Судный день (ЛП) - Фостер Дилейни

— Мы все делали дерьмо, которым не гордимся, — сказал Чендлер, и у меня возникло ощущение, что он думает об Энистон. — Лирике повезло, что ты ее спас.

— Повезло? — Я не был так уверен.

— Да. Повезло.

Остаток поездки прошел в молчании. Он предавался своим мыслям, а я перебирал свои. В основном они вращались вокруг информации, которая заставила Лиама захотеть отправиться прямо в Убежище. Я знал это чувство. Кайф. Непревзойденный прилив адреналина, который приходит с таким контролем. Словно дирижер, стоящий перед своим оркестром и командующий залом одним движением руки. Мы собирались дирижировать кровавой симфонией.

Малкольм Хантингтон и Киптон Донахью были мертвы, и — если все пойдет по плану — Уинстон Рэдклифф скоро будет убран. В Трибунале оставались только я и Пирс Кармайкл. Кармайкл был богат, но слаб. Он был в совете только благодаря своей родословной.

Каспиан скоро займет место своего отца.

Чендлер был официально принят в Братство.

Маленький извращенный игровой дом был превращен в пепел вместе с его развратным сайтом.

Я даже не планировал, что Энистон влюбится в Чендлера, но все сложилось в нашу пользу.

Все части становились на свои места.

Мы въехали прямо на асфальт рядом с личным самолетом Лиама. Ступеньки опустились, и он вышел. Его темные, беспорядочные волосы рассыпались по лбу. Он был одет в светло-голубую рубашку на пуговицах, закатанную до локтя и расстегнутую. Его яркая, заразительная улыбка сияла даже в темноте ночи.

Каспиан остановился рядом со мной, ожидая наших дальнейших действий.

Лиам забрался на заднее сиденье.

Чендлер заглянул к нему через плечо.

— Лучше бы это был оргазм.

Лиам усмехнулся, и это озарило все его лицо.

— Я гарантирую, что ты кончишь в штаны. — Он потянулся за пиджаком. — Моему отцу помогали. Он делал это не один.

Чендлер застонал:

— Мы это уже знаем. Малкольм Хантингтон помогал ему, а теперь он мертв.

— Это был не только Малкольм. И есть второй дом. В списке есть все… — он потянулся к карману брюк, и его лицо опустилось. — Черт. Я оставил его в самолете, — он поднял палец. — Сейчас вернусь, — он открыл заднюю дверь и сделал паузу, прежде чем выпрыгнуть. — Клянусь Богом, ты обделаешься, когда я тебе расскажу.

Чендлер закатил глаза, не впечатлившись.

— Ты собираешься лизать мой член всю ночь или планируешь на самом деле сосать его?

Лиам отмахнулся от него, затем захлопнул дверь и побежал к самолету, чтобы взять список — список, который я уговорил его взять с компьютера его отца, список имен всех, кто когда-либо посещал этот дом или имел отношение к этому сайту. Список, который Уинстон хранил для шантажа.

С этого момента все происходило в замедленной съемке.

Мимо проехал белый фургон с синим логотипом на боку. Мы с Чендлером повернули головы, чтобы посмотреть, как из пассажирского окна высовывается рука в черной перчатке. Яркие вспышки взорвались в воздухе, и раздался оглушительный треск выстрелов. Поп. Поп. Поп. Три выстрела подряд.

Я перевел взгляд на Лиама. Его глаза были широко раскрыты, а обе руки сжимали его грудь, тут же пропитавшуюся его кровью.

— Черт, — прорычал Чендлер, когда я распахнул дверь и побежал по асфальту.

Лиам упал на землю прежде, чем я успел до него добраться. Я упал на колени и обнял его верхнюю часть тела. Его глаза были уже холодными и безжизненными, а голова склонилась на одну сторону.

Чендлер упал рядом со мной, запустив пальцы в его волосы, пока он повторял:

— Какого черта, какого черта. Какого. Черта. — Его крики становились громче с каждым словом.

Я распахнул куртку Лиама, чтобы найти источник крови. Так. Много. Крови. Я стиснул зубы, чтобы сдержать эмоции. Его ранили в грудь. Даже если бы одна пуля, скорее всего, не задела его сердце, две пули, попавшие в легкие, оставили бы его захлебываться собственной кровью.

Адреналин, выделившийся ранее, теперь ощущался как тяжесть, придавившая меня. Я сосредоточился на своем дыхании. Это был единственный способ удержать демонов, бушующих в моей голове. Гнев и месть пронзили мою душу. Я откинул голову назад и выкрикивал проклятия и обещания, обращенные к небу. Я найду тех, кто это сделал, и они заплатят.

Звук визжащих шин, запах жженой резины и дыма окружили нас.

Мое сердце заколотилось в груди, когда я окинул взглядом взлетно-посадочную полосу. Я сразу же подумал, что они воспользовались тем, что мы находимся на открытом пространстве, и переехали нас всех. Я выдохнул, увидев, как Каспиан кружит вокруг самолета, чтобы догнать белый фургон. Они выстрелили в машину, пробив дыру в лобовом стекле, но это не замедлило его. Он продолжил гнаться на них на полном ходу и с громким треском врезался в них. Металл с хрустом ударился об асфальт, и фургон перевернулся на бок. Каспиан перевел машину на задний ход, а затем снова рванул вперед, врезавшись в днище фургона. Он отъехал в сторону, когда все взорвалось.

— Не то, чтобы они этого не заслуживали, но как мы теперь узнаем, кем они были? — спросил Чендлер, его голос представлял собой коктейль из гнева и агонии.

Я смотрел, как пламя лижет небо.

— Возьми этот список. Мы начнем с этого.

ГЛАВА 3

Гнев был подобен огню, вырывавшемуся из обломков стали и стекла по другую сторону асфальта. Непредсказуемый и дикий. Яростный и пугающий. Он пылал в моей груди, когда я нес Лиама к своему внедорожнику и укладывал его тело на заднее сиденье. Он накатывал на Каспиана, когда он закрывал дверь, как только Лиам оказался на месте. Он витал между Чендлером и Линкольном, когда они молча смотрели друг на друга.

— Извини за машину, — сказал Каспиан, не отрывая глаз от тонированного окна моего внедорожника, куда мы только что положили Лиама. Мы не могли заглянуть внутрь, когда дверь была закрыта, но образ его тела запечатлелся в нашем сознании. Оно никогда не будет невидимым, никогда не будет неощутимым.

Это было странно говорить. Из всех мыслей, проплывающих в его голове, он ухватился именно за эту. Но опять же, я полагал, что это было самое простое, что можно было выразить словами.

Передняя часть моего McLaren представляла собой гармошку из хрустящего металла. Пулевое отверстие в лобовом стекле разлетелось на множество трещин. Но это был всего лишь автомобиль. Ничуть не менее хрупкая и невосполнимая, чем жизнь.

— Не беспокойся об этом, — я кивнул в сторону сиденья третьего ряда. — Садись. Мы обязаны закончить это для него, — я был в долгу перед ним. В конце концов, это я послал его за списком.

Они все трое кивнули, а затем забрались внутрь. Я сделал быстрый звонок, чтобы убедиться, что мою машину забрали, фургон утилизировали, и что все подробности случившегося крепко заперты.

Поездка была короткой. Движение было скудным. Мы все сидели в молчаливом благоговении, когда отблески лунного света мелькали среди деревьев на наших торжественных лицах. Я видел дорогу, чувствовал кожу руля под кончиками пальцев, слышал стук шин об асфальт, но все это казалось нереальным. Я видел кровопролитие, был причиной кровопролития, но оно никогда не сопровождалось такой болью.

Высокое, похожее на церковь здание появилось в поле зрения, и мое сердце заколотилось, пульс запульсировал в ушах, когда я въехал внутрь.

Святилище было не более чем камерой, построенной на фундаменте жестокости и страха. Мой дед помог построить эту камеру. Я собирался помочь сжечь ее дотла.

Была почти полночь, и Трибунал сидел на своих обычных местах, в креслах за тем же полукруглым столом, за которым я сидел в Судный день. Король Уинстон и Пирс Кармайкл сидели в центре, остальные кресла были свободны. После прискорбной смерти принца Александра Норвежского Уинстон созвал экстренное собрание Братства. Они ждали меня, чтобы начать. Я надеялся, что они готовы к тому, что я скажу.