Анна Шехова - Трудно быть ангелом
– И что же теперь? – спросила я, стараясь дышать ровнее.
Тим не сразу нашел слова, и я видела этот поиск на его лице: он, бедолага, пытался быть честным и не причинять боль, что априори невозможно.
– Мы много говорили с ней в поезде на обратном пути. Она боится как продолжения, так и окончания. А я… мне она очень дорога, по-своему. Она – чудесный добрый человечек, абсолютно не заслуживший боли.
«А я?! Я заслужила?!» – чуть не выкрикнула я, но вместо этого спросила:
– А чего же хочешь ты сам?
Ответ на этот вопрос дался ему не менее трудно.
– Пока не знаю.
Это был худший ответ из возможных. Не догадываясь об этом, он замолчал. Его лицо перекосила мучительная гримаса – ему было по-настоящему плохо, как человеку, зажатому в тиски между выбором и нежеланием выбирать. Мне стало по-настоящему жаль его, и от этой жалости собственные обида и боль притупились. Я провела ладонью по его влажным после душа волосам.
– Ты хотел бы продолжать с ней отношения, да?
– Не знаю… правда, не знаю… Да, пожалуй, если честно – хотел бы. Но я не хочу мучить тебя!
Он схватил мою руку и прижался к ней щекой.
– Как ты скажешь – так и будет, любимая.
Это было почти так же трудно, как дышать сквозь боль. Необходимость решения легла на меня неподъемной плитой, придавив к полу. И никого нет рядом, кто помог бы приподнять ее, дал подсказку. Бывают такие моменты, когда не видишь ничего, кроме темноты. А в эту темноту предстоит делать шаг, зная, что где-то рядом с дверью подстерегает яма: оступишься – и будешь всю жизнь собирать собственные кости.
Запретить ему встречаться с ней? Но я никогда не верила в силу запретов. Разве что в обратную – в то, что они только разжигают страсть к запретному плоду. Не было бы знака «нельзя» над деревом добра и зла, змею нечем было бы прельщать Еву.
Тим не оставит команду, и они будут продолжать видеться. Игра на нервах, взаимное вытягивание жил, неутоленное желание, которое с каждым днем становится все сильнее – мне хорошо знакомы эти сценарии. Они всегда заканчиваются тем, что плотину запрета прорывает.
– Я не хочу тебя ни в чем ограничивать, – сказала я. – Это твой выбор, а не мой.
– Я не могу отказаться от нее прямо сейчас, – пробормотал он.
– Понимаю.
Это была ложь. Я не понимала. Но сделала типичную ошибку всех Ангелов – промолчала.
– Я ей сразу сказал, что никогда не уйду от тебя, – проговорил Тим, держа меня за руку.
– И как она отреагировала?
– Она готова принять это.
«Еще бы ей было не принять!» – я тогда чуть не сорвалась. Каждая влюбленная женщина, столкнувшись с дилеммой «быть или не быть», решит ее быстрее любого заскорузлого Гамлета с двумя высшими. С чем бы ни приходилось мириться – наличием жены, бультерьера, привычки грызть ногти и неспособностью отличить Моцарта от Стравинского, – все это оказывается незначительным и неважным на фоне угрожающего «не быть», от которого на расстоянии несет плесенью и холодом пещеры под названием «одиночество». Быть – выбор любой женщины, чей возраст неумолимо приближается к коварной границе тридцати.
Тим ничего не просил – ни прощения, ни развода – и ни на чем не настаивал.
– А чего ты хочешь от наших отношений? – спросила я, стараясь быть спокойной, как и полагается Ангелу.
– Я бы хотел сохранить все, как есть, – сказал он.
Я понимала, что значит «все, как есть». Это включало в себя теперь не только наш брак, но и неизвестную мне девицу из его команды. За несколько дней она уже вросла в его жизнь, и операция по ее удалению была бы не из легких.
Я не знала ее, но хорошо представляла тот тип женщин, которые влюблялись в Тима: пылкая, хрупкая, большеглазая, склонная к повышенным эмоциям и испытывающая неодолимую тягу к эгоистам и наглецам. Наверняка смотрит на любимого человека глазами древней идолопоклонницы. Мало кто может отказаться от такого соблазна. Вот что означало «все, как есть».
От осеннего окна тянуло холодом. Почему-то именно в этот момент я вспомнила о том, что Тим так и не заделал монтажной пеной щель под балконной дверью, хотя обещал мне это еще прошлой зимой.
Измена – страшное слово, в котором есть ощущение необратимости. Оно даже звучит как звук разбивающейся посуды.
Но у меня к изменам отношение сложилось двоякое.
Как-то в пору радикальной юности я жаловалась подруге Ольге на любимого мужчину, который заявил, что «любовь ко мне у него странным образом сочетается с любовью к другой женщине».
– Как это так? – возмущалась влюбленная максималистка, которой я была тогда. – Двухкомнатных сердец не бывает. Не представляю!
– Но если ты чего-то не представляешь, это же не означает, что такого не может быть, – мудро заметила Ольга, остудив мой гнев.
Эта ее фраза стала для меня чем-то вроде волшебного оружия против собственного раздражения и гнева. Я не раз пускала ее в ход, когда они поднимались во мне, злобно щерясь в ответ на чьи-то слова. «Так не бывает! Чушь! Ерунда!» – и другие обвинения, готовые сорваться с моего языка, эта фраза тормозила, как набранная в рот вода. Я не Бог, я всего лишь Ангел, и конечный замысел Творца мне неведом.
Рассудительности за пять лет брака во мне созрело столько, что ее можно было бы фасовать и раздавать всем нуждающимся вместо надежды.
– Что мы будем делать? – спросила я Тима, хотя было очевидно, что он ждал ответа на этот вопрос от меня.
– Не знаю… – Его лицо исказила болезненная гримаса. – Вариантов немного. Я, конечно, могу сейчас оборвать эти отношения, пока она не слишком сильно привязалась ко мне…
Он смолк, ожидая моего хода. И я его сделала.
– Думаешь, она еще не привязалась слишком сильно? Сомневаюсь… Ты, дорогой, влюбляешь в себя женщин быстрее, чем укладываешь их в постель. Я-то знаю, о чем говорю.
– Я не хочу никому причинять боль, – простонал он, – понимаешь?
– Это не всегда зависит от нас.
Я видела, что он мучается. Но видела и то, что его сомнения вслух – не более чем жертва во имя справедливости. Прежде чем принять судьбоносное решение, людям полагается несколько пострадать и поколебаться. Хотя он знал, как поступлю я. И я тоже это знала.
– В конце концов, ты же не виноват, что нравишься женщинам.
Тим был из тех мужчин, которые никогда не бывают одни, но всегда кажутся немного одинокими. И это одно из тех сочетаний, которые убийственны для чувствительного женского сердца.
– Для меня главное сейчас одно, – сказала я. – Только честно. Ты меня любишь?
– Да! Я тебя очень люблю! – Тим сжал мою руку и посмотрел на меня так, что я не смогла не заплакать.
– Это главное, – прошептала я.
Я знаю, как на моем месте поступила бы любая нормальная женщина. Но я-то была Ангелом. И решила им оставаться до конца – либо терпения, либо жизни. Хотя, как справедливо заметила моя близкая подруга, были все основания полагать, что жизнь закончится раньше.
