Франсуаза Бурден - Нежность Аксель
Констан пролил много слез по Норберу, а потом ему пришло в голову взять племянников под свое крыло. Он окружил их вниманием, лично готовил лошадей, на которых они ездили до начала занятий, и даже купил кулинарную книгу, чтобы печь им на полдник пирожки. Разумеется, атмосфера в доме изменилась, отныне они усаживались за стол вчетвером вместо шестерых, но мало-помалу жизнь вошла в свое русло.
И Аксель, и Дуглас были хорошими наездниками и спорили, кому первому пустить коня вскачь. Видя их ежедневно рядом, Бенедикт отмечал, что Дуглас слишком мал для своего возраста. В четырнадцать лет он был ростом всего метр тридцать восемь и весил едва ли сорок килограммов. Была ли остановка в росте вызвана потрясением от потери родителей? Или он заимствовал хрупкое сложение от Соланж, своей матери, которая была совсем крохотной? Но зато его вес идеально соответствовал тому, чтобы поступить в центр подготовки начинающих наездников. Узнав об этом, Дуглас обрадовался и тут же побежал записываться.
Бенедикт решил было, что звезды вновь начинают благоволить к нему, но судьба распорядилась иначе. Майским утром девяносто восьмого года в стойле конь, чего-то испугавшись, сильно ударил его копытом. С поврежденным позвоночником его доставили в клинику, и до операции он много дней провел между жизнью и смертью. Вмешательство было неудачным, но Бенедикт выжил. В шестьдесят семь лет он был очень крепким, что, вероятно, спасло его и позволило выдержать шестимесячную реабилитацию.
В конюшне все были потрясены. Несчастье с Бенедиктом произошло в тот день, когда Аксель праздновала свое восемнадцатилетие и готовилась к экзамену на звание бакалавра.
На следующей неделе Аксель оставила лицей, чтобы обеспечить должное прохождение тренировок. Она прекрасно знала всех лошадей, наездников, учеников и конюхов заведения, а еще лучше — программу участия в бегах на сезон. И действительно была единственной, кто мог спасти движимое имущество. Она начала с того, что успокоила владельцев: ничуть не краснея, заверила их, что Бенедикт очень быстро вновь приступит к делам.
К счастью, люди, интересующиеся скачками, не относились к разряду женоненавистников. Были женщины-наездницы, женщины-тренеры, женщины-врачи, и главным всегда оставалась победа. Пока они побеждали на скачках, их умение не подвергалось сомнению. В конце концов, широко известная Кристин Хед, в Шантийи, подготовила лошадь, одержавшую победу в бегах на приз Триумфальной Арки.
Вполне понятно, что проблемой Аксель стал ее возраст. Конечно, она носила фамилию Монтгомери и имела право начинать каждое предложение словами «Бенедикт сказал, что…», но как окружающим закрыть глаза на то, что это всего лишь девчонка, которой едва исполнилось восемнадцать? Два владельца покинули конюшню и забрали одиннадцать лошадей. Подобное могло бы продолжаться, если бы не последовавшие одна за другой победы, которые предотвратили катастрофу. В Лоншаме победа, завоеванная в суровой борьбе, подтвердила хорошие результаты.
Из санатория от Бенедикта шли приказания, советы и вопросы. Хотя он уже и не держал в руках поводья, но руководить продолжал. Аксель с такими яркими подробностями рассказывала ему о галопах по утрам и скачках после обеда, что у него складывалось впечатление, будто глазами внучки он видит все. Конечно, он мечтал о возвращении домой, и в то же время возвращение его пугало. Он теперь не тот, он умалился. Как теперь будут относиться к нему люди? С состраданием? И если он хотел стать прежним знаменитым Бенедиктом Монтгомери, то ни в коем случае не должен вызывать жалость. С этой точки зрения он должен был разработать безупречную стратегию, которую можно было осуществлять, не вставая с постели.
Всякий раз, когда одна из ее лошадей участвовала в скачках, Аксель появлялась на ипподроме в безупречном английском костюме и туфлях на высоких каблуках. На демонстрационном круге она давала наездникам последние наставления перед тем, как они сядут в седло, а после состязаний встречала их на месте взвешивания. Она обладала «глазом», знала свое дело и невольно вызывала к себе уважение. Когда у нее возникали какие-то сомнения, она звонила деду.
В ноябре Бенедикт вернулся. Он, как ни в чем не бывало, разъезжал в инвалидной коляске перед ошеломленными работниками конюшни. В течение многих недель он учился управлять коляской и теперь делал с ней все, что хотел. Аксель строго хранила тайну: она одна знала, что Бенедикту уже никогда не ходить. Для всех остальных — еще несколько месяцев реабилитации, и он вновь будет на ногах.
В доме срочно производились переделочные работы. Спальню Бенедикта обустроили на первом этаже, она была смежной с ванной комнатой и предусматривала все необходимые инвалиду удобства. Он научился достаточно хорошо обходиться без посторонней помощи, наотрез отказался считать себя калекой и не пожелал пользоваться услугами предусмотренной в таких случаях помощницы.
Доступ на тренировочный ипподром был теперь затруднен, но все решила вторая коляска — с мотором и на широких колесах. С этого дня для всего коневодческого мирка Мезон-Лаффита стало привычным видеть рядом два силуэта, Аксель и Бенедикта: ее — стоящую, его — сидящего в инвалидной коляске. Молодая женщина не катила своего деда, он двигался самостоятельно и порой даже опережал ее.
Весной следующего года он даже овладел управлением автомобилем, сконструированным специально для него на «Ситроене»’, и стал полностью независимым. Конь, из-за которого он лишился возможности передвигаться, по-прежнему находился в конюшне, но впечатления, что Бенедикт затаил на него злобу, не было. Разве что называл его «Этот одуревший конь». Кличка к коню приклеилась, а в остальном Бенедикт обходился с ним как со всеми остальными. Констану, умилявшемуся такой снисходительности, Бенедикт заметил, что у него слишком много дел, чтобы тратить время на глупости.
Да, дел действительно было немало! Прежде всего, следовало восстановить пошатнувшуюся репутацию фирмы и заставить людей принять тандем деда и внучки, а затем тренировать этих проклятых чистокровных скакунов, уязвимых так, будто они созданы из хрупкого стекла. Аксель допустила несколько промахов, пару раз сделала неверный выбор, но в целом дела конюшни шли совсем недурно. Какая другая девушка смогла бы удержать на плаву столь многочисленную престижную кавалерию?
Бенедикт полагал, что драматические страницы перевернуты, и протрубил об этом с крыши, чтобы отвратить злую судьбу.
Когда Дугласу исполнилось шестнадцать лет, он завершил занятия в подготовительном центре и начал выступать в состязаниях. Словно для того, чтобы оправдать существование деда, он тут же одержал ряд побед. Талантливый, волевой, хитрый, он сражался за победу и добивался своего. Мысль о том, что в семействе Монтгомери будет наездник, радовала Бенедикта. По окончании первого сезона Дуглас оказался во главе наездников-учеников, и это было успехом столь же неожиданным, сколь и неоспоримым. Но Бенедикт отнесся к случившемуся весьма сдержанно, поскольку заметил, что внук вырос и пополнел. Особенно заметно это стало зимой, на протяжении которой юноша внезапно вытянулся. Весной он был вынужден участвовать в скачках с препятствиями: вес уже не позволял ему выступать в гладком беге.
