Арина Ларина - Невеста бальзаковского возраста
Побагровев от всплеска адреналина в организме, Настя торопливо запихнула в рот еще один лист и снова начала сосредоточенно двигать челюстями, чтобы не сморозить еще какую-нибудь чушь. А чушь, она это чувствовала, была где-то на подходе и так и рвалась наружу, чтобы опровергнуть загадочность хозяйки.
И что она в результате получила от совместного обеда? Какой-то невнятный намек на флирт, не совсем ясные комплименты вроде бы, а может, и не комплименты вовсе, и никакой информации об его отношении к Лизе и их будущему. Не спрашивать же прямым текстом, мол, а когда вы собираетесь жениться и готов ли ты платить моей сестре алименты! Или спросить? Почему бы и нет? Зато можно будет спать спокойно.
Все человеческие проблемы от того, что люди перестали друг с другом разговаривать. Разучились. Они что-то додумывают за оппонентов, выстраивают целые теории на основе пары случайных фраз или поступков, а нет бы прямым текстом спросить. Глядишь, и жизнь бы наладилась, и нервы были бы целы. Кстати, у мужчин это встречается гораздо реже. Они любят спросить что-нибудь эдакое прямо в лоб, в связи с чем постоянно конфликтуют с женщинами. Обусловлен сей факт тем, что дамы более мнительны, более ранимы, именно они и придумали подтексты в обычных диалогах и почему-то убеждены, что мужчины этот подтекст должны понимать. В общем, Настя тоже была сторонницей подтекстов и не нашла в себе моральных сил спросить прямо, оправдав себя формулировкой «в конце концов, это не мое дело!».
По дороге к кабинету к Насте снова примотался Няндомский. По логике, незамужнюю женщину на излете репродуктивного возраста такой экземпляр должен был интересовать со всех точек зрения: и время провести, и самооценку приподнять, да и забеременеть, если повезет. Может быть, она бы и заинтересовалась, только проблема была в том, что голова была занята совсем другим. И этого другого в голове было столько, что никакой молодой, красивый менеджер туда уже не помещался. Но помня настоятельное требование Дарьи «не профукать кадр», Настасья на автопилоте таскалась с ним то в кино, то на выставки. Происходило это по выходным – хорошо еще, что на неделе Алексей со своими ухаживаниями не перегибал, ограничиваясь улыбочками и комплиментами в офисе. Но сегодня он вышел за рамки обычной программы, прижав Настю к стене на виду у сытой и заскучавшей публики, неторопливо разбредавшейся из рабочего кафетерия на трудовую вахту, и строго спросив:
– Почему ты обедала с Бергерцевым?
При этом он так страшно шевелил бровями, что Настасья поневоле почувствовала себя изменщицей и начала зачем-то оправдываться:
– Так он сам сел, поговорить хотел. Между прочим, ты мог бы сам ко мне подсесть!
Вообще она любила обедать с бухгалтерией, а не с мужиками, и вариант этот брякнула просто так, поскольку лучшая защита – нападение. Но Алексей неожиданно подобрел и задумчиво согласился:
– Действительно, чего нам скрывать-то? Мы ж совершеннолетние.
– В смысле? – перепугалась Настя, мельком подумав, что после массового дефиле сотрудников мимо их разборки скрывать-то уже на самом деле нечего.
– Давай обедать вместе! – предложил Алексей таким тоном, словно это был как минимум намек на интим. А может, и был? Но Настя трусливо решила, что лучше намеков не понимать и продолжать строить из себя дуру. Самое страшное, что неотвратимо надвигалось Восьмое марта, и еще неизвестно, что юный ухажер решит ей преподнести в этот «судный» день. Хорошо еще, если не себя любимого. А вот что, если он подарит что-нибудь неприлично, запредельно дорогое и захочет, так сказать, адекватной отдачи?
Вздрогнув от «предвкушения счастья», Настя торопливо закивала:
– Да, давай обедать вместе, когда будет получаться. Нет проблем.
– Нет проблем, – странным, вопросительным эхом отозвался Няндомский и, аккуратно похлопав ее по плечу, пошагал к себе.
– Ну, ты даешь, – выпалила Валентина, едва Настя вернулась в кабинет. – Мы все в шоке!
– Да я сама в шоке, – согласилась Настасья. – Это не то, что вы подумали.
– А что мы подумали? – Валя решительно отпихнула от себя кипу бумаг, которые буквально мгновение назад внимательно изучала, и изобразила крайнюю степень внимания.
– Да кто ж вас знает, что вы там подумали, – путано пошла на попятный переводчица. – Валь, честно, давай не будем об этом, мне и так тошно.
– Тошно? – аж подпрыгнула соседка по комнате, добавив во взор еще больше любопытства. Хотя, казалось бы, куда уж больше. Оно там плескалось густо, как переваренный кисель.
– Ну, я не так выразилась. Голова сегодня сильно болит, – простонала Настя, отъехав за монитор и отгородившись от Валентины кипучей деятельностью. Обсуждать то, что у нее с Няндомским, не хотелось. Особенно учитывая, что Настасья и сама совершенно не понимала, что у нее с Алексеем. И есть ли что-то? Нет, конечно, что-то определенно есть, но вот что именно – огромный вопрос.
– Ты на Восьмое марта куда-нибудь собираешься? – спросила вечером Лиза. При этом она так старательно делала вид, что ей все равно, уйдет сестра или останется, что можно было не сомневаться – она собирается кого-то пригласить. И Настя даже знала кого!
– Только не вздумай приглашать Богдана к нам! – перепугалась Настасья, представив, как они будут встречать праздник втроем. А потом он останется ночевать, а утром вдруг выйдет в коридор, например, в трусах!
Да, рано или поздно это должно было случиться, просто Настя так старательно отгоняла от себя эти чудовищные картины, что в какой-то момент начала искренне верить, что все как-нибудь само рассосется, без особых душевных травм для нее. Например, Богдан просто заберет Лизавету, и они будут где-то там, далеко, жить долго и счастливо, без подробностей. А сама Настя уж как-нибудь постарается это пережить. И тут такая страшная действительность, прямо дубиной по темечку!
– Это общая квартира, – возмутилась Лиза. – Почему я не могу пригласить мужчину? Слушай, дай мне устроить личную жизнь, уйди куда-нибудь. Это в твоих же интересах. Женщина, которая встречает Международный женский день без мужика, потеряна для общества и для самой себя. Срочно организуй себе что-нибудь и исчезни. Я хочу интима и романтики.
– Какая личная жизнь? – взвилась Настя, стараясь не допускать мысли о том, что вот тут-то сестра отчасти права. – У тебя скоро пузо на нос полезет! Ты себе уже все устроила.
– А теперь хочу закрепить, – нагло отрезала сестрица.
Вообще-то, правильно. Разве Настя не переживала, что ребенка могут повесить на нее как на ближайшую платежеспособную родственницу? Разве не она подкатывала к Богдану, чтобы разведать его планы и намекнуть, что Лизу бросать нельзя? Так что теперь? Позавидовала? Не может довести доброе дело до конца?
