Выбор сердца - Лидия Лукьяненко
Даше Дима сказать о двойне не решился. Она едва свыклась со своим незавидным положением, и добивать ее еще и этим он пока не спешил. Теперь он сожалел, что не поговорил начистоту с Жанной в их последнюю встречу. Поступи он так, ничего бы не было. Жанна продолжила бы свою карьеру. Они бы развелись. Позже она снова вышла бы замуж, и в той, новой семье дети были бы кстати.
Конечно, он любит детей. Но он не ожидал, что их будет двое. Одна — точно девочка, про другого ребенка пока неясно. На каждом УЗИ ребеночек так стыдливо отворачивается, что остается только гадать. Но двое детей — это уже серьезно. Это не одна маленькая девочка, радость бабушки и мамы, которая потребует всю их любовь и внимание. Это сразу два маленьких человечка, которых нужно кормить строго по часам, пеленать, купать, гулять с ними. И не скажешь же кормящей жене сразу после родов: «Я ухожу». Так что обещанный Даше год растягивается еще на несколько.
Даша узнала о двойняшках только после родов. Родились две девочки. Дима сообщил ей об этом радостным голосом, поскольку недалеко находилась теща. Они стояли под роддомом. Измученное лицо Жанны слабо улыбалось за больничным окном. Слава богу, все закончилось. Она не догадывалась, что все только начинается.
Девочек назвали Вероника и Полина. Имена придумала Елена Владимировна. Дима не возражал: имена как имена, звучные. Его больше радовало то, что они носили его фамилию. Новорожденных сначала повезли к теще, она сама настояла:
— У нас три комнаты. В одной будет детская, в своей Жанночка сможет отсыпаться, а в зале будешь жить ты.
— Я у себя дома буду.
— А кто помогать мне станет? Жанночка еще очень слаба. За ней уход нужен, а тут сразу двое детишек. Ты что же, на меня надеешься? Ты же их отец! И это ты настаивал на детях, а теперь, значит, пусть теща разрывается по ночам, а ты будешь отсыпаться в свое удовольствие!
— Я лучше найму няню, — предложил Дима. — И чего я стану вас стеснять, если у меня есть своя квартира?
— Няню — это позже. Ты что, хочешь своих новорожденных дочек поручить кому попало? Это твои обязанности, — отвечала теща и сунула ему в руки дочку. — На, подержи. Пока я Полинку укачаю.
Диму удивляло то, как быстро она стала называть девочек по именам. Ему пока, кроме слова «маленькая», ничего на ум не приходило. Жанна действительно была еще очень слаба. Она почти все время лежала, и если не кормила, то сцеживалась под бдительным присмотром Елены Владимировны или через силу ела то, что способствовало лактации. Апатичное выражение не сходило с ее лица.
Ей казалось, что после родов все вернется на круги своя. Не станет тошноты и огромного живота, пройдет токсикоз, можно будет нормально выспаться. Но то, что происходило теперь, вообще казалось сущим кошмаром. Дети кричали круглые сутки. От их воплей можно было сойти с ума! Одна начинает, а другая подхватывает. Только уснешь, а мама уже подкладывает их под бок — надо кормить. Раньше она была инкубатором для этих двух существ, а теперь — одно сплошное вымя. Грудь кололи тысячи игл, дети жадно припадали к саднящим соскам. Жанна не могла прийти в себя от усталости. Раздражало все: и забота мамы, и виноватое лицо мужа. Конечно, он виноват. Он, видите ли, хотел детей! Вот и рожал бы их сам! Она была согласна с мамой: нечего ему прохлаждаться, пусть нянчит, раз мечтал.
Дима обосновался в гостиной тещи. С ним постоянно находилась одна из дочек. Вторая спала с Еленой Владимировной. Жанну щадили. Ей нужно кормить детей. Жена настаивала, чтобы он ушел в отпуск, не меньше чем на месяц. Дима смог взять три недели. Какая к черту работа, если поспать больше трех часов подряд не удается! Новорожденные жалобно плакали. Чем им помочь? Ему казалось, если бы все было нормально, дети бы так не кричали. Значит, их что-то беспокоит. Но патронажная медсестра успокаивала его: все нормально, девочки здоровые, доношенные. А раз плачут, значит, не наедаются.
— Как не наедаются? — возмущалась Жанна. — Да они меня уже всю высосали!
— Значит, не хватает. Двое все-таки. Со второго месяца начинайте подкармливать смесями. Но сначала кормите грудным молоком, а то привыкнут к соске и вообще перестанут брать грудь.
«Скорее бы», — думала Жанна, но вслух распространяться не стала, опасаясь что медсестра начнет читать ей мораль о пользе грудного вскармливания.
Где ее любимая мастерская? Где сейчас Шура, где их девочки-модели? Все там же. В Милане. Готовятся к показу в Париже. Занимаются интересным делом. Одна она как проклятая. Зачем она только полетела к мужу?! Вот к чему приводит доброта! Пожалела Димку. Хотела поддержать его. И почему она забеременела именно тогда, когда меньше всего хотела этого! Что за наказанье!
Он изменяет ей. Теперь и ежу ясно. И сейчас — нет чтобы ее пожалеть. Все на детишек своих любуется. Как это все несправедливо! Почему рождение детей всей тяжестью ложится только на женщину? А мужчина считает, что это его заслуга. В чем их заслуга? Разве они носят огромные животы или дают на растерзание двум голодным ртам свою грудь?
Жанна была не против детей. Но к такому испытанию оказалась не готова. Поэтому ничто ее не радовало. Она не могла пока найти в своем истерзанном сердце даже любви к дочкам. А к мужу стала испытывать глухую неприязнь. Если Дима говорил, что устал и хочет поспать, она едко замечала, что она по его милости нормально не спит уже год. Дима покорно вздыхал и шел в магазин.
От постоянного недосыпания он похудел. Глаза ввалились. К Даше ездить стало некогда. Он коротко переговаривался с ней по мобильному, когда шел в магазин или выходил вынести мусор. Она жалела его. Хотя несколько недоумевала. Дима все время говорил про трудности. Когда родился Митя, ей было нелегко, но вовсе не так, если послушать Диму. Она ведь была с ребенком одна, а их все-таки трое на двоих детей. Не так уж мало. Но если Жанна постоянно лежит и ждет, что ей принесут поесть или попить, то получается, наоборот, двое на троих. Чего она лежит? Что, думает, если встанет, у нее молоко пропадет?
Так думала про себя Даша, но Диме ничего не говорила. В конце концов, у всех по-разному. Все-таки двойня — это уже сложные роды. И организм каждой женщины восстанавливается по-своему. Поэтому она помалкивала. Дима мог подумать,
