Измена. Искры над пеплом (СИ) - Диана Шторм
Распаляю её одной рукой, а другой ширинку на своих джинсах расстегиваю. Катя стонет, выгибается дугой, подаётся навстречу.
— Люблю тебя, — шелестит между задыхающимися всхлипами.
Сука, у меня чуть всё не падает. Какая, к чертям, любовь?! О чём она вообще?! Ну нахрена так обламывать-то?!
Бесцеремонно хватаю её за загривок, зажимаю в кулаке растрепавшиеся волосы, дёргаю на себя, заставляю склониться, недвусмысленно даю понять, что ей делать следует.
Она дёргается сначала, отстраниться пытается. Напираю, буквально одеваю её рот на свой член. Вхожу в неё глубоко, до упора. Она хрипит, булькает, подёргивается всем телом. Давлю ей на затылок, не давая вырваться. И отпускаю, лишь когда она краснеет вся.
Девчонка отплёвывается, судорожно глотает воздух. Не давая ей опомниться опять загибаю, давлю, насаживаю. Рывок, ещё, ещё… В голове темнеет, а потом взрывается ослепительным фонтаном наслаждения. Содрогаюсь от болезненно-сладкого выплеска. Пиздец, как круто!
— Глотай! — приказываю тоном, не терпящим возражений.
Она подчиняется. Смотрю на неё, кайфую от ощущения полного всевластия. Кроме того, закрадывается одна мыслишка: не похоже, что ей ранее оральным сексом заниматься доводилось.
— Ты до этого у кого-нибудь в рот брала? — по её виду и так всё понятно, но решаю потешить собственное самолюбие.
— Нет, у меня вообще никогда ни с кем ничего не было… — шепчет она еле слышно, впериваясь в меня огромными, полными слёз глазами, — Мить… Ты меня любишь?
Сидит, в рот мне смотрит, ждёт ответ на свой вопрос. Жалкая, растерянная, ошалевшая от случившегося… И куда только всё её пресловутое блядство испарилось? Куда делась та, развязная и вульгарная девка, которая меня две недели активно совращала?
— Конечно люблю, котёнок, — отвечаю ей вкрадчиво, подавляя усмешку. Нет смысла её сейчас отпугивать, а то, не ровен час, побежит ещё к Машуле каяться. А это мне вот совсем ни к чему. Да и у меня для неё ещё много чего интересного припасено. Я же её пригубил только, даже распробовать толком не успел… Касаюсь ладонью её щеки, добавляю печально, — Но ты должна понимать, что Маше о нашей любви знать пока не нужно. Твоя сестра ребёнка ждёт… Я не могу её сейчас бросить.
Делаю грустную мину, наполняю голос нотками боли и обречённости — ни дать ни взять безнадёжно влюблённый перед лицом непреодолимых обстоятельств:
— Я не хотел этого, но не мог больше сдерживаться. Ты мне снилась каждую ночь, все мысли только о тебе были. И прости, что я так на тебя набросился. Просто у меня от тебя крышу напрочь сносит. У нас же с Машей уже давно всё плохо. Наш с ней брак был ошибкой. Теперь, встретив тебя, я это очень чётко понимаю. Ты пробудила во мне истинные чувства. Благодаря тебе я наконец ощутил, что значит любить и быть любимым. Ты — огненная, живая, страстная, а она — холодная как лёд, во всех смыслах…
— А мне казалось, что она тебя тоже любит, — робко встревает в мой монолог Катя.
— Любит? Нет, Катюша, к сожалению это не так. Она любит лишь мои деньги… Но хватит о грустном. Тебе на учёбу сегодня обязательно? Может быть пропустишь разок? Сходили бы в ресторан, посидели вместе в приятной обстановке. Как ты к такому предложению относишься?
Она расплывается в счастливой улыбке. Не возражает, соглашается радостно. Как же легко ею манипулировать! Окончательно понимаю, что на её счёт мне волноваться вообще не стоит. При грамотном подходе, эта коза любой мой каприз выполнит.
Глава 44
Катя
Ненавижу её! Эгоистичная, бесчувственная дрянь, только о себе думающая!
Папа, в своё время, был абсолютно прав: порченную кровь никаким воспитанием не очистишь. Уж он-то знал, о чём говорит. Долго пытался из неё «человека» вылепить. А в ответ что? Она его хоть раз поблагодарила, за то, что он её столько лет содержал, кормил, поил? Ага, как же! От неё только жалобы в его адрес и можно было услышать. Вечно всем недовольная. Обижают её, видите ли! Раз так отец её не устраивал, то и катилась бы к старикам или к своему родному папаше жить. Нет же, присосалась пиявкой. Ныла, но, пока было выгодно, и не думала из дома слинять.
Мне, маленькой, мозги запудрила. Воспользовалась детской доверчивостью, привязала к себе. А я же ей так верила! Жалела её, перед отцом выгораживала. Даже к папе относится хуже стала. Мне тогда казалось, что он с ней несправедлив. И это понятно: в то время Катя для меня всем была — мой идол, кумир, самая чудесная сестра в мире.
Как же я её любила! Дня без неё прожить не могла. Когда она на лето уезжала, я не то, что дни — часы до её возвращения отсчитывала. Чувствовала себя брошенной и одинокой. Ночью, когда особенно тоскливо становилось, забиралась в её пустую постель и представляла, что вот сейчас она войдет в комнату, ляжет рядом, обнимет, выслушает…Представляла, как чудесно было бы проговорить до полуночи, притворяясь спящими, когда мать в комнату заглядывает, а потом и вправду незаметно заснуть, прижавшись друг к дружке…
Я была уверена, что Маша тоже меня любит. И она эту болезненную привязанность всячески поощряла. Эта расчётливая дрянь сумела нужные ключики к моему сердцу подобрать. Изображала любовь и заботу. Это я потом уже поняла, что, самом-то деле, ей на меня всегда пофиг было. Просто она приспосабливалась так. Использовала меня для собственного удобства и выгоды. Ну а что? Удобно же, иметь персонального, безоглядно преданного миньона!
Папа её и правда особо не баловал. Но оно и понятно: зная какая там наследственность, он просто боялся окончательно её испортить. Но она быстро просекла, что всего желаемого, через меня добиться сможет. И пользовалась этим по полной. Походы в парк развлечений, в кино, в зоопарк — всё через Катю выбивалось. Игрушки какие-то, гитара, вкусняшки — тоже Катя, якобы для себя, у отца выпрашивала. Скорее всего она бы и шмотки так дёргала, но я была почти на девять лет её младше, поэтому, в этом плане, ей обломаться пришлось — не совпадали размерчики.
И ведь как же ловко она всего
