30 дней моей мести (СИ) - Муравская Ирина

― Ты как?

― Нормально, ― шмыгая носом, отозвалась та.

― Ты плачешь.

― Это лук.

Селезнёва вопросительно перевела взгляд на стоящую рядом с Кристиной пиалу, в которой была нашинкована целая луковица. От Матвеевой чуть ли не на противоположной части комнаты. Ага.

― Да нет. Скорее, это один горький хрен, которому не помешало бы оторвать все его наросты.

― Всё хорошо. Не обращай внимания.

― Первый день пыталась. Второй тоже. Но на четвёртый уже не получается игнорировать твои красные глаза. Он хоть звонил? ― в ответ отрицательно замотали головой. ― Вот козлина. Увидела б, все пальцы поотрывала и в торт, как свечки понатыкала. Раз всё равно не пользуется! ― в дверь позвонили, прерывая пламенный монолог о том, чтобы она сделала с мозгами, которые тот, судя по всему, тоже особо не задействует. ― Саша, наверное. Опять ключи забыла, ― Кристина осторожно встала вместе с задремавшим с сиськой во рту Елисеем и пошла в коридор. У Миши и Сани давно были ключи от их квартиры, как раз на такой случай. Ну и когда идти открывать было тупо лень.

За играющей музыкой голоса долетали до кухни приглушённо и невнятно.

― Сань, ещё полчаса. Картошку осталось пожарить, ― через плечо бросила Ульяна, услышав скрип старых половиц. ― Может, не поедем никуда? У меня нет особого настроения ве… ― она обернулась и оцепенела. ―…веселиться. Привет.

В коридорном проёме застыл Кирилл.

― Привет.

Молчание. Напряжение сняла сердитая Селезнёва, застывшая позади его спины и качающая младенца с видом наёмного убийцы, у которого под пелёнкой припрятана граната и ядовитые дротики.

― Я запретила ему переступать порог!

― Отвянь, ― отмахнулся пришедший.

― Отвянь?! Я кормящая мать, Кометов. Мне нельзя нервничать, а я сейчас нервничаю. Так что предупреждаю: если пропадёт молоко, я отгрызу тебе голову.

― Мать, посиди молча в сторонке, пожалуйста. Я пришёл не к тебе.

― Мне его вышвырнуть? ― не отрывая глаз-буравчиков от Кометова спросила она у подруги. ― Только скажи, полетит кубарем. У меня на этот случай швабра в углу стоит.

Ульяна и не знала, как было лучше. Она только знала, что внутри начались сумасшедшие танцы от одного его появления.

― Не надо. Оставь нас.

― Зря. Очень зря, ― покачала головой Селезнёва. ― Не слушай ничего, что он начнёт тебе втирать.

Кирилл хмуро обернулся к бывшей однокласснице.

― Мамочка, иди памперс чаду смени.

― Сама разберусь. Без твоей рожи.

― Хватит, ― попросила Матвеева. Неприятно слушать, когда два дорогих тебе человека грызутся. ― Кристина, пожалуйста.

― Уходим мы, уходим, ― неохотно приняла поражение та. ― В верхнем шкафу уксус. Вылей ему на морду.

Её тапки с причавкиванием гордо удалились. Затем словно бы демонстративно захлопнулась дверь супружеской спальни. Но Ульяна-то знала, что подруга скорее всего оставила щелку и теперь будет подслушивать. Пускай подслушивает.

Кометову вежливо предложили присесть за обеденный стол.

― Голодный? Котлеты будешь? Крабовый салат. Говядину варёную. Правда она для Кристины.

― Нет. Спасибо.

― Чай, кофе? ― она постучала ногтём по стакану, стоящему на столешнице рядом с миской замешанного фарша. ― Пиво?

― Нет.

― Как скажешь.

Снова воцарилось молчание, которое сглаживали разве что музыка, да треск разогретого плюющегося масла. Глупая, тянущая неопределённость, но первым переходить к сути ни один из них не торопился. Ульяна продолжала готовить, а Кирилл молча наблюдал за ней. За тем как она лепит новую порцию котлет, моет, нарезает картофель и бросает его в сковородку, где предварительно поджарился лук с чесноком.

На третьей конфорке что-то варилось. На четвёртой закипал чайник. Грязная посуда громоздилась баррикадой в мойке. Матвеевой давненько не приходилось превращаться в кухарку. Пока беременная подруга сидела в декрете, всю готовку брала на себя она. Теперь же, когда младенец требовал постоянного внимания, бразды домашнего хозяйства переняла она.

Внешне Ульяна вела себя расслабленно. Словно её нисколько не напрягал посторонний. Вот только на самом деле её жутко трясло. Руки дрожали, а сердце так сильно стучало, словно пыталось разбиться насмерть об грудную клетку. Присутствие Кометова одним лёгким дуновением разрушило шаткий карточный домик, который она выстраивала в душе последние несколько дней.

Музыкальный канал будто надсмехался над ней. Вроде играл последний час всё нейтральное, а теперь пошло-поехало: слюни, сопли, лирика брошенок. Прям хоть выкидывай ноут из окна. В довершении, как вишенка на торте, заиграла одна из песен самого Кирилла. Про секс, любовь и «девочку с обложки», что единственным выстрелом в сердце покорила кого-то. Возможно, самого певца. Он же автор своих текстов. Почти всегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Это уже был явный перебор. Матвеева сердито захлопнула крышку ноутбука. Музыка затихла.

― Поговорим? ― воцарившаяся тишина стала сигналом для гостя. Пора.

― Да. Давай… У нас в подъезде кошка котят родила и бросила. А может её собаки задрали. Видел на первом этаже у батареи коробку? Мы их подкармливаем, но хорошо бы найти им дом. Одного девчонка забрала с третьего. Осталось ещё пятеро. Не хочешь забрать? Пристроил бы в богатые руки.

Мужские брови поползли на лоб.

― Ты серьёзно?

― Конечно. Они же пропадут. А там один есть ну такое чудо. Весь белый, а кончик хвоста, ушко и подушечки на одной лапке чёрные. Я бы взяла, но у Паши аллергия. Да и маленький ребенок теперь в доме.

― Действительно хочешь поговорить о котятах?

― А есть другие темы?

― А что, нет?

― Например?

― Ну не знаю… Может быть о том, что случилось?

― А что-то случилось? Мне казалось, мы просто поговорили. Расставили все точки. От того и странно видеть тебя здесь. Всё же вроде решили.

― Это ты что-то там нарешала и сделала неправильные выводы, ― Ульяна стояла к Кириллу спиной, мешая вкусно пахнущую специями картошку, и всё, что он мог видеть ― равнодушно дёрнувшееся в ответ плечо, с которого постоянно спадала тонкая лямка домашнего топика, от чего её раздражённо по несколько раз за минуту поправляли. ― Я скучал…

Лопатка соскочила. Запястье обожглось об край раскалённой сковородки.

― Если бы скучал, позвонил. Хоть разок, приличия ради.

― Я звонил! Все эти дни обрывал телефон! Отправил миллион сообщений! Я бы и приехал раньше, но был дома. Отца выписали, если тебе, конечно, интересно.

― О… ― а вот тут Матвеева озадачилась, недоверчиво обернувшись к собеседнику. Звонков не было, как и сообщений. Она же не дура. Такое бы она не пропустила.

Ульяна не знала, что Сан Саныч, хоть ей и было слегка стыдно за это, тайком отправила нежелательный номер в чёрный список. В телефонной записной книжке подруги и во всех соцсетях. Как говорится: с глаз долой, из сердца вон.

Это произошло ещё в первый день, сразу после того, как та появилась в студии: заплаканная и никакая. Сорванная фотосъёмка летней коллекции, гора салфеток в соплях, разбитое на эмоциях зеркало и вот вроде бы только-только потоп поутих, а Матвеева пошла в туалетную комнату умыться, как оставленный смартфон завибрировал, высвечивая запрещённое имя. Ну Саша и похимичила.

Конечно же, она хотела, как лучше, но как обычно получалось, всё выходило наоборот. Тишина действовала на Ульяну хуже, чем если бы Кирилл ежечасно названивал. Все эти дни в голове у неё крутилась одна и та же мысль: «неужели ему настолько плевать? Ведь было, было что-то настоящее. Хоть одно сообщение. Хоть одно извини…»

― Вот тебе и «о», ― Кирилл невесело взъерошил на себе и без того взъерошенные волосы.

― Ладно. Допустим, звонил, ― согласилась та, возвращаясь к готовке, но теперь уже специально для того, чтобы он не видел с трудом сдерживаемой улыбки. Внутри всё радостно улюлюкало, пританцовывая и запуская в воздух конфетти: «звонил, звонил, звонил. Ему не всё равно». ― И зачем?