жду у входа», я подхватила сумочку и поцокала навстречу Ворону.
Но стоило мне выйти из здания, как оказалось, что ждут меня не только Вик, но и неприятности. Они вышли из автомобиля, когда я подходила к парковке. Типы сомнительного вида: рослые, плечистые и набычившиеся.
Они переглянулись и… Тело среагировала быстрее разума. Я развернулась на каблуках и рванула прочь. Вот только забег оказался коротким.
– Помогите! – проорала я, но под конец голос сорвался на сип. Да и услышит ли меня кто-то? А если услышит, то захочет ли вмешаться?
– Когда на Марова поперла, думала все с рук сойдет, раз крыша есть? Так что не рыпайся, мразь… – услышала я злой мужской голос. – Иначе будет еще больнее.
Вскинула голову и увидела того самого быкообразного бугая, который в подтверждение своих слов заломил руку еще сильнее.
От боли я открыла рот, глотая воздух, не в силах произнести ни единого звука. И это было самым противным: ведь я даже не могла ничего сказать, чтобы потянуть время… Хотя… Все же кое-что я могла. Мне стоило неимоверных усилий, чтобы запнуться!
Потеря
