Люба, любовь и прочие неприятности (СИ) - Шайлина Ирина
— Жор, — попробовала спорить я. — Ты не можешь… как так? Мы с тобой почти тридцать лет знакомы…
Тем временем машина подъехала к дому, который изображает полицейский участок. Обычный жилой дом, только решётки на окнах и дверь железная. Ну, две камеры ещё, одна из них для меня. Жорка меня за руку взял, впрочем, весьма деликатно, в камеру провел и дверь закрыл на замок. В соседней камере, мне через решётку видно, спит Степаныч, он каждую дискотеку трётся возле клуба и у молодёжи выпрашивает выпивку. Сегодня, видимо, ему повезло, в отличие от меня. Я вздохнула.
Жорка прошёл в свой кабинет, оттуда некоторое время доносился его бубнеж — по телефону говорит. Степаныч во сне причмокивает, может, водка снится… Я сижу думаю, что Жорка меня отпустит. А если не отпустит, то бабушка проснётся утром, узнает в чем дело, придёт и отходит его клюкой, будет знать.
— Жор, — позвала я. — Ну, ты же знаешь, что это глупости все. Что я поле не жгла. Да и не сажают за поля… Наверное.
— Могли бы и штрафом ограничиться, — кивнул Жорик выходя из кабинета. — Только позвонили сейчас, трактор загорелся, и баня у Семеновых, ладно хоть на дом не перекинулось… А это уже солидный ущерб. Так что будем ждать, что из райцентра скажут.
— Я при тебе к полю приехала, Жорка.
— Всё завтра, Люб. Ты возьми одеяло и подушку, из райцентра пока приедут… устанешь ждать. Хочешь, чаю налью?
Я согласилась на одеяло с подушкой, не усну, так хоть согреюсь, трясёт, хотя и не холодно, видимо, от нервов, и на чай тоже согласилась. У нас в участке чисто, поэтому чай выпила и растянулась на деревянной лавке — отдохну. Утром это недоразумение разрешится.
Бабушка и правда утром пришла. Кричала так, что я за неё испугалась — все же, давление. За Жорку тоже испугалась самую капельку — бабушка выражений не выбирала.
— Бред сивой кобылы, — кричала бабка и лупила клюкой по столу, под которым Жорка спрятался. — Ну-ка выпускай мою девочку! Господи, твоя бабушка, покойная Нин Васильевна, в гробу наверное перевернулась со стыда!
— Не имею права! — кричал тоже Жорик, из под стола. — Распоряжений ещё не было, я свидетелей отпрашивал, три человека видело, как ваша Любка с канистрой на поле шла!
— И зачем она по твоему сожгла поле, которое сама же сеяла?
— Ну, так… у мильянера же жена приехала, вот она и осерчала…
— Уууу, сволочь, — вконец рассвирепела бабушка и полезла под стол.
Приходила мама. Она уже спокойнее, может, как и я верила, что недоразумение само собой рассосётся. Принесла чай в термосе, конфеты и пирожки, суп в пластиковом контейнере. Жорка с синяком под глазом любезно разогрел мне суп в микроволновке. Телефон остался дома, но он пока мне и не положен. Все будут решать из райцентра, может, если повезёт, отпустят до суда, и то, не факт — трактор сгорел… да и от поля хорошо если четверть осталась. В данной ситуации мне больше всего было жалко бабку и поле. А потом мама пришла снова.
— Давление у мамы скакнуло, — пожаловалась она. — Я от греха скорую вызову и с ней поеду, а с Маришкой папа посидит. Ты не переживай, я просто перестраховываюсь. Я Жорке позвоню из больницы и расскажу, как дела.
Папа, это естественно мой, а не Маришкин. И легко сказать, не переживай! Бабушка у меня одна, единственная и неповторимая, и порой мне кажется, что без неё я точно не смогу. И сидела ерзала, как на иголках, мама только через час позвонила. Сказала, что положили бабушку под капельницу, давление снизили, а сама мама после обеда приедет, на автобусе. А пока в районный отдел зайдёт и пинка всем даст за то, что к нам не спешат.
Время — десять утра только, а уже столько всего случилось. Степаныч уже проспался и ушёл, а у меня голова наверное, сильнее, чем у него болит — совсем чугунная, после бессонной ночи. И кажется, что такая кака настала, что хуже быть не может. Хотя знаю, может, тьфу-тьфу не нужно, пусть лучше я в тюрьму сяду, чем с бабушкой что случится. Представила себя в тюрьме — роба, решётки… как тут. Ну, ничего, зато спят там по расписанию и жрут три раза в день. Ещё растолстею.
— Если к трём не приедут, — вздохнул Жорка, — То сам тебя повезу, хотя не по инструкции, сменщика то у меня нет. Ты бы поспала пока.
Поспишь тут… Тем не менее я в одеяло завернулась и глаза закрыла, может, когда проснусь, этот дурдом закончится. И правда, уснула, правда назойливый стук меня разбудил. За этот короткий промежуток сна я успела позабыть, где нахожусь, поэтому изрядно удивилась, узрев над собой беленый, в разводах от кисти потолок, потом решётки, а за ними… своего мужа собственной персоной.
— Я что, ещё сплю? — удивилась я.
— Ты, конечно, та ещё спящая красавица, — добродушно усмехнулся Лёшка, сразу вспомнившись мне таким, каким на заре нашей любви был, добрым, внимательным… — Но точно проснулась. Правда я не ожидал тебя в таком месте увидеть.
— Ты чего припёрся?
Я бы хотела выразиться галантнее, но обстоятельства не способствовали. Столько всего свалилось разом, даже муж! Жорик из своего кабинета вышел, почесал голову, на нас поглядев, достал сигарету и демонстративно ушёл на улицу, чтобы не мешать. Я едва не окликнула его, наедине с благоверным оставаться совсем не хотелось. Просто ничего хорошего от сегодняшнего дня уже не жду.
— Так дочка же у меня, — протянул Лёшка. — Вот и припёрся. Поехал к вам, там нет никого, у бабки пусто. А Маринка с дедом, оказывается, пока мама в обезьяннике.
Меня передернуло то того, что он с дочкой говорил, а меня рядом не было. Папу я своего люблю безгранично, но он жил в бабском царстве, и от того был несколько… мягок. Противостоять чужому напору не знаю, сможет ли, а бабушка в больнице и мамы дома нет… один к одному.
— Лёш, — попросила я. — Не дури. То что я здесь торчу, это недоразумение, и ты это знаешь. Сейчас из райцентра приедут, разберутся, максимум штраф мне выпишут, это Жорик со страху перестраховывается.
— Главное же то, что сейчас, — заметил Лёша. — В соцзащиту, или как оно там, я сейчас позвоню. Даже приплачу, чтобы быстрее приехали, пока тебя из кутузки не выпустили. Развод ты не оформила, все родительские права у меня в наличии. Я дочку увезу и хрен кто мне слово против скажет.
В зобу дыхание сперло — это про меня сейчас. Хочу сказать, а воздуха не хватает и перед глазами мушки.
— Ты же… — с трудом выговорила я. — Она же не нужна тебе совсем! Обуза! Её в школу водить, на больничные сидеть с ней рядом, кормить четыре раза в день, тебе оно все не нужно, это моё… Тебе зачем?
Лёшка по карманам похлопал — сигареты ищет. Потом вспомнил, что он в отделении полиции, пусть и деревенском, вздохнул печально. Я смотрю на него и радуюсь — мало на него Маришка похожа, блондинка только, как он. А так, ничего нет, правда и моего тоже толком… И страшно мне, и не верится, что дочку заберёт, я же понимаю, что не нужно это ему…
— Мама мне позвонила, — наконец объяснил он. — Сказала, что ты в своём колхозе хахаля нашла богатого. Я в интернете посмотрел, и правда богат, чертовски… А я думал ты сгниешь в этом колхозе, на агрономскую зарплату, а поди ж ты… В общем я дочку увезу, а потом уже подумаю, сколько алиментов ты мне выплатить должна. Наверное, порядком.
И поднялся, собираясь уходить. Улыбнулся ещё, гад, доброй отеческой улыбкой. Я к решётке метнулась, думаю дотянусь сейчас до него, все лицо расцарапаю, да я голову разобью ему об эту же решётку, и пусть потом сажают по настоящему, плевать! Только он отскочить успел, честь отдал, усмехнулся и вышел.
— Жора! — крикнула я. — Жора отпусти меня скорее, он сейчас Маринку увезет!
— Из райцентра звонили, — устало откликнулся он. — Уже выехали, никак не могу отпустить.
— Тогда сам езжай! Жорик, милый, пожалуйста! Привези её сюда, ко мне за решётку, и ключ выкинь нахер!
Жорка замялся. Он хороший, только… исполнительный слишком.
— Не могу… как её увезу, он же её папа…
— Блядь, — выругалась я. — Если он её увезет я тебя засужу, если бабка не убьёт! Ты что, не понимаешь? Ты же со мной в школе учился, ладно обезьянник, мне плевать, я переживу, но только не позволяй ему увезти мою малышку!
