Его одержимость - Лиза Бетт
Андрюшка снова зашевелился, и тут я ощутила, как стало легче. Тело скатилось с меня, и я смогла приподняться на локтях, рассматривая заплаканное лицо ребенка.
– Ты как, малыш? – задала вопрос и поняла, что почти не слышу свой собственный голос. Как будто он доносится издалека. И какой-то чужой. – Где-то болит?
Сын помотал головой, и тут его нижняя губа задрожала, и он рухнул в мои объятия и зарыдал. Всхлипов я не слышала, чувствовала, как его маленькое тело содрогается от рыданий. Стиснула в руках маленькую фигурку и ощутила, как глаза наполняются слезами.
Господи! Никогда! Никогда больше не выпущу маленькую ручку сына из своей! Какой же дурой я была! Если бы знала, как легко могут украсть ребенка, ни на минуту не оставила бы его без присмотра. Мне повезло, что я все-таки нашла его. А ведь бывают случаи, когда дети пропадают без вести! И это очень страшно!
Не заметила, как разрыдалась, уже не сдерживаясь, и чувствовала, как страх постепенно отступает. Андрюша со мной, значит, теперь все хорошо!
– Да, машину на сорок пятый километр на Калинин. Болдинские дачи. Да. Ждем, – один из присутствующих выругался и сплюнул на пол. – Гребаный огнестрел! Задолбаемся теперь отписываться. Затаскают по начальникам нахер!
– Заткнись, Вова. Иди лучше проследи, чтобы никто не вошел. Семёнов с этой задачей не справился…
Стерев с лица остатки слез, огляделась. И застыла. Рома лежал чуть поодаль от меня, а над ним склонилась девушка-психолог. Одной рукой она прижимала к его груди уже изрядно пропитавшуюся кровью тряпку, а второй мерила пульс на его запястье.
Пульс. Мерила пульс.
– Что с ним?
Девушка вскинула на меня многозначительный взгляд и снова опустила глаза на часики на своей руке.
В комнате, кроме нас четверых, никого уже не было. Видимо, фейсеры вывели остальных участников, и я, сжимая в руках сына, рискнула задать вопрос.
– Кто стрелял? – ответом мне была тишина, и я сделала еще одну попытку. – С ним все в порядке? Скажите!
Взгляд девушки метнулся ко мне, и она заговорила, косясь на ребенка в моих руках.
– Пуля прошла навылет, но нет гарантии, что никакие жизненно важные органы не задеты. Если доживет до приезда скорой, то у него будет шанс.
Ее спокойный голос вышиб остатки воздуха из моей груди, и я закусила губу, пытаясь взять себя в руки.
Взгляд не отрывался от лежащего на полу Кремлёва: неестественно белая кожа покрыта испариной, синюшные губы чуть приоткрыты, чтобы впускать в легкие кислород, которым, казалось, он забыл, как дышать.
– Он дышит? Помогите, пожалуйста, помогите ему!
– Дышит. Но слабо. Я ничего не могу сделать, пока…
– Аптечка! – в комнату влетел мужчина, один из тех, кто скрутил похитителей Андрюши. Он поставил небольшой чемодан на пол, рядом с телом Кремлёва, и заговорил, переводя взгляд с коллеги на нас: – Реанимация едет, дом оцеплен. Скоро наши подтянутся, так что лучше увести отсюда пострадавших.
– Как только ребенка осмотрит скорая, мы уедем в управление. Там и побеседуем, – девушка не отрывала взгляд от чемоданчика, в котором рылась в поисках… чего?
– Зажмите, – короткий приказ, и я не сразу сообразила, что она обратилась ко мне. Вскинула голову, осознав, что мужчина давно вышел, и, аккуратно пододвинувшись к Роме, прижала пропитанное насквозь полотенце к его боку.
Девушка вынула из аптечки прозрачную ампулу и, отломив горлышко, начала набирать жидкость в шприц.
Андрюша затих в моих руках, и мне показалось, что он уснул. Может, оно и к лучшему. Не нужно ему видеть, как рядом истекает кровью человек.
Человек.
Его отец.
Сглотнула ком в горле и сморгнула набегающие слезы.
Рому подстрелили по моей вине.
Если бы не он…
Всхлипнула, ловя на себе неодобрительный взгляд девушки.
Он специально заслонил меня собой, чтобы тот, кто стрелял, не смог причинить нам с сыном вреда. И не важно, был ли он замешан в похищении, мне плевать!
Но теперь я с кристальной ясностью осознала, что не хочу его терять. Не смогу потерять.
Все те годы, что мы провели порознь, лишь укрепили во мне уверенность, что так, как его, я никого никогда не любила. Он один был моим наваждением. Моим помешательством. Моей одержимостью.
И убегала я не от него, а от самой себя. Но зачем?
Вместо того, чтобы страдать вдали от любимого, нужно было просто сдаться ему.
– Прижмите крепче, он и так много крови потерял…
Вздрогнула, когда девушка-фейсер протянула мне чистое полотенце. Я отдала ей второе, и с жутким, выворачивающим наизнанку чувством страха поняла, что с него тонкими струйками стекает кровь.
Бордовая, почти черная, до жути густая кровь, пропитавшая тряпку насквозь.
Стиснула чистое полотенце и надавила на рану, стремясь хоть немного уменьшить поток.
Рома захрипел, а потом медленно заморгал. Но это было скорее неосознанно. Он выглядел таким слабым, что я не была уверена, что он дождется скорой.
Господи! Только не это! Я не вынесу, если потеряю и его… Только не Рому.
– Лера, – он не сказал это, скорее выдохнул мое имя, и я подняла взгляд на затуманенные глаза любимого. – Ты в порядке?
Закивала, чувствуя, как по щекам льются соленые капли.
Промычала что-то в ответ, ощущая, как сердце сжимается от любви и горечи. Руки потряхивало, пульс скакал, горло сдавил спазм, мешая вытолкнуть из него слова.
– А сын? – Рома перевел взгляд на Андрюшку и снова на меня.
Дождавшись очередного кивка, он обессиленно прикрыл глаза, а я снова заплакала, боясь, что он больше их не откроет.
– Ром. Рома… Рома! – неверными губами я произносила его имя, но он не слышал. Вглядывалась в бледное лицо, стремясь увидеть хоть малейшие признаки сознания, и, не найдя их, снова разрыдалась.
– Пожалуйста, не бросай меня. Не уходи!
Всхлипы рвали душу, глаза ничего не видели из-за гребаных слез, а горло, сдавленное спазмом, не пропускало воздух,
