Опороченная - Вероника Ланцет

Она на сколько… двенадцать лет младше меня?

— Я не буду этого делать, — твердо отвечаю я, ложа руку на пистолет, чтобы убирать его в кобуру и встаю, чтобы уйти.

— Дядя, — голос Циско меняется, когда он окликает меня. — Могу я напомнить тебе, кому ты присягал на верность?

— Да. Твоему отцу, — отвечаю я, слегка повернув голову. — И не думаю, что он одобрил бы гребаного ребенка в качестве мести Гуэрра.

— И я принимаю решения с его благословения. Давай не будем забывать ни на минуту, кто в каком положении, — он приподнимает бровь. — Ты поклялся сделать все для благополучия семьи. А я говорю тебе, что эта миссия требует твоих навыков. И когда босс говорит тебе что-то, что ты делаешь?

Циско смотрит на меня твердым, выжидающим взглядом, и я понимаю, что он загнал меня в угол. Я не могу отказаться от задания, когда именно Семья вытащила меня из тюрьмы.

— Я сделаю это, — бормочу я, возвращаясь на свое место.

Я всегда был предан до мелочей и никогда не ставил под сомнение решения своего Дона. Но в этом случае? У меня плохое предчувствие.

Это может закончиться только одним — катастрофой.

Взяв со стола папку, он бросает ее мне.

— Я наметил план.

Открыв папку, я смотрю на свою новую личность, с подробной историей работы и военным прошлым.

— Ты станешь ее телохранителем.

И вдруг становится ясно, почему меня выпустили из тюрьмы раньше. Почему меня специально выбрали для этой работы.

Потому что я идеальный послушный солдат.

Потому что нет никого другого, кто бы слепо соглашался со всем, что скажет босс.

Спустя неделю, я вооружился знаниями обо всем, что касается Джианны. Циско не шутил, когда говорил, что она далека от невинности.

Вечеринки с алкоголем, наркотиками и сексом. Оргии в пентхаусах на Пятой авеню. Обмен партнерами, как обмен одеждой.

Она похожа на женское обличие Дарио.

И это вызывает у меня еще большее отвращение к моей миссии.

Мне не только придется делить с ней пространство и притворяться, что защищаю ее, но и в конце концов прикасаться к ней.

Я хмурюсь при этом, мысль о прикосновении вызывает у меня отвращение. Я не знаю, что было в голове Циско, когда он дал мне это задание, ведь он знает, что у меня есть свои заморочки с распутными женщинами, ярким примером которых является моя собственная мать.

Но мало того, что она раздвигает ноги перед кем попало, она еще и злобная девчонка.

Боже, я внимательно изучил столько статей о ее возмутительном поведении, что был совершенно потрясен тем, что такая мерзкая женщина может существовать.

От унижения и предательства своих друзей до припадков на публике и игр с чувствами людьми, я не думаю, что есть что-то, в чем Джианна не виновна.

Есть подробные рассказы о том, как она набросилась на персонал ресторана, дошло до того, что она выплеснула миску супа на официанта, который просто поинтересовался, нравится ли ей еда. Мужчина был вымазан в еде, а Джианна продолжала унижать его до тех пор, пока он чуть не разрыдался.

Могу с уверенностью сказать, что я уже представляю, какой шквал оскорблений она обрушит на меня, когда увидит мое лицо.

Натянув кепку пониже, я стараюсь слиться с толпой, блуждая глазами по окрестностям.

И вот она здесь.

На секунду мне приходится напомнить себе, что нужно дышать. Парни не шутили.

Она сногсшибательна.

Фотографии не передают ее красоты.

Светло-медовые волосы, доходящие до колен, она заплела в косу, и скрепила розовым бантом. Весь ее наряд — розовый.

На ней юбка и блейзер, оба короткие и обрезанные, чтобы соответствовать летней погоде. Под блейзером я замечаю прозрачный белый топ, сквозь который проглядывает кожа, а белый бюстгальтер выставлен на всеобщее обозрение.

Ее одежда не слишком хорошо маскирует то, что скрывается под ней, и черт меня побери, если она не выглядит как воплощенная в жизнь фантазия любого мужчины.

И она не похожа на ребенка. Нет, она полностью женщина.

Длинные ноги, тонкая талия, груди идеального размера — у нее тело, созданное для секса. И не для нежного секса, а для секса у стены, с ногами, обхваченными вокруг талии, с подпрыгивающими в воздухе сиськами.

Внезапно я понял, почему никто не откажется от приглашения между ее бедер. Ей, вероятно, достаточно кивнуть мужчинам, и они упадут перед ней на колени.

— Проклятье, — бормочу я, когда она поворачивается, ее маленькие брови нахмурены.

Если ее тело — воплощение трахабельности, то ее лицо из тех, о которых поэты пишут сонеты.

Не я. Определенно не я.

Но, черт возьми, если бы у нее не было самого изысканного лица, которое я когда-либо видел. Изящное лицо в форме сердца, полные губы и большие светящиеся глаза — она похожа на ожившую куклу.

И я, конечно, не единственный, кто так думает.

Джианна ходит с задранным носом, как будто оценивает всех и находит в них недостатки. Позади нее толпа мужчин следует за ней, все с одинаковым взглядом потерянного щенка, как будто одно ее признание будет манной небесной.

Она движется, и они следуют за ней.

И я тоже.

Держась на расстоянии, молча наблюдаю за ее действиями.

Она рассматривает какие-то туфли, берет пару с полки и садится рядом, чтобы примерить их.

Я зачарованно наблюдаю, как она снимает босоножки, ее ноги такие же маленькие и изящные, как и вся она.

Черт побери!

Мне приходится повторять мысленные упражнения и перечислять все, что я знаю о ней, чтобы не реагировать. Но даже малейшее движение ее пальцев, когда она проводит по своим икрам, чертовски чувственно, и мой член отказывается внимать моим мысленным предупреждениям.

И я не один такой.

По крайней мере, у нескольких мужчин наблюдается видимая эрекция, они просто наблюдают за ней с благоговением, их глаза следят за каждым ее движением.

Один довольно нетерпеливый парень спешит помочь Джианне, протягивая ей вторую туфлю, чтобы она надела ее, его пальцы касаются ее руки.

Черт.

Не думаю, что за всю свою жизнь я видел такую внезапную трансформацию.

В один момент она выглядит безмятежной, ее красота почти неземная, а затем все ее лицо превращается в пеструю массу гнева.

Выхватив туфлю из его руки, она встает, ее глаза стреляют в него кинжалами, когда она что-то говорит.

Я придвигаюсь ближе, пока звук ее голоса не достигает моих ушей.

— Кто-нибудь давал тебе разрешение прикасаться ко мне? Своими грязными