Арина Ларина - Невеста бальзаковского возраста
Как ни крути, снова получалось, что от Лизы надо бежать. И опять выходило, что бежать надо было раньше. Жить на этой пороховой бочке не хватало уже никаких нервов.
– И ты что, бросишь ее? – удивилась Даша, когда Настя приехала к ней плакаться. Конечно, можно было бы поговорить по телефону, но личная беседа с бутылочкой ликера всегда конструктивнее и приятнее. Не решишь проблемы, так хоть напьешься, и они временно сами забудутся. – Ну ты хоть скажи своей сестрице, что там с секретаршей уже все решено. Или нет, не говори. Ты лучше с Богданом аккуратно провентилируй вопрос.
– И кто мне это говорит! Тетка, которая сама все время требовала бросить Лизку и бежать куда глаза глядят, – изумилась Настя. – Ты ли это, Дашуля?
– Так ты ж сама себя сожрешь потом, – пояснила свой подход Дарья. – Да и не сможешь ты ее бросить. Говорить – одно, а сделать – другое. Не хватит у тебя моральных сил, если ты не будешь уверена, что ты свою Лизку не пристроила в хорошие руки. Так вот ты с «руками»-то поговори, уточни.
– Ну как я ему скажу, что она беременна? Может, она не хочет Богдану рассказывать! Это как-то совсем неприлично будет. Да и он тоже не обрадуется, если услышит это от меня. И кстати, если он собирается жениться на Лизе, то обрадуется, а если на Жене, то вряд ли. В общем, не хочу я в это лезть. У Жени тоже не спросить, она на меня смотрит, как голодная крольчиха на капустный лист, я ее боюсь – того гляди укусит. – Настя пригорюнилась и начала возить пальцем по столу. – Дашка, опять выхода нет. Как мне это надоело. Главное, ведь все проблемы – не мои. Хорошо тебе – нет никакой сестры, никому ничего не должна. А эта дура еще и Сашу своего потеряла. Если этот гад на Гоа, то она и замуж выйти не сможет. А Богдан, он, знаешь, такой правильный. Ему надо, чтобы свадьба…
– Да откуда тебе знать, – усмехнулась Даша. – Ты опять его идеализируешь. Вон он, твой правильный, всем предложение сделал, а тебе цветы преподнес. Кстати, а Лизка с цветами со свиданок приходит?
– Нет, – подумав, удивленно припомнила Настя. – Странно.
– Да ничего странного. У него к каждой свой подход. Или этому есть такое объяснение, до которого мы в нетрезвом виде фиг додумаемся, – рассудительно предположила Дарья.
Если б Даша только знала, насколько она в очередной раза оказалась права.
Богдан с аппетитом ел суп, изредка поглядывая на ковырявшуюся в салате Настю. Вообще-то, она хотела взять жареные крылышки, но при нем постеснялась. Сейчас важнее было разобраться с мучившими ее вопросами, нежели вкусно поесть. И если уж не врать хотя бы самой себе, во-первых, что бы он подумал, увидев, как барышня грызет холестериновую курицу, – не романтично как минимум, а как максимум – вообще моветон. И во-вторых, как разговаривать во время еды? Жуя и чавкая, что ли? Нет-нет, разумеется, ей нет дела до того, что там он о ней подумает, но… В конце концов надо разобраться с его планами на жизнь.
– Богдан, а ты детей любишь? – неожиданно даже для самой себя брякнула Настя.
Нет, ну это ж надо! Всю ночь придумывать, как и что она будет говорить, чтобы намеки были максимально тонкими и туманными, чтобы выведать как можно больше, – и нате вам! Тоньше некуда! Осталось только сварливо-базарным голосом начать уточнять размеры алиментов для Лизаветы. Молодец! Мастер переговоров и звезда дипломатии.
– Не уверен, – честно ответил Богдан, предварительно подумав. – То есть вообще люблю, но только когда они меня не трогают.
– В каком смысле? – смешалась Настя. – Какие дети тебя трогают?
– Да пока никакие, – улыбнулся он. – Просто не люблю, когда в гостях кого-нибудь надо успокаивать, хвалить – не умею я хвалить, если мне не нравится, как ребенок поет или если он шепеляво рассказал стих. Я вот лучше могу, но я же не лезу выступать. В общем, не люблю, когда мне навязывают чужих детей. Я уже по твоему лицу вижу, что сморозил что-то ужасное. Ты пойми, я тебе врать не хочу. Раз ты спросила, я ответил. Ведь для тебя это почему-то важно, да? Женщины просто так подобные вопросы не задают?
«Вот я влипла!» – прижала уши Настасья и начала с преувеличенным усердием ворошить салатные листья.
– Настя, я тебя разочаровал? – Богдан отодвинул тарелку и попытался заглянуть ей в глаза. Ничего у него не вышло, так как собеседница отчаянно косила, словно загнанный лисой заяц.
– Просто вдруг передачу вспомнила, – довольно коряво соврала Настасья, не придумав ничего более приемлемого. – Там говорили про детей, про человеческую психологию, про то, что отцы не платят алименты и почему так происходит.
Мысленно простонав, она затолкала в рот здоровенный лист салата и, аж прослезившись, начала его старательно жевать. Это было всяко лучше, чем выдавать подобные перлы. Главное, такой тонкий намек! Так бы и заклеила сама себе рот каким-нибудь суперклеем. Вот почему в присутствии Богдана она так стремительно и необратимо глупеет? Ведь в обычной жизни она вполне уравновешенная, неглупая тетка, а с Богданом ведет себя, как малолетняя школярка, выпрашивающая у мамы помаду.
– Это какая-то логическая цепь, в которую я затесался, или у тебя просто со мной именно такие ассоциации? – ухмыльнулся шеф, простодушно улыбаясь. Наверняка он знал, как ему идет эта улыбка. И без того довольно интересный внешне, улыбаясь, Богдан превращался и вовсе в писаного красавца.
«И угораздило же меня в такого влюбиться!» – сумрачно констатировала Настя, пытаясь проглотить безвкусную китайскую капусту.
– Мне действительно интересно, – после паузы уточнил Богдан, чтобы не оставить ей путей для отступления.
– Это что-то на уровне подсознания, – выдала Настасья самую, на ее взгляд, нейтральную версию. – Сама не знаю, почему вдруг спросила. Но раз уж мы обедаем вместе, почему бы не поболтать? Это мы с Лизой сегодня утром как раз обсуждали мужскую психологию.
– И к какому выводу пришли? – оживился Богдан. – Привет ей, кстати.
– Непременно передам, – желчно, как ей показалось, ответила Настя. – Ни к какому выводу не пришли. Женщины не понимают мужчин, а мужчины – женщин. Какие уж тут могут быть выводы? Тысячелетняя практика породила массу теорий, и ни одна из них не имеет права считаться универсальной.
– Это верно. Вот, например, ты для меня – загадка. – Богдан сыто откинулся на стуле. – Знаешь, у меня в детстве был кубик Рубика. Страшный дефицит по тем временам, но мама достала. Я так и не научился его собирать. Разобрал в одну минуту, а собрать заново не смог. Крутил, вертел, измучился, а так и не разгадал секрет. Целый год пытался, в журнале даже печатали схему сборки, но я хотел сам. Упрямый был, как осел. В результате пришлось отодрать от него цветные наклейки и переклеить, чтобы кубик снова выглядел целым. Только после этого я немного успокоился. Так вот ты представляешься мне такой же головоломкой: чем больше я с тобой разговариваю, тем сложнее и загадочнее ты мне кажешься. И это скорее хорошо, чем плохо.
