Бог Войны - Рина Кент
Его глаза излучают бездонную тьму, а их бурный серый цвет никогда не бушует и не бунтует. Никогда не отступает от того холода, с которым я столкнулась в тот день, когда он разбил мое сердце на куски и растоптал его.
— Развернись и убери свое отвратительное присутствие из поля моего зрения, а я сделаю вид, что не слышал твоих постыдных признаний.
Его слова до сих пор причиняют боль, несмотря на прошедшие годы. Тот, кто сказал, что время все лечит, явно никогда не встречался с Илаем Кингом.
Он хуже, чем зараженная рана, которая отказывается заживать, и более жесток, чем бесконечная война.
С другой стороны, тот ужасный промах в суждениях с моей стороны перевернул мои чувства к нему с ног на голову. Раньше я была слепа, а теперь просто ненавижу его.
Я хочу позлить его.
Вырвать из него любые чувства, лишь бы испортить ему день и разрушить его тщательно выстроенную жизнь.
Он смотрит на меня, а я непоколебимо смотрю в ответ, даже если меня обожжет этот ледяной взгляд, если меня разорвет на куски, я никогда не отступлю перед этим уродом.
Чувствуя себя сегодня особенно самоубийственно, благодаря своим впечатляющим неудачам и, возможно, коктейлю из напитков, я хватаю руки Олли и снова кладу их на свои голые бока.
Моя кожа не загорается. Меня не прошибает пот, и я не испытываю сокрушительных ощущений таинственного эротизма.
Но этого вполне достаточно.
Мои руки обвивают шею Олли, и я танцую в медленном ритме, вызывающе покачивая бедрами, выпячивая грудь. Музыка пульсирует в моем теле, басы отдаются в груди и заставляют мое сердце биться в симфонии хаоса и бунтарства.
Ощущение глаз Илая — это ядовитый эликсир, кипящий и бурлящий внутри меня, коктейль, который обещает временный побег от реальности и ложное чувство блаженства.
Олли повторяет мои движения, прикасаясь, лаская и полностью погружаясь в него, но мое внимание не обращено на него. Я не разрываю зрительного контакта с дилеммой, которая прислонилась к барной стойке, глаза по-прежнему отрешенные и совершенно не заинтересованные моим шоу.
Поэтому я запускаю пальцы в свои волосы, оттягиваю их и прикусываю нижнюю губу, глядя в его черную душу.
— Пошел ты, — говорю я.
Тогда, и только тогда, он проявляет реакцию. Уголок его губ искривляется в самой забавной, садистской улыбке, прежде чем он делает щедрый глоток из своего бокала.
Виски. Односолодовый. Двухлетней выдержки.
Ненавижу, что знаю о нем все эти подробности. Я бы хотела, чтобы меня поразила амнезия, и я бы просто забыла его, его любимый напиток, его гардероб и всю его злобную личность.
Олли подходит ближе, пока не оказывается почти вровень со мной. Его запах, уд и мускус, почти душит меня, но я терплю и провожу указательным пальцем по его щетинистой щеке, заставляя все свое внимание сосредоточиться на нем.
Дать Илаю шоу, на которое он подписался.
Понятия не имею, почему он не оставляет меня в покое, когда я ему явно неинтересна, но будь я проклята, если не буду играть в его игру.
По крайней мере, сегодня.
Большую часть времени я просто избегаю его как чумы. Что? Я не всегда пьяна, а когда дело доходит до Илая, моя смелость или импульсивная глупость во многом зависят от уровня алкоголя и наркотиков в моих венах.
Я поднимаю голову, но мои движения замедляются, когда я обнаруживаю, что его место за барной стойкой пустует. Странное, сокрушительное разочарование сжимается в моей груди, и я ненавижу его всем своим существом.
Сильнее, чем ненавижу этого человека.
Мой телефон, засунутый под лифчик, вибрирует, и я вздрагиваю, а затем отстраняюсь от Олли, чтобы проверить его.
Ариэлла: Позвони мне. Это СРОЧНО!
Сердце замирает, когда я выбегаю с танцпола, не обращая внимания на возражения Олли и остальных, и взлетаю по лестнице в VIP-комнату, которую мы сняли на эту ночь. Я закрываю за собой дверь и шагаю по грязному помещению с красными диванами из искусственной кожи и черными стенами.
Моя младшая сестра отвечает через несколько секунд.
— Ава!
— Что… — я сглатываю. — Что случилось? С мамой и папой все в порядке?
— Они в порядке.
— А бабушка и дедушка?
— Живут своей лучшей жизнью во время последнего круиза по Средиземному морю.
— Хорошо… тогда что за срочность?
— Подумала, что это лучший способ заставить тебя позвонить мне.
Я испускаю долгий, мучительный вздох и прислоняюсь к краю дивана.
— Ари, ты, маленькая дрянь, напугала меня до смерти.
— О, умоляю. Не больше, чем ты напугала нас до смерти во время конкурса, а потом стала призраком.
— Я вас не пугала. Кроме того, это было… ничего.
— Только если «ничего» означает буквально застыть на середине ноты минут на пять, а потом удрать со сцены.
— У меня был… ступор, — чувств. Существования.
Я буквально перестала быть собой в тот момент.
— И ты не могла поговорить с нами об этом?
— Чтобы вы меня пожалели?
— Чтобы мы поддержали тебя, идиотка. Мама и папа беспокоятся о тебе. Я беспокоюсь о тебе.
Я прикусываю уголок губы. Какого черта я умудряюсь быть такой и беспокоить всех близких мне людей своим психическим состоянием?
— Поговорим завтра, когда у меня пройдет похмелье. Можешь передать маме и папе, что у меня сейчас все хорошо и я продолжаю готовиться к следующим соревнованиям?
— Конечно. Сколько мне заплатят за вранье?
— Сучка, умоляю. Ты любишь врать.
— Я больше люблю, когда мне платят, — представляю, как она улыбается, словно маленькая психопатка. — Как насчет того, чтобы сказать мне расписание Реми на неделю, и мы покончим с этим?
— Ари… ты моя младшая сестра, и я люблю тебя, но ты должна понимать намеки, когда мужчина не заинтересован в тебе, и двигаться дальше.
— Это не останавливало тебя, когда ты падала в лужу у ног незаинтересованного Илая.
Я касаюсь своих волос и прочищаю горло.
— И я забыла о нем, а потом и о себе. На самом деле, я ненавижу Того-Чье-Имя-Нельзя-Называть.
— Так и должно быть, сестренка.
— Может, ты сможешь сделать то же самое?
— Нет. Илай бесчувственный, в нем нет и следа человеческих эмоций. Мой Реми другой. Он любвеобилен, джентльмен и мужчина мечты каждой женщины. Ему просто нужен небольшой толчок, чтобы встретить любовь всей своей жизни. Она же я.
Я улыбаюсь вопреки себе.
— Ты ведь не сдашься, да?
— Только после того, как мое кольцо будет на его пальце.
— Господи. Ты думаешь о браке в восемнадцать лет?
— Я люблю его с одиннадцати. По мне, так это на семь лет позже.