Три месяца на любовь (СИ) - Евстигнеева Алиса
— Свет, ну хватит, — почти беспомощно попросил Француз, вздрогнув после моего мечтательно-несчастного вздоха ему под футболку и тем самым вернув меня на грешную землю. Его рука успокаивающе прошлась по моей спине.
— Не могу, — в пятитысячный раз за сегодня шмыгнула я носом. — Это сильнее меня. Весь день реву и не могу остановиться.
— И как часто с тобой такое бывает?
Я задумалась, после чего выдала абсолютно гениальное:
— Раз в месяц. Чёртов ПМС.
Исаев крякнул.
— Интересный у вас организм, Светлана Анатольевна. Сначала у вас месячные начинаются, а уже потом ПМС.
Неохотно оторвавшись от его груди, многозначительно заглянула ему в глаза.
— Ты же сам всё прекрасно понял.
— Я-то понял, — расплылся он в наглой улыбке, — но хочу, чтобы ты сама в этом призналась.
— А я не хочу.
— А надо.
Сморщила нос, продолжая играть с ним гляделки, правда, уже через полминуты проиграла, поддавшись его природному магнетизму.
— Ладно, — зажмурилась. — Я тебе соврала. Не было у меня никаких… критических дней.
— Вот. И как тебе после этого верить?! — театрально возмутился он. — Считай, что ты сожгла все мосты доверия между нами…
Пришлось слегка пнуть его по икре, чтобы не заигрывался.
— Сам виноват.
Воспоминания о том неудачном вечере тут же понизили степень моего оптимизма.
— Виноват, — не стал спорить. — Просто… я не сильно люблю эту тему развивать.
— Про Анечку? — ехидно изогнула бровь.
— Про Анечку, — обреченно стравил он воздух из лёгких, после чего махнул рукой и заговорил довольно-таки скоро: — Да там особо и рассказывать-то нечего. Жила-была девочка Аня — умница, комсомолка, спортсменка, наконец, просто красавица. Помнишь, я тебе рассказывал, как стал Французом? Так вот, примерно тогда мы и познакомились с ней. Она с родителями жила на одной с нами лестничной площадке, ну а я… Как увидел её, так и влюбился с первого взгляда.
Жадно слушала его речь, боясь пропустить хотя бы слово.
— Выдохни, — посоветовал Исаев, ощутив, как я нервно заёрзала на его коленях. — У нас никогда ничего не было. Даже не целовались ни разу. Я восхищался со стороны, иногда носил портфель до дома, а в старших классах помогал сдавать лабораторные по информатике. На этом, в принципе, всё.
— А почему? — искренне удивилась я: в моей голове просто не укладывалось, как можно не хотеть ничего с Исаевым.
— Ты меня видела — мама же фотки показывала.
— И-и-и? — не поняла, к чему он клонит.
— Я же был задрот обыкновенный — в очках, прыщах и рубашке в клеточку.
Память услужливо воспроизвела образ худосочного парнишки с фотографии, которую мне показывала Татьяна Викторовна. Но всё равно, что-то у меня в этой картинке не складывалось.
— Нормальный ребёнок, — буркнула я, отчего-то ощутив обиду за маленького Андрюшку.
— Возможно, но, поверь мне, бабы таким не дают. По крайней мере в юности, пока ботаник не заработает свой первый миллион.
Ещё один пинок в щиколотку.
— Фу, как грубо!
— Зато жизненно, — фыркнул он, после чего завис на какое-то мгновение, глянув на меня с удивлением.
— Ты хорошо меня услышала?
— Про то, что тебе бабы не давали? К сожалению, да.
— А про миллион?
— А что миллион? — вконец запуталась я.
— В этом месте все обычно спрашивают, заработал ли я его.
Посмотрела на него как на идиота, всем своим видом говоря: «Ну это же очевидно», ведь стоило только вспомнить его машину и квартиру — по нынешним ценам они явно стоили намного дороже этого самого его миллиона. Но, если честно, сейчас меня больше волновало совсем не это.
— То есть ты всем рассказываешь историю про Анечку?
— Нет, но про своё задротское детство я люблю поведать.
И вот тут-то до меня дошло.
— Паша!
— Я — Андрей, — продолжал он потешаться надо мной, но я старательно делала вид, что не замечаю.
— Да нет же. Ты сам рассказывал, как ты с Пашкой познакомился, как соврал одноклассникам, что учил французский… Как-то не сильно с образом ботаника вяжется.
— А, это, — махнул он рукой. — Да я и не был никогда заучкой, впрочем, как и паинькой, просто выглядел так… нереспектабельно. Дух же авантюризма всегда был при мне. Знаешь, как мы потом с Пахой зажигали?
— Нет, и не хочу знать, — мысленно послала привет Савицким. — И вообще, не заговаривай меня. Что там с Анечкой?
— Я же тебе говорю, что ничего. Влюбился в соседскую девочку, в десятом классе был вежливо, но настойчиво послан. Я пережил, родители уверены в обратном.
— А почему?
— Не знаю, — пожал плечами, — наверное, потому, что с тех самых пор больше ни разу не был замечен ни в каких отношениях.
***
Андрей таскал мои многочисленные коробки в машину, а я стояла у открытого багажника и улыбалась, в промежутке между очередной партией улучив момент и набрав короткое сообщение брату: «Спасибо».
***
Вечер мы провели в кино на последнем ряду, лениво поглядывая на экран в перерывах между поцелуями. Поэтому, если вы спросите меня, о чём был фильм, я вряд ли смогу рассказать.
После меня доставили домой, благонравно чмокнув в лоб и отправив отсыпаться.
— А-а-а… — растерянно протянула я, отчего-то почувствовав себя обманутой.
— Тебе напомнить? — ехидно изогнул бровь Исаев. — У тебя то ли ПМС, то ли критические дни…
Вот тут я психанула по-настоящему и попыталась запустить в этого гада яблоком, которое так удачно подвернулось под руку, пока я пыталась нащупать ключи от дома на дне сумки. А он возьми и увернись, ещё и ржать начал. Самодовольно.
— Боже, — простонала, задрав голову к небу. — Угораздило же связаться с дебилом!
— Это знак, — хмыкнул мой «дебил», притянув меня к себе и шепнув мне на ушко: — Свет, у меня ещё куча срочной работы. Считай, днём ничего не сделал. Придётся сегодня поднапрячься и завтра тоже. А на выходных отпразднуем твой отпуск, нас Серёга с Лерой твоей на дачу зовут. Тогда всё и наверстаем, обещаю.
Я тяжко вздохнула, так и не сказав ему, что как раз через два дня мы ничего и не наверстаем.
***
Выходные на даче у Литвинова удались на славу.
По крайней мере, мы с Лерой решили именно так, чего нельзя сказать о бедном Исаеве, который таки дождался начала моего цикла.
— Я теперь понимаю, почему эти дни называются критическими, — пробухтел в один из вечеров, когда мы целомудренно укладывались спать на старой панцирной кровати в дачном домике, принадлежащем родителям Серёги.
Утром в воскресенье мужики с рассветом свалили на рыбалку, а мы с Крутиковой расположились в шезлонгах, установленных на импровизированном газоне подле небольшого каркасного бассейна. Вообще весь дачный участок представлял собой поразительный микс из советского прошлого и современной огородной моды.
— Хорошо здесь, — потянулась Лерка, подставляя солнцу свои идеально-бесконечные ноги. На ней был достаточно откровенный купальник, вызвавший во мне лёгкий укол зависти — мне с моей фигурой оставалось только мечтать о таком.
Мой выбор для отдыха на природе пал на чёрные шорты и широкую зелёную футболку под цвет глаз. В последнее время едва ли не вся моя одежда принадлежала именно этой стороне палитры.
— Хорошо, — согласилась с подругой. И даже не покривила душой. Впервые за долгое время мне действительно было… спокойно.
Лера окинула меня оценивающим взглядом, словно решая, можно ли верить моим словам. После чего резюмировала:
— А всё-таки здорово, что вы с Андрюхой помирились.
Я задумчиво покивала головой, уже предчувствуя, что подруга взяла стойку и допроса мне не избежать.
В итоге через каких-то полчаса Крутикова знала все подробности последних дней, начиная с неудачного ужина у Исаевых-старших.
За это время её лицо успело сменить целую гамму эмоций.
— И что, — подбоченилась Лера, — ты веришь тому, что у него с этой «Анечкой», — имя бывшей соседки Француза было произнесено с максимальной долей ехидства, — ничего не было?
