Тишина (ЛП) - Блэр Э. К.

— Дай мне посмотреть на тебя еще раз, — говорит он, когда отстраняется и опускает голову до моего уровня.

У него размытые цвета и линии, и когда я моргаю, он обретает четкость только для того, чтобы снова раствориться. Слезы продолжают литься и капать, когда он вытирает мои щеки большими пальцами. Мои руки вцепляются в его бока, и я мучительно плачу.

— Я так скучала по тебе, папа.

— О, милая, я скучал по тебе еще больше. Боль от потери тебя... Я чувствую это каждую секунду каждого дня.

— Тогда почему? Почему ты никогда не приходил за мной?

— О, принцесса, — вздыхает он, опустив голову. — Я хотел. Так много раз я хотел этого.

— Тогда почему ты этого не сделал?

Что—то внутри меня меняется, и вся боль и гнев начинают подниматься сквозь огромную радость, которую я испытываю, находясь в его объятиях. Они сталкиваются и сражаются, и когда он смотрит на меня, я делаю шаг назад и огрызаюсь:

— Ты бросил меня!

Деклан берет меня за руку, в то время как мой отец смотрит на меня, утопая в видимом стыде.

— Дорогая...

— Ты был мне нужен, — бросаю я ему. — Ты был нужен мне с того дня, как я потеряла тебя!

— Мне так жаль, милая. Почему бы нам не сесть и не поговорить?

Я поворачиваюсь к Деклану, качая головой, и он подбадривает:

— Ничего из того, что ты скажешь, не будет неправильным. Я не позволю тебе развалиться на части, хорошо?

Прислонив мою голову к своей груди, он откидывает мои волосы назад и целует меня в макушку, прежде чем положить руку мне на спину.

— Пойдем присядем.

Мы идем в гостиную, и я сажусь рядом с отцом на диван, а Деклан садится по другую сторону от меня, протягивает руку моему отцу и говорит:

— Кстати, меня зовут Деклан.

Мой отец пожимает ему руку, отвечая:

— Ашер.

— Это не твое имя, — обвиняю я, мой голос все еще дрожит от переполняющих эмоций, когда я смотрю ему в глаза. Я изо всех сил пытаюсь взять себя в руки, но не могу остановить поток новых слез, которые льются.

Деклан кладет руку мне на ногу, а папа держит мои руки в своих. Я наблюдаю, как он делает глубокий вдох, прежде чем сказать:

— Я не уверен, что сказать или с чего начать. Я никогда не думал, что когда-нибудь буду сидеть рядом с тобой, смотреть в твои глаза, держать тебя за руки, слышать твой голос.

— Ты мог бы. Все эти годы ты мог бы заполучить меня. Но вместо этого ты оставил меня сражаться с этим миром в одиночку.

— Ты должна поверить мне, когда я говорю тебе, что это последнее, что я когда-либо хотел сделать.

— Но ты все равно это сделал.

Он снова опускает голову, и я хорошо вижу его глаза.

— Мне нужно, чтобы ты сказал мне почему, — настаиваю я. — Мне нужно знать, почему ты бросил меня.

— Я не бросал тебя, милая.

Он моргает, и пара слезинок скатывается по его старческим щекам.

— Ты сделал это! — Я набрасываюсь на него, вырывая свои руки из его. — Ты здесь! Живой! И живешь в гребаной лжи! — Я прерывисто вздыхаю, встаю и прохаживаюсь по комнате, прежде чем закричать:

— У тебя целая семья! Я видела их! Сын и гребаная дочь! — Схватившись за голову руками, я встаю и смотрю на него. — Ты просто... ты просто заменил меня, как будто меня никогда не существовало. Как будто я никогда не имела значения.

— Никто никогда не сможет заменить тебя, — утверждает он, вставая и подходя ко мне.

— Я просто забытое ничтожество.

— Я никогда не забывал тебя, — говорит он, начиная расстегивать верхнюю часть своей рубашки. — Ты всегда была со мной.

Когда его воротник и рубашка начинают расстегиваться, я вижу чернильную татуировку, и когда он обнажает грудь, я перестаю дышать.

Там, поперек его груди, от плеча до плеча, мое имя выбито на его коже крупным шрифтом.

— Даже если бы я захотел, я никогда не смог бы забыть о тебе.

Я протягиваю руку и провожу пальцами по буквам своего имени.

— Когда ты...?

— Вскоре после того, как меня отправили в тюрьму. Я попросил своего сокамерника сделать это.

Я прижимаю руку к его груди и чувствую, как его сердце бьется в моей ладони.

— Я не понимаю. Мне сказали, что ты там умер.

Он снова застегивает рубашку и спрашивает:

— Ты позволишь мне объяснить?

Я киваю, и он держит меня за руку, пока мы идем обратно к дивану, где все еще сидит Деклан. Мой отец держит мою руку в своей, а Деклан обнимает меня за талию, когда я смотрю на своего отца.

— Они сказали тебе, почему я попал в тюрьму, верно?

— Торговля оружием.

Он кивает.

— Через семь лет после моего приговора федералы пришли встретиться со мной. Похоже, что один из пистолетов был использован для убийства четырех правительственных чиновников из Целевой группы Соединенных Штатов по борьбе с незаконным оборотом оружия, когда они находились в Аргентине, чтобы арестовать один из местных крупных наркокартелей, — объясняет он. — Все оружие, которое прошло через меня, было проверено, чтобы убедиться, что серийные номера были правильно сбриты, но, когда вы работаете с уличными бегунами, ошибки неизбежны. Как бы то ни было, федералы предложили мне сделку о признании вины. Я передаю имена в обмен на немедленное освобождение. Я знал, что рискую, но я бы прошел через расстрельную команду, чтобы вернуть тебя, — горячо говорит он, и я крепче сжимаю его руку.

— Так что же произошло?

— Оказывается, это была уловка, — рассказывает он. — Как только я передал имена, мне дали два варианта: немедленно перейти в программу защиты свидетелей или вернуться в свою камеру. Если бы я вернулся в свою камеру, я был бы мертв в течение нескольких дней, я был наркоманом и некоторые из тех парней, с которыми я был там, были каким—то образом связаны с именами, которые я только что назвал федералам. — Он берет мою другую руку в свою и пристально смотрит на меня. — Они использовали тебя, чтобы добраться до меня, принцесса. С того момента я знал, что больше никогда тебя не увижу и мне все равно казалось, что меня убивают, потому что моя жизнь не существовала без тебя.

— А место твоей могилы?

— Поскольку уровень угрозы моей жизни был настолько велик, федералы сочли за лучшее инсценировать мою смерть. Я умолял их позволить мне взять тебя с собой в программу, но они отказались. Мои руки были связаны. Хотя какая—то часть меня думала, что так будет лучше для тебя. Я подумал, что это даст тебе успокоение, а не то я просто исчезну без следа. — Ему требуется мгновение, чтобы собраться с мыслями, прежде чем сказать: — И вот ты здесь. Совсем взрослая и такая великолепная.

Я продолжаю проливать душевную боль, когда воспоминания о том дне, когда мне сказали, что он умер, слезы падают с моих глаз и стекают по моему лицу. Я помню, как лежала в постели с Пиком. Он обнимал меня часами, пока я рыдала.

— Они заверили меня, что ты в хорошей семье и что у тебя даже есть приемный брат.

Рука Деклана внезапно сжимается на моей ноге, он думает, что я собираюсь рассказать отцу о своих страданиях. Часть меня хочет этого, потому что это была ложь, я не была в хорошем доме, и негодование от того, что могло бы быть, гноится во мне. Я хочу рассказать ему о пытках, которые я перенесла, чтобы я могла дать ему этим пощечину. Я в ярости из—за того, что меня обманули и лишили той хорошей жизни, которая, как он предполагал, у меня была.

Но я не собираюсь говорить ему, я не могу. Я должна солгать, потому что говорить ему правду было бы бесполезно. С прошлым покончено, и его нельзя изменить, ему было бы только больно это знать, и, в конце концов, я просто хочу его любви.

— Они сказали мне, что ты счастлива и процветаешь.

Я заставляю себя улыбнуться.

— Да, я была счастлива.

— А твои приемные родители... они были добры к тебе?

— Ммм—ммм, — отвечаю я и киваю. — Обо мне хорошо заботились.

Ложь ржавым шипом пронзает мои вены, видеть облегчение в его глазах почти изнурительно.

— Вы все еще близки?

— Нет. Они умерли, — говорю я ему. — И мой брат тоже.