Любовь поневоле (СИ) - Лошкарева Виктория Витальевна

А когда мама купила эклеры с лимонной глазурью, то я вообще расплакалась.

Прошло уже больше десяти дней – а Курьянов даже не дал никак о себе знать… И моя последняя надежда погасла. Окончательно.

А потом…

… потом мне стало ещё больнее.Хотя куда уж больше?

Кто-то очень добрый нашёл мою страничку в фейсбуке ( я только потом идентифицировала в роскошной девице с фотографии ту самую дамочку - «кожаные штаны»), так вот эта добрячка, видимо, обнаружив меня в друзьях Регины, прислала мне сообщение – ссылку на какую-то популярную передачу одного из федеральных каналов.Специально для туповатых учительниц английского.

В этой передаче дочка то ли богатого промышленника, то ли банкира позировала на фоне Эйфелевой башни с огромным кольцом на пальце. Закадровый текст о красавице – «новой аристократке России», наложенный на калейдоскоп профессиональных фотографий, вещал о прекрасных душевных качествах прекрасной же Надин. ( Именно Надин – не Нади!).

Передача также разбавлялась видео из эксклюзивного интервью, где Надин, тихим и нежным голосом вещала про европейские красоты и романтичность Парижа. Сюда, мол, едут только настоящие влюбленные… И в этот момент красавица отчего-то замолкла. Она - сама чистота и скромность, не желала вдаваться в подробности своих личных отношений с известным бизнесменом.

Журналист понимающе кивал и уже за кадром (видимо, чтобы не смущать красавицу) рассказывал про давние слухи, связывающие молодую светскую львицу и знаменитого бизнесмена Михаила Курьянова.

«Да и полноте, какие это слухи», - добродушно улыбаясь, вещал журналист, - «Если на пальчике девушки сверкает помолвочное кольцо, а интервью она даёт в ресторане отеля, где, по совершенно достоверным слухам, мистер Курьянов в этот раз забронировал президентский пентхауз с самыми непередаваемыми видами».

После слов ведущего, размеренная ресторанная съёмка с девицей прервалась вставкой разговора с горничной. Усталая женщина в униформе не сразу поняла, чего он неё хотят, но, в конце концов, скупо рассказала, как она четыре часа украшала цветами номер.

-Вы ставили розы в вазы? – поинтересовался корреспондент. На что горничная сделала большие глаза:

-Да нет же, я же говорю: четыре часа, месье. Наш гость пожелал, чтобы весь пол его апартаментов был усеян лепестками роз, по крайней мере, сантиметр толщиной.

Затем видео снова прервалось короткой видеосъемкой с какого-то приема, где Михаил Константинович, в дорогом смокинге, вышагивает под ручку с Надин.

И они смеются.

А я в этот момент окончательно каменею.

Нет, всё правильно… Я ведь сразу, ещё в первый день «исчезновения» Курьянова это поняла: мужчины его уровня не женятся на сёстрах своих помощников, они разве что оплачивают проведенное с ними время.

Брата восстановили на работе, даже дали долгожданное повышение. И при этом, что… фактически, мной и не пользовались.

Мне хотелось выть - выть во весь голос.

И теперь я даже жалела, что родители вернулись так рано: приходилось скрывать свою боль.

Правда, к началу третьей недели дома всё-таки встревожились.

-Даша, а у тебя точно не было ковида? – спросил как-то утром папа, с беспокойством посматривая на меня. – Может быть, ты перенесла заболевание в бессимптомной форме – а сейчас появились последствия.

Я подняла недоумённый взгляд на отца.

-Что?... Я прекрасно себя чувствую. – Я широко улыбнулась. – ПЭ-РЭ-КРАС-НО!

-Дочка. – Мама протянула руку и осторожно сжала мой локоть. – Ты себя в зеркале давно видела? Бледная, с потрескавшимися до крови губами…Одежда на тебе висит, но ты, кажется, этого даже не замечаешь…

-А теплообмен? – спросил отец. - Ты же до позднего вечера пропадаешь на улице. И я бы не тревожился, если бы ты была одета по погоде. Но разве можно ночами сидеть на лавочке в одной футболке? Даша, ночью на улице ещё холодно!

Посмотрев на родителей, я … хотела заорать матом, разбить что-нибудь, отомстить.

Или сделать Курьянову также больно, как он сделал мне.

Я поняла, что, несмотря на отсутствие секса, он уже поставил на мне свою печать – и я больна им, больна до такой степени, что это не вытравить. Но как же я хотела это сделать!

Мне хотелось наплевать на свои принципы, хотелось переспать с первым попавшимся мужиком – так, чтобы чужие, ничего не значащие прикосновения, стёрли бы поцелуи и нежные поглаживания Курьянова!

Я хотела, я мечтала это сделать!!!!!

……………………………… а вместо этого некрасиво разрыдалась прямо за столом.

-Тшшшш… - прошептала мама, обнимая меня. – Дима уйди.

- А что случилось-то? – забеспокоился отец. – Даша, что случилось?

-Уйди, - рыкнула мама, пока я продолжала заходиться в слезах. И лишь когда мы остались одни, она спросила:

-Тебе кто-то сделал больно?

Я кивнула.

- В Китае? Они там тебя к чему-то принуждали? – мама была сама осторожность. Я покачала головой.

-Нет, - протянула я сквозь рыдания. – Причем здесь Китай, мам!

-Тебя обидели здесь? – спросила мама. – Даша, начальник Андрея распускал руки?

Оторвавшись на минуту от мамы, я посмотрела ей в глаза, а потом на выдохе призналась:

-Он уехал, мам. Просто уехал.

Всё остальное мама поняла без слов.

-Ох, ты, горюшко….

Я уже давно была взрослой самостоятельно девицей, разменявший третий десяток лет, учительницей, наставляющей детей…. Но сейчас, примостившись на стуле так, что моя голова оказалась у мамы на коленях, я слушала тихую колыбельную… и с самым настоящим ужасом осознавала, что мне некому будет петь эту песню.

Потому что у меня никогда не будет детей от Курьянова.

Наревевшись с утра, я полдня провела в своей комнате, в одиночестве пялясь в потолок. А после обеда пришла мама и погнала меня на улицу – она как раз занималась посадками на «приобретённой» территории.

На улице было тепло, даже жарко; весеннее краснодарское солнце, наплевав на ковид, горести одной дерганой учительницы, и прочие невзгоды, весело и щедро сыпало своими лучами вокруг, почти насильно заставляя всех местных жителей смотреть на жизнь с позитивом.

Так, что я даже смогла взять себя в руки… и стоя на коленях, рыхлила почву.

-Дашунь, - услышала я хорошо знакомый мужской голос. А когда я подняла голову от грядок…

На меня, щурясь на солнце, смотрел Курьянов.

И я, приложив к лицу испачканные в земле руки, снова заревела.

Уже через пару мгновений меня подняли, прижали к хорошо знакомому (хотя и жестковатому) мужскому телу. Не обращая внимания на грязь и слезы, Курьянов целовал меня как сумасшедший, сокрушённо приговаривая между поцелуями:

-До чего ты себя довела, Дашка? Я же тебе всё объяснил! - и уже куда более возмущенно: - Дашунь, ты что, с момента моего отъезда, вообще ничего не ела – на сколько килограммов ты похудела, а?

Странные серые –с черным оттенком– глаза внимательно осмотрели меня с ног до головы.

-Я думала, что ты не вернёшься, - произнесла я тихо.

-Как ты могла такое подумать? – нахмурился Михаил.- Я же тебе всё объяснил…

Проведя большим пальцем по моим губам, он задумчиво произнес.

- Я бы вернулся, даже если бы ты этого не захотела, - как-то грустно усмехнулся он. – Я был готов воспользоваться своей властью, деньгами, положением, но удержать тебя возле себя. Ты слишком глубоко вошла мне под кожу, девочка.

Мне хотелось верить. Мне так хотелось в это верить!

Но я не могла не спросить.

-А как же Надин?

-Кто? – нахмурился Курьянов.

-Я смотрела передачу. Надин, дочка какого-то богатея…и кольцо, гостиница…

Курьянов фыркнул.

– Понятия не имею о чем ты. В любом случае, это бред. Неужели ты могла в это поверить?

Это было странно и даже глупо – вот так выяснять отношения посередине двора, на виду у всех. Я видела в окне дома встревоженное лицо мамы, затем заметила, как отец осторожно прикрывает форточку в своем кабинете…

А потом Курьянов вытеснил всё. Обняв меня, он принялся за объяснения.