Многогранники - Способина Наталья "Ledi Fiona"

Они молча спустились с третьего этажа, дошли до охраны, где Крестовский отдал ключ и продемонстрировал охраннику якобы забытый телефон. Маша поймала себя на мысли, что молчать с ним было уютно. Совсем не так, как с Димкой. За молчанием того скрывалась бездна, а за молчанием Крестовского словно пряталось солнышко. Наверное, поэтому Маше тоже хотелось улыбаться.

— Полагаю, я должен проводить тебя до метро? — совершенно серьезно уточнил Крестовский, будто они были друзьями и ему вправду понадобилась помощь в том, чтобы понять, как себя вести. Маша не стала комментировать вновь проскочившее «полагаю» и, улыбнувшись, ответила:

— Нет, достаточно того, что храбрый рыцарь вызволил даму из крепости.

— Да я меняю статус на глазах! — восхитился Крестовский. — За десять минут от недобитой панды до храброго рыцаря.

— За два с половиной дня, — спустила его с небес на землю Маша.

В ответ Крестовский прищурился, но промолчал.

— Перешли мне фотки, — попросила Маша.

— Я подумаю, — ответил этот… панда и, сверкнув улыбкой, направился к своей машине.

Глава 14

Я — часть сверхновой, что светит мгновенье.

Мяч не шел в ворота. До конца матча оставалось минут семь, и Роман уже смирился с проигрышем «Арсенала». Телефон без конца пиликал входящими сообщениями: лондонские друзья болели в общем чате. Стив то и дело присылал ругательства в личную переписку, и Роман утешал его как мог.

По правде, он предпочел бы провести этот вечер в компании Стива, и лучше всего — на стадионе, но так тоже было неплохо. Пока по полю бегали игроки любимого клуба, пытаясь хотя бы размочить счет на последних минутах, а в чате шло бурление, казалось, что нет никакой Москвы и бреда последних четырех дней тоже нет.

После финального свистка сообщения посыпались со скоростью света. Стив по-прежнему выражался нецензурно, только теперь уже жег в общем чате. Народ слал селфи с пивом, клубными шарфами и пиццей.

Роману тоже пришлось присоединиться, и после демонстрации его разбитого носа тема футбола перестала быть актуальной минут на десять. Он поначалу принялся отвечать текстом, а потом плюнул и записал голосовое с рассказом о том, как его сбил медведь с балалайкой. Мол, ехал, гад, на велосипеде по тротуару, игнорируя ПДД, а ему, Роману, ходить теперь с разбитым фейсом.

Народ, конечно, поржал, но с некоторой осторожностью, потому что мало ли, вдруг и правда. Роман уже оставил попытки развеять стереотипы в среде английских друзей и теперь регулярно рассказывал об ушанках, медведях и балалайках.

Стив прислал в приват: «Кто тебя так?»

После нескольких минут раздумий Роман ответил: «Волков».

Стив позвонил. В итоге Роману пришлось рассказывать о мутной истории с девушкой Волкова, о недосвидании на палубе, о том, что Волков вчера съездил ему по морде, а сегодня, кажется, чудом удержался от того, чтобы это повторить. Вот только рассказывать, что его собственная девушка заказала слежку и теперь рассылает страждущим весьма двусмысленные фото, Роман не стал, потому что Стив непременно начал бы ржать, что Роман умудряется каждый раз вляпаться в какие-то двусмысленные истории и все они связаны с девушками Волкова. Впрочем, Стив и так поржал: сказал, что Волков — это Романовы пять йен[1], поэтому надо просто смириться и беречь нос.

Они проболтали больше часа, пока в кампус не явилась тьютор и не стала грозить Стиву отчислением из школы. Сколько Роман себя помнил, миссис Меган всегда их этим пугала, но никого так и не отчислили. Если бы не переезд, Роман слушал бы эти угрозы еще как минимум год. Это здесь он уже был студентом, а в Англии еще оставался бы относительно беззаботным школьником.

Разморенный пивом Стив глупо ржал и норовил подсунуть тьютору телефон. Роман тоже ржал, потому что, глядя на пьяного Стива, ржали все. Даже миссис Меган. В конце концов Стиву все же удалось впихнуть ей свой смартфон. Сначала весь экран занял внушительный бюст под клетчатой водолазкой, потом уже — широкая улыбка тьютора.

— Роман! Солнышко! Кто тебя так?

— Медведь с балалайкой, — отрапортовал Роман.

Миссис Меган театрально прижала ладонь ко рту. Она была темнокожей, и в скудном освещении комнаты Стива Роман едва различал ее черты.

Они поболтали минут десять, пока Стив убирал последствия просмотра футбольного матча. Миссис Меган включила верхний свет, и Роман видел, как позади нее Стив таскает к выходу коробки из-под пиццы и бутылки из-под пива. По количеству тары Роман понял, что Стив был в комнате не один, и его это немного расстроило, потому что это были его место, его комната и его жизнь.

Разговор с тьютором, которому Роман сначала искренне обрадовался, в итоге привел к тому, что на душе стало еще паршивее, чем было. Роману дико захотелось в свою старую комнату в кампусе. Болтать по полночи со Стивом, ходить на уроки, вернуться к теннису…

За последние несколько дней стало очевидно, что его жизнь абсолютно вышла из-под контроля, потому что он, предоставленный самому себе, творит какую-то ерунду. Он обещал отцу не тусить по ночным клубам и иметь голову на плечах и сдерживал обещание: за все время пребывания в Москве он ходил в клубы от силы раз пять, сопровождая Юлу, вредными привычками вроде бы тоже пока не обзавелся. Но в итоге все равно оказался втянутым в разборки.

На часах было около двух, когда Роман добрался наконец до постели. Сон снова не шел, и это уже стало привычным. Хорошо хоть, в универ он теперь до пятницы не собирался. От этой мысли тоже было неуютно. Поворочавшись с боку на бок минут тридцать, Роман включил лампу и взял с тумбочки телефон. Юла порой звонила или писала ему среди ночи, когда ей не спалось. Иногда по поводу, как, например, вчера, но чаще просто так. Роман тоже хотел бы иметь такую возможность — позвонить кому-то среди ночи. Он открыл чат с Юлой, и в глаза бросились фото, с которых началась их ссора вчера ночью. Признаться, Юла просто убила его этим поступком. Если они вместе, то должны друг другу доверять, разве нет? Роман ведь не сделал ничего предосудительного. Это был просто ужин.

Роман развернул фото на полный экран и долго смотрел на Машу. Маша здесь была красивая. Обычная в повседневной жизни, при свете свечей она стала похожа на героиню романов Остин и смотрела так, что Роман не мог перестать пялиться на фото, хоть это и было неправильно. В голове всплыли воспоминания о неприятной истории из ее детства, и снова накатило непреодолимое желание ее защищать. Роман даже не слишком переживал бы по этому поводу, потому что защитить девушку, попавшую в беду, было естественным — его так воспитали. Пугало то, что в случае с Машей сюда примешивались ненужные эмоции.

Роман поморщился и, выйдя из чата с Юлой, перешел в чат с одноклассниками. Здесь все еще обсуждали футбол. Роман оставил пару сообщений и отложил телефон.

Заложив руки за голову, он уставился в потолок, думая о том, что бешенство Волкова можно было понять. Все это выглядело повторением дурацкой истории с Эммой. С той лишь разницей, что тогда это был спор между пятнадцатилетними придурками о том, сможет ли Роман переключить на себя внимание Эммы. Дурацкая проверка, которую Эмма не прошла, стоила дружбы им самим. А потом произошла трагедия с Волковыми-старшими, ударившая по обеим семьям. Вот только Волков считал жертвой лишь себя. Даже Ляльке почему-то не давал права скорбеть так, как она может и хочет. Наплевав на Лялькино желание остаться в Лондоне, он решил вернуться в Москву и жить с дядей, которого они до этого даже не видели толком. Привыкшая к вниманию и любви Лялька оказалась заперта в четырех стенах, один на один со своей бедой, и вынуждена была искать утешения на просторах Всемирной паутины, которая неумолимо ее засасывала.

Впрочем, их всех засасывало. Кого-то — в паутину интернета, кого-то — в пучину тоски, кого-то — в дебри разврата… Юла на прошлой неделе загорелась идеей фотосессии у одного из своих друзей. Предполагалась умеренная обнаженка для какого-то портфолио. Друг якобы пришел в восторг от данных Романа, хотя Юла так и не смогла внятно объяснить, каким образом эти самые данные она ему продемонстрировала. Роман не горел желанием сниматься. Во-первых, он считал это глупостью, во-вторых, с трудом представлял, как будет держать лицо, находясь рядом с полуголой Юлой. Ей-то, может, и ничего, но ему, в конце концов, не восемь, а восемнадцать. Он и так за последние месяцы весьма прокачал навыки умножения и деления в уме в попытках снизить градус эмоций. А еще ему категорически не нравилось то, что Юла собиралась раздеваться перед левым чуваком. Привыкший уступать Роман не хотел ставить Юле ультиматум, наивно надеясь, что та сама откажется от этой тупой идеи. Ну правда, зачем выставлять себя на потеху всяким извращенцам в Сети?