Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина
— Со мной пойдёшь или останешься в машине? — спросил я у девочки.
— С тобой, — ответил Славка, и малая глаза закатила, совсем, как её мать.
— За юбку тогда держись крепче, — хмыкнул я.
Втроём мы из машины и вышли. Я, Славка, посередине девочка. Во дворе дома стоит пыльная шкода, и девочка смотрит на неё буквально со страхом, что же, по крайней мере папашу искать не придётся. С соседнего двора выскочила мелкая собачонка, облаяла нас с ног до головы, отлично поработав вместо звонка. Из дома выбежал дед, сразу же бросился к внучке, а затем и папаша вышел.
— Денег захотелось? — спросил я. Урод хмыкнул, а я к девочке повернулся и велел строго — глаза закрой.
Она послушно закрыла глаза, а я с размаху ударил папашу кулаком. Нос хрустнул, сам мужик сполз на землю, растерялся, видимо, не ожидал от меня агрессии. Я посмотрел на него сверху вниз. Ну, смазливый… Лысина скоро на затылке будет, вон через светлые волосенки розовую черепушку видно. Чего в нем Любка вообще нашла?
— Ещё вопросы есть?
Девочка открыла глаза. Не ахнула, нисколько не испугалась, деда только за руку взяла. Вся компания смотрит молча, а Славка с явным удовольствием. Кажется, о поездке в деревню он нисколько не жалеет. Мужик же встал, отряхнул от пыли светлые пижонские джинсы в облипку, подарил мне пламенный и гневный взгляд. Мне даже улыбнуться захотелось — он меня веселил.
— Я уже в соцзащиту позвонил, — сказал он. — Сказали на такое вопиющее нарушение родительских обязанностей уже едут. С ментами. Сейчас ребёнка изымать будем. Понял? А ты ничего не сделаешь, ровно как и её блядская мамаша.
— Я у тебя яйца изыму, — ласково пообещал я. — Малыш, закрой глаза. И уши тоже.
Она зажмурилась и уши закрыла. Прелесть, а не ребёнок. Я ударил ещё раз, папаша скорчился на земле, но и оттуда продолжал поливать и меня, и Любку отборным матом. Право слово, хоть бы спасибо сказал, что пока прохлаждается где-то, его ребёнка в такую замечательную девочку вырастили.
— Люба где? — подошёл я к деду.
— Так в полиции, — растерялся он, и виновато посмотрел на дочку. — В поджоге обвиняют.
Я сам едва не выматерился, потом вспомнил — ребёнок. Не буду опускаться до уровня её отца.
— Где участок знаешь? — она кивнула. Я к деду обратился. — Я малышку пока заберу, а то это чмо сейчас очухается и снова гадости творить будет. Хорошо?
Дед кивнул, переводя взгляд с меня на поверженного папашу и обратно. Я девочку подмышку и поскакал к машине, время терять нельзя. Хорошо, что юристы уже едут, они вон и мамаше пригодятся.
— Весело тут у вас, — хмыкнул братец. — А я то думаю, чего тебя так сюда потянуло…
— Заткнись, — ласково попросил я.
— Вот тот дом с синей крышей, — сзади сообщила малышка. — Приехали. Я с вами пойду, мне тут одной страшно, хочу к маме.
К маме, так к маме. А её мама — за решёткой. Смотрю и дикий ржач пробивает, ладно хоть сдержаться получилось. Девочку сразу к решеткам и бросилась, обнимаются через них, прямо из мелодрамы кадр.
— Маааама, ты в тюрьмееее, — рыдает девочка и за руки маму хватает. — Как я буду без тебя жить? Кто меня в школу будет водить? Мне что, с бабушкой жить придётся? Она мультики смотреть не разрешает, говорит вредно…
— Зая, меня сегодня выпустят, — вторит Люба и тоже ревет. — И мы с тобой сразу миллион мультиков посмотрим, я телевизор новый в кредит куплю, самый огромный!
Дурдом просто, цирк на выезде. Я в кабинет к оперу иду, плюхаюсь на стул, но отсюда все хорошо слышно.
— Дядя миллионер папу побил, — продолжает плакать девочка. — И сказал, что яйца изымет! Как бабушка, да, когда поросят кастрирует?
Я поморщился, и Славке кивнул, чтобы дверь закрыл — стало гораздо тише. Участковый несколько побледнел, но вид имел воинственный.
— Вы девочку украли, — робко начал он. — Мне её папаша заявление уже написал о пропаже.
— Это что ли? — спросил я, увидев листок на столе. Взял его, пробежался глазами, порвал пополам и в карман сунул. — Всё, нету дела.
— Ну… разве можно так, это же документ…
— Можно, — улыбнулся я. — И нужно. Сейчас мои юристы подъедут и разберутся, что и как. А теперь скажи, кто заявление на поджог писал, если я, владетель газет и пароходов ни сном, ни духом?
— Так председатель…
Участковый ерепенился, но клетку Любкину открыл, взяв с неё три обещания, что до приезда оперов не сбежит. Тоже мне, нашёл Мату Хари. Любка села в коридоре на кушетке, скукожилась вся, девочку свою в объятья захапала и не выпускает, а та только и сопит ей в плечо. Снова же, мелодрама. А на меня Любка не смотрит, глаза отводит.
Опера не спешили — прибыли вместе с моими юристами. Я отправился искать председателя, и девочку с собой забрал — нечего ей смотреть. Председателя и след простыл, словно специально спрятался, а девочка сидит, смотрит в окошко, периодически вздыхает печально и слезы по щекам. Вот честно, у меня даже сердце дрогнуло.
— Всё будет хорошо, — успокоил я её.
— Обещаете?
— А то, — расхохорился я. — Миллионер я или нет? Возьму и куплю весь участок вместе с ментами, хватит слезы лить. Тем более я там своего брата оставил, у него все под контролем?
— А он точно тоже миллионер? — уточнила она.
— Точно. С фингалом, правда, но у него теперь два качка рядом для авторитета.
Дальше события продолжали радовать не меньше. Председатель нашёлся в бане, парился он. Вытащил его, живот дряблый белый, грудь обвисшая волосатая, кальсоны по колено, которые успел натянуть, как меня увидел — красота. И все жировые складки мелко-мелко трясутся, видать, со страху.
— А если страшно, — прошептал я. — Какого хрена творишь?
— Ну я, — промямлил он. — Ну она… трактор сгорел, новый между прочим трактор.
— Ты за него из своего кармана платил?
Я бы ему и одеться не дал, но девочку зрелищем обвисших мужских сисек пугать не хотелось, поэтому позволил натянуть халат и тапки. В таком виде мы его и отвезли в участок, что располагался в избе с синей крышей. Едем, а девочка на него смотрит, как на врага народа, председатель жмётся, то краснеет, то бледнеет.
— Не смотри на дядьку, — попросил я. — Видишь, он маленьких девочек боится.
Она прыснула со смеху — тоже хорошо, хватит реветь и представлять себе страшную жизнь без телевизора. Уже в участке замученная женщина средних лет в мятой форме устало на меня посмотрела.
— Думаете мне это не поперёк горла? — вздохнула она. — Да я терпеть не могу богачей, уж простите. И понимаю, что дело вынудят закрыть. Но сейчас не могу ни как, в район надо ехать, делу же ход дали… не могу я так сразу. И отзовите уже своих собак, затрахали…
И кивнула на мою юристку — огонь баба. Не в смысле, что красавица, в ней весу центнер, зато из него минимум десять килограмм на мозг. И плевать ей, что в выходной дёрнули в деревню из-за сгоревшего поля, надо, значит надо.
— Сейчас поедем, — кивнул я.
— Мне бы улики, — попросила оперша. — Хоть какие нибудь. Да хоть сфабрикуйте, только отстаньте уже от меня…
Я вспомнил, что одной из первых мер после поджога были камеры. Их установили на столбах вдоль посёлка, на всех выездах, даже на грунтовках, и на перекрёстках внутри села. Отмашку установить я ребятам дал, но не знал, работали ли они в полную меру, или нет. В общем в течение следующего часа камеры снимались со столбов под взглядами толпы зевак. К счастью, большая часть из них исправно работала. Может, что и получится… но даже если нет, я знал, что ночевать в участке Любка не будет.
— Мама звонила, — сказала мне Люба. — она задержится до позднего вечера, лекарства какие-то нужно купить. Ты Маришку пока деду отвези…
И ни слова про мужа, ни слов благодарности, ладно похер, не жду их, но хоть бы посмотрела на меня, а она все взгляд отводит. И меня выбешивает это, невозможно просто.
— Отвезу, — сказал я. — Езжайте, развлекайтесь.
Вся толпа, с юристами, с дрожащим председателем, с Любой, с операми отчалила в райцентр. Я остался — я обиделся. Я может герой геройский, а она на меня не смотрит. Поехал отвозить девочку к деду, благо папаша её куда-то делся и в суматохе про него забылось. Дело уже к вечеру, а я мало того, что обиженный — ещё и усталый. А дед сидит на крыльце и смотрит в пространство.
