Сесилия Ахерн - Игра в марблс
– Что стряслось, хорошая моя?
– Джон сказал, я выгляжу как шлюха.
Я обхватил ее обеими руками, слезы уже успели смыть излишки косметики.
– Нет, ничего подобного. Никогда ты такой не будешь. Но все это, – я окинул взглядом ее наряд, – это же не ты, лапочка, правда? Помни, – я протолкнул застрявший в горле ком, – всегда помни: нужно оставаться самой собой.
20
Не носить уличную обувь
«Мраморный кот» – стильный паб на Капел-стрит, вывеска в черной рамке, по бокам укреплены флаги Килкенни. Снаружи черная доска с заманчивым перечнем дежурных блюд – овощной суп, черный хлеб «Гиннесс», креветки из Дублинского залива. Приветливый бар, не то что некоторые, норовящие попрочнее захлопнуть двери и ставни, отрезав дневной свет. Пятница, четыре часа дня, еще не набились битком под конец рабочего дня усталые труженики, жаждущие расслабиться и снять перед выходными стресс. Внутри паб разделен на пивную и гостиную зону. Я выбрала гостиную, там спокойнее. Трое мужчин сидят у стойки бара, уткнувшись в кружки, между ними оставлены свободные места – не одна компания, хотя время от времени обмениваются парой слов. Еще двое едят суп с хлебом и говорят о работе. Больше пока никого нет.
Молодой бармен, стоя за стойкой, смотрит по телевизору скачки. Я подошла к стойке, и он переключился на меня.
– Привет, – я не повышала голоса, и ему пришлось шагнуть ближе. – Можно ли поговорить с управляющим? Или с кем-нибудь, кто давно здесь работает?
– Хозяин сегодня тут, в пивной. Сейчас позову.
Он скрылся за дверью, ведущей в пивную, и вернулся через минуту в сопровождении неохватного толстяка.
– Ого, Мраморный Кот собственной персоной! – ожил вдруг один из завсегдатаев у стойки.
– Как дела, Картопля? – Толстяк протянул ему руку.
Огромный, шесть футов с лишним, и поперек себя шире. Окинув взглядом помещение, я догадываюсь, кто он: стены сплошь в фотографиях, кубках, футболках, которые заключены в рамки. А еще – газетные статьи о чемпионатах Ирландии и победах. Нет свободного дюйма. Футболки в черно-желтую полоску, кошачьи, теперь я понимаю, откуда взялось название паба. Хоккеисты из Килкенни зовутся «котами», этот зверь считается самым упорным в драке. Представляю себе, как он продирался с клюшкой сквозь заслон противников, в ту пору в хоккей на траве играли без шлемов и защиты, чистый физический напор. Человек – или кот – из мрамора. Он склоняется, опираясь на стойку, чтобы сравняться со мной ростом, но даже так намного меня выше. Локти раздвинуты на полированной стойке, ноги вросли в землю – разбуди его ночью, он займет эту позицию.
– Мраморный Кот – вас так прозвали? – спрашиваю я.
– Как меня только не прозывали. Хорошо, что прилипло именно это, – усмехается он.
– Знаете, кто это? – вмешивается Картопля. – Шесть кубков Ирландии в семидесятые. Лучший игрок «Килкенни». Никогда прежде такого не было и впредь не будет.
– Зовите меня Билли, – говорит он. – Я хозяин этого паба. Чем могу помочь?
– Я Сабрина Боггс. – Я надеялась увидеть на его лице промельк узнавания, Боггс – фамилия редкая, но ничего не произошло. – У моего папы начались провалы в памяти, а я хотела бы помочь ему восстановить прошлое. Он часто заходил сюда выпить. Был завсегдатаем.
– Значит, вам повезло, потому что я знаю каждого, кто входит в эту дверь, и уж тем более завсегдатаев.
– Он играл в марблс, я думала, за этим он сюда и ходил, но вы, хоть и Мраморный Кот, не интересуетесь мраморными шариками, – улыбнулась я.
– Килкенни – «мраморный город», – снисходительно поясняет он. – Улицы были выложены известняковыми плитами, во время дождя они блестели. Отсюда и название.
Бьюсь об заклад, он сотни раз повторял то же самое американским туристам.
– Темно-серый, почти черный известняк добывали у самой границы города, в Черном карьере. По секрету, – оглянувшись, он прикрыл рот рукой, – я так и собирался назвать паб, но денежные люди решили, что «Мраморный кот» даст больше прибыли.
Я улыбнулась.
– Но одно время, скажу я вам, тут действительно играли в марблс, собиралась небольшая компания. Как отца зовут?
– Фергюс Боггс.
Он нахмурился, покачал головой. Оглянулся на мужчин у стойки.
– Картопля, знаешь такого? Играл тут в шарики Фергюс Боггс?
– Только не здесь, – не раздумывая ответил Картопля, уткнувшись в свою пинту.
– Лет пять назад, – уточняю я. Если Регина не соврала…
Хозяин и рад бы мне помочь:
– Извините, дорогая, у нас тут команда маленькая была – Картопля, Джерри, вот, – он ткнул пальцем в сторону бара. – И еще трое, но никакого Фергюса.
– Покажи ей угол славы, – с гордостью выкрикнул Картопля, а остальные зашикали.
Мраморный Кот улыбнулся и поднял край стойки. Навис надо мной.
– Позвольте, проведу для вас экскурсию. Мои стены славы, наверное, вам показывать не стоит, но вот там, в уголке, у нас все памятки «Электрических бабок».
Разочарованная тем, что тут никто не слышал о моем отце, я поплелась за ним в дальний конец бара. Картопля спрыгнул со стула и присоединился к нам.
На стене была устроена застекленная витрина, внутри два кубка.
– Они стали победителями всемирного чемпионата по марблс в… – Он пошарил в карманах, отыскивая очки.
– В девяносто седьмом, – перебил Картопля. – В апреле.
Мраморный Кот покосился на него и продолжил:
– Второй кубок – лучшего игрока. И это не Картопля, даже без очков скажу, – поддразнил он, продолжая рыться в карманах.
– О нас писали в газете. – Картопля ткнул в обрамленную вырезку, и я наклонилась ближе рассмотреть фотографию.
– Смотрите внимательнее, у Картопли еще можно разглядеть волосы, – посоветовал Мраморный Кот.
Из вежливости я почти ткнулась носом в фотографию, провела взглядом от ближайшего ко мне игрока к следующим, и вдруг сердце пропустило удар.
– Это мой отец, – сказала я, указывая на одного из них.
Мраморный Кот, нашедший в конце концов свои очки, тоже придвинулся ближе к газетной вырезке в рамке.
– Хэмиш О’Нил. Это ваш отец?
– Нет, нет! – рассмеялась я. – Тут ошибка. Его зовут Фергюс Боггс. И это точно он. Боже, только посмотрите, какой он тут молодой.
– Это Хэмиш О’Нил, – повторил Мраморный Кот, тыча толстым пальцем в лицо отца. – Один из моих завсегдатаев. Уж его-то я знаю.
Картопля снова вступил в разговор:
– Это Хэмиш! – И посмотрел на меня, как на лгунью.
