Ровена Коулман - Мужчина, которого она забыла

Я бы послала маме эсэмэску, но у нее нет мобильного. Я ей все твержу: мам, двадцатый век на дворе, иди в ногу со временем. Но она их не любит. Не хочет возиться с кнопками. И все-таки плохо, что мамы здесь нет; мне бы хотелось, чтобы она меня забрала, – я не знаю, куда попала. Я обвожу взглядом кафе. Что, если она здесь, а я забыла, как она выглядит?

Стоп. Это все болезнь. Я уже не девочка. Я нездорова. Вышла в кафе и не могу вспомнить зачем. У меня дома цветные шторы. Может, оранжевые. Оранжевый – что-то знакомое…

– Привет.

Я поднимаю глаза. Передо мной стоит мужчина. Разговаривать с незнакомцами мне нельзя, поэтому я смотрю в стол. Уходи!.. Он не уходит.

– Все хорошо?

– Отлично, – говорю я. – Только замерзла.

– Можно я тут присяду? Больше негде. – Я смотрю по сторонам: в кафе и правда много народу, хотя пустые места еще есть. Он вроде ничего. Приятные глаза. Я киваю. Интересно, хватит ли мне слов, чтобы поддержать разговор?..

– В такую погоду – и без плаща? – спрашивает он.

– Похоже, – говорю я осторожно и улыбаюсь, чтобы не испугать его. Мужчина тоже улыбается. Я могла бы сказать ему, что нездорова. Он посоветует, что делать. Однако я не хочу. У него приятные глаза. Он говорит со мной как ни в чем не бывало и не ждет, что я в любую секунду упаду замертво. Он ничего обо мне не знает. Я тоже ничего о себе не знаю, но это к делу не относится.

– Так что случилось? – Мужчина тихо смеется. Я внезапно понимаю, что хочу наклониться к нему поближе. Наверное, это и есть магнетизм.

– Я выбежала за молоком, – говорю я с улыбкой. – И захлопнула дверь, а ключи забыла. Я снимаю квартиру с тремя подругами и моей…

Я запинаюсь – не хочу говорить «крошкой». По двум причинам. Во-первых, я помню: сейчас – это сейчас, а квартиру мы с подругами снимали много лет назад, и у меня тогда не было дочери. А во-вторых, ему незачем знать о моей крошке, которая уже не крошка. Кэйтлин, у меня есть Кэйтлин, она взрослая. Через год ей будет двадцать один, а у меня дома ярко-красные сияющие шторы. Не мне заигрывать с незнакомцами. Я замужем, и у меня двое детей.

– Я закажу кофе. – Мужчина делает знак официантке. Девушка улыбается, будто знает его. Похоже, он тоже ей нравится. Это меня успокаивает. Я теряю способность судить о людях по выражению лиц, по оттенкам, благодаря которым обычно понимаешь, о чем человек думает, что чувствует. Может, у этого парня на лице написано – да она же чокнутая! Мне не на что положиться, кроме его приятных глаз.

– Спасибо, – киваю я.

Он добрый и говорит со мной как с человеком. Нет, неправильно – я и есть человек. Я по-прежнему человек. В смысле, он говорит так, будто я – это я. От этого на душе теплее. Мне не хватало этого чувства – простого счастья, без мыслей о том, что каждая секунда радости будет теперь с привкусом грусти.

– Значит, дверь захлопнулась? А что соседки – позвонят или принесут ключ?

– Они скоро будут дома, – отвечаю я наобум. – Я подожду немного и пойду. – Это точно неправда. Я не знаю, где я и как мне вернуться куда бы то ни было.

Мужчина снова тихо прыскает со смеху, и я строго смотрю на него.

– Простите. – Он улыбается. – Просто вы мокрая как мышь, и симпатичная мышь, если позволите мне так говорить.

– Позволю. Говорите еще!

Он опять смеется.

– Я ужасно глупая, – признаюсь я. Приятно ненадолго забыть о болезни. Какое облегчение – на миг обрести покой в водовороте сомнений! Из благодарности я готова расцеловать незнакомца, но вместо этого без умолку болтаю. – Если может случиться что-то плохое, оно со мной непременно случается. Не знаю почему. Я будто притягиваю к себе неурядицы. Ха-ха, неурядицы! Это слово теперь нечасто услышишь.

Я несу какую-то чушь, и ладно. Важно, что мы вдвоем – разговариваем.

– У меня тоже так бывает, – говорит мужчина. – Иногда мне кажется, что я никогда не вырасту.

– Я точно знаю, что не вырасту.

– Вот. – Он протягивает мне бумажную салфетку. – У вас такой вид, будто от цунами спаслись.

Я со смехом беру салфетку, промокаю волосы и лицо, провожу под глазами. На ней остаются черные пятна – значит, я сегодня красилась. Это хорошо. Если на ресницах черная краска, значит, глаза у меня красивые, и я сама тоже красивая, пусть и похожа на панду.

– Что ж, это лучше, чем ничего.

– В туалете есть сушилка для рук, – говорит он, указывая на дверь за спиной. – Можете подставить под нее голову, хоть немного обсохнете.

– Все в порядке, – отвечаю я и в доказательство хлопаю себя по сырым коленям. Мне не хочется отходить от стола, от стула, от кофе, не хочется никуда идти. Здесь я чувствую себя в относительной безопасности; я словно вжалась в уступ скалы и не упаду, если не буду шевелиться. Чем дольше я сижу здесь, не гадая о том, где я и как попасть домой, тем лучше. Я отталкиваю от себя приступы страха и думаю о настоящем. О том, как мне хорошо.

– Давно вы замужем? – Мужчина кивает на мою руку, и я с некоторым удивлением замечаю кольцо. Оно как будто на своем месте, словно частица моей личности, и все-таки я не чувствую, чтобы оно имело ко мне какое-то отношение.

– Это папино, – отвечаю я словами из далекого прошлого, которые когда-то говорила другому человеку. – Когда он умер, мама подарила кольцо мне. С тех пор я его не снимаю. А однажды отдам человеку, которого полюблю.

Повисает тишина – кажется, неловкая. Прошлое и настоящее снова переплелись, и я запуталась – настолько, что во всем мире не осталось ничего, кроме этого мгновения, этого столика, этого человека, который так по-доброму говорит со мной, так приятно смотрит.

– Может, как-нибудь выпьете со мной чашку кофе? – неуверенно предлагает мужчина. – Потом, когда обсохнете и у вас закончится черная полоса. Здесь или где пожелаете. – Он тянется к стойке, берет короткую штуку для письма – не ручку – и выводит каракули на моей салфетке. – Дождь закончился. Проводить вас домой?

– Нет, – отвечаю я. – Вдруг вы маньяк.

– Ну, тогда позвоните?

– Не позвоню, – виновато говорю я. – Я очень занята. Скорее всего, просто не вспомню.

Мужчина со смехом глядит на меня.

– Что ж, если появится время или желание, все-таки позвоните. И не волнуйтесь: вы попадете в свою квартиру. Ваши соседки наверняка скоро придут.

– Меня зовут Клэр, – торопливо говорю я, когда он встает. – Вы же не знаете, как меня зовут.

– Клэр. – Мужчина улыбается. – Вы похожи на Клэр.

– Как это понимать? – со смехом отвечаю я. – А вы, вас как зовут?

– Райан. Надо было написать на салфетке.

– До свидания, Райан, – говорю я, зная, что очень скоро от него не останется даже воспоминания. – Спасибо вам.

– За что?

– За салфетку! – помахиваю я сморщенной от влаги бумажкой.