Как во сне - Юлия Резник
– Черт с тобой! – выругался начальник, бросив в меня брелоком. Я спортсменка. С реакцией у меня все в порядке. Не знаю, что насчет благоразумия… Наверное, любая другая барышня на моем месте поступила бы совсем по-другому. Хотя бы за верхней одеждой вернулась, ага... Я же понимала, что Эльбрус никогда не стал бы разводить панику на ровном месте. А значит, случилось что-то действительно серьезное, и на счету каждая секунда.
– Пристегнись.
Я никогда не ездила за рулем машины Калоева. Поэтому мне пришлось потратить пару драгоценных секунд, чтобы с ней подружиться.
– Езжай! – рявкнул он.
– После того как ты пристегнешься! – вернула подачу. Знала ведь, перед Эльбрусом нельзя прогибаться. Ни в чем. Иначе он очень быстро подомнет тебя под себя. А мне нравилось, когда он ко мне прислушивался! Это означало, что мое мнение для него действительно чего-то стоит.
Город стоял в восьмибалльных пробках. С меня семь потов сошло, пока мы через них пробирались. Калоев оказался дерьмовым пассажиром. Он командовал, комментировал каждое мое действие и даже, кажется, тихонько матерился под нос, хотя обычно не позволял себе мата при дамах. И то ли алкоголь так на него влиял, то ли он меня не рассматривал как женщину – попробуй, разберись. Я же постепенно вскипала. К тому же ситуация сильно усугублялась тем, что я так и не сходила в туалет. Терпеть этот дискомфорт становилось практически невозможно. Я ерзала и психовала.
– Здесь дворами срежь. Давай. Перестраивайся.
Эльбрус выскочил из машины еще до того, как я закончила маневр. Я рванула за ним, утопая, считай, босыми ногами в сугробе.
– Подождите! Можно я воспользуюсь вашим туалетом?!
Калоев обернулся, недоуменно хлопнул глазами. Он как будто забыл обо мне и думать, переключившись на свои проблемы, а я заставила его опомниться.
– Конечно, – прохрипел он, прошелся взглядом от моих зябко скрещенных на груди рук, по дрожащему от холоду телу, к ногам. Моргнул и, быстро стащив с себя пиджак, накинул мне на плечи: – Скорее, что ж ты голая выскочила?!
В парадной царило блаженное тепло. Я пританцовывала, пока Эльбрус возился с замком, а когда дверь открылась, оттолкнула его и рванула в сторону туалета, благо мне доводилось не раз бывать здесь раньше, и я знала расположение комнат. Успела! Но едва-едва. Даже не потрудилась включить кран, чтобы заглушить излишне натуралистичные звуки. Всхлипнула с облегчением. Рассмеялась, пряча лицо в ладонях. А когда все закончилось – включила кран и подставила под теплую воду заледеневшие руки.
– О-о-ох.
Когда я более-менее отогрелась и пришла в себя, встал вопрос о том, как мне возвращаться. Я вытерла руки полотенцем и вышла из ванной, решив, что ни от кого не убудет, если попрошу одолжить мне теплую одежду.
Вышла и замерла как вкопанная, испытывая чувство острой неловкости от того, что невольно подслушала что-то совершенно не предназначенное для моих ушей.
– ты… это ты виноват! Все твои «Римка, хочу маленького»… Сколько ЭКО я делала?! Ты считал?! Нет! А я из-за этого умираю. Ненавижу тебя, не-на-ви-жу! Слышишь?
– Слышу, Рим. Не кричи. Я знаю, что больно, знаю… Мне тоже. Но мы справимся, да? Все будет хорошо. Иди, я тебя обниму…
– Не трогай меня! Иди туда, где был. К шлюхам иди своим.
– Ну, каким шлюхам? Это же просто корпоратив. Ты у меня одна. Была и будешь, слышишь, Римма…
– Убирайся! Я тебя ненавижу! Оставь меня в покое. Лучше бы ты сдох, чем я… Ненавижу. Как же я тебя ненавижу…
Дальше Римма разразилась потоком отборной брани. Интересно, где женщина ее воспитания и культуры могла такое услышать? Я натурально обалдела. Но даже не эти похабные слова произвели на меня такое сокрушительное впечатление. А интонации, сочащиеся настолько черной, ядреной ненавистью, что даже мне, постороннему человеку, стало нечем дышать. Что уж говорить об Эльбрусе? Я не понимала, как он это выдерживает, ведь судя по тому, что случилось утром, такие срывы происходят с Риммой регулярно. Это нормально вообще? Нет, я читала, что у смертельно больных людей портится характер, но чтобы настолько… Это все потрясало. Ранило. Обесточивало. Вытравливало из души все светлое. Нелепо шевеля губами, я с трудом боролась с желанием ворваться в хозяйскую спальню, чтобы положить конец этому ужасу. Не знаю как… Хорошо, что мне не пришлось этого делать. Из комнаты в коридор выскочила всклоченная со сна сиделка и, бухтя что-то вроде «Господи, она же только уснула», скрылась за дверью.
Вдвоем с Калоевым им удалось совладать с Римминой истерикой. Постепенно на смену ее крикам пришла тишина, нарушаемая лишь тихими голосами. Я так и не нашла в себе сил уйти, когда Эльбрус, пошатываясь, вышел в коридор. Увидел меня, нахмурился и… пошел мимо, к выходу.
– Вы куда это собрались? – напряглась я.
– Куда-нибудь. Надо проветрить голову.
Замечательно! И как мне оставить его в таком состоянии? Он же не в себе!
Делать было нечего. Я увязалась за шефом хвостиком. Калоев зло зыркнул на меня из-под насупленных бровей. Провел по волосам дрожащими, блин, руками. К размеренному, едва слышному гудению подъемного механизма лифта добавился странный клокочущий звук. Я вскинулась. Он же не собирался плакать, правда? Это просто нереально, невозможно, немыслимо… И так неправильно, боже мой. Уж если такой мужик сломается, на ком будет стоять наш мир? От чувства собственной беспомощности захотелось удавиться.
– Эй! Вы куда? Машина там. Может… прокатимся? – нерешительно промямлила я.
– Прокатимся? – тупо переспросил Калоев. – А давай. Я только куплю выпить.
– Это обязательно?
– На сухую я что-то перестал справляться с действительностью.
Я кивнула, пританцовывая от холода. Калоев опять покачал головой, уставившись на мои босоножки.
– Иди в машину, Уля. Не мерзни.
– Я вас не оставлю!
– Да никуда я не денусь. Только пойла куплю. Сказал же…
И не соврал. Вернулся, впуская в не успевший остыть салон холод и снег. Скрутил крышку, отпил прямо из горла.
– Может, не надо? Эльбрус Таймуразович…
– Ты, Уль, езжай, раз вызвалась. А с этим, – Калоев тряхнул бутылкой у меня перед носом, – я как-нибудь разберусь сам.
Глава 3
Молча наблюдать за тем, как шеф напивается, было невыносимо. Во мне зудела искренняя потребность ему помочь. Но я не знала как. Сидела, молча сжимая и разжимая пальцы на руле.
–
