Николай Климонтович - Против часовой
— Конечно-конечно, доченька…
Не повторится и встреча с их с Нелькой бывшей классной руководительницей, которую они обожали и которая тоже давным-давно умерла. Они любили эту, тогда уже пожилую женщину. И это несмотря на то, что она преподавала постылую неусвояемую физику. Нелька была не в состоянии выучиться даже дробям, а Наташа, из уважения к учительнице, была хорошисткой: и по электричеству, и по механике. Запомнилось, что когда они сидели за чаем с крыжовенным вареньем — предыдущим летом под Свердловском был отчего-то небывалый урожай крыжовника, — учительница спросила, шутя: что, все уж позабыли? И Наташа храбро сказала, что помнит кое-что даже из оптики: интерференцию и дифракцию.
— И чем они отличаются?
И Наташа бойко ответила, не ошиблась.
А вот теперь она, конечно, уже не помнила ни что такое дифракция, ни что такое интерференция…
В тот день — оставалось всего ничего до отъезда, и Наташе не сиделось, почти уж и не спалось, хотелось скорее вырваться в Москву, — она вызвалась сходить за молоком. И насилу уговорила мать, что ей это только в охотку — за молоком нужно было вставать спозаранку и стоять не меньше часа в пенсионерской очереди, ждать цистерну — в магазинах в те годы было шаром покати. Наташа и от денег отказалась, мол, не надо, мама, какие пустяки.
Их улица Маяковского, начинаясь от центральной Ленина, чуть скривившись, доходила до самой вокзальной площади. Причем Ленин стоял по обоим концам: в Центре большой, белый, у вокзала помельче, бронзовый. И по их району всегда шлялись цыганки. Чтобы достигнуть места, куда привозили молоко, нужно было миновать квартал и перейти на другую сторону улицы. И вот как раз у перехода цыганка Наташу и перехватила. Ох, сколько раз предупреждали Наташу, чтоб никогда не связывалась. Но утро было яркое, свежее, Наташа мыслями была уж в самолете, и на обычное дай, погадаю беззаботно ответила а что, погадай. И даже поставила на землю бидончик, протянула ладонь.
Потом она не раз вспоминала облик той цыганки, и всякий раз выходило по-иному: то цыганка казалась совсем нестарой, бойкой, а то помнилась уже пожилой, чуть не старухой. На пестряди звенели монисты, и пальцы были в золотых кольцах — видать, не простая была цыганка, уличные, грязные, цыганки, знала Наташа, с выводком замурзанных детей, в золоте по улицам не ходили. И первое, что услышала Наташа в быстрой речи цыганки: ты еще целая. Как она догадалась, ведь Наташа была развитая, с женской фигурой налитая деваха, никто не верил, что у нее еще не было мужчины.
Больше Наташа почти ничего не помнила: разве что поразило ее, что цыганка легко повела рукой, и у нее в пальцах оказалась прядь Наташиных русых волос: будто ножницами чикнула, — ведьма, колдунья, пронеслось у Наташи. И как отдала цыганке все свои деньги она тоже не помнила — и на молоко, и на самолет, и на первые в Москве расходы. Но вот что Наташа запомнила на всю жизнь, так это предсказание и будет у тебя один муж во всю жизнь.
Вот так, один муж, даже обидно стало.
Глава 5. ВИТЬКА
На самом деле, вопреки цыганскому предсказанию, полковник был первым законным Наташиным мужем. Но на самом деле, по большому женскому счету, это был третий муж.
Второй — Наташа об этом слышала, но твердо не знала, — кажется, спился, если судить по слухам, кое-что случайно от доброхотов доходило. Хотя совсем недавно ей попалась на улице на глаза афиша с объявлением о его персональной выставке. Имя и фамилия совпадали, да и род занятий тоже: живопись, графика.
А вот о первом муже Наташе вообще ничего не было известно. Да она, признаться, и не интересовалась. За годы семейных забот и ученых тревог Наташа всю эту полосу былой давней жизни выбросила из памяти, вырезала, как в компьютере, будто удалила навсегда. Во всяком случае, так ей временами казалось — сделалась эгоисткой, все для дома и для карьеры, и чтоб ничего лишнего, мешающего. На самом деле, она все эти воспоминания лишь сбросила в корзину. В корзину памяти.
Потому что хранились в Свердловске, теперь опять Екатеринбурге, в их старой квартире у старенькой мамы, оставшейся теперь совсем одной, письма и фотографии — в запечатанном старом, школьном еще, портфельчике. Но — иногда, всегда не вовремя, всегда некстати, подтолкнет какой-нибудь пустяк, случайное сходство, краем уха ухваченная старая песенка, — и вдруг что-то вспыхнет в голов, и помимо воли раскручивается старая лента, припоминаются подробности. И она, сердясь, обрывала себя. И только теперь, с возрастом, еще до всякого Указа, время от времени Наташа стала позволять себе — вспоминать.
Дело в том, что ее нынешний муж, — и единственный настоящий, как полагала Наташа, раз он отец ее девочек, — об этой, шальной, полосе ее жизни почти ничего не знал. Училась в университете, написала хороший диплом, потом поступила в аспирантуру, очень много занималась, готовилась к защите, встретила его, они полюбили друг друга — и поженились. Благо у молодого старшего лейтенанта, который учился в военной Академии — перед тем закончил МИИТ по специальности мосты и тоннели — была в столице жилая площадь, комната в малонаселенной коммуналке на Палихе.
Конечно, до него у Наташи был кто-то, все ж таки уже двадцать четыре. Кто это был? Да так, сокурсник. Но он оказался не способным, лентяй, Наташа в нем быстро разочаровалась… Эта немудрящая легенда давно стала полноценной частью жизни, и все реже обсуждалась, поросла мхом, укоренившись, — и теперь была окончательно забыта. Нынче вот у старшей уже романы, Наташа даже ревновала — молодые люди старшей дочери занимали теперь полковника много больше и живее, чем былая Наташина дамская жизнь…
А началось все с Витьки Щипицина.
Отец у того был генералом и начальником Наташиного отца. Служили по железнодорожному ведомству, важному в Свердловске — центральном узле советских стратегических перевозок. И жили обе семьи в одном дворе, офицерском, как его называли в округе, но генеральская квартира была попросторнее, конечно. И ходили Наташа с Витькой в одну и ту же школу, правда, тот учился классом старше.
Витька Щипицын был золотым мальчиком, как его звали в школе. Не в том смысле, что был отличником и претендовал на золотую медаль, а в том, что был невероятным шалопаем, единственным отпрыском генерала, маменькиным любимцем, которая спасала его от отцовского ремня. Пижоном и гулякой с младых ногтей. К тому ж, Витька был хорош собой, спортивно сложен, с обаятельной улыбкой актера Урбанского — и брюнет, как тот. Все девочки школы и окрестностей были в него влюблены. И Наташа, конечно, тоже.
Подвиги Витьки были упоительны.
