После долгой зимы - Мар Лиса
С этим точно надо что-то делать. Дождался очередных выходных и затащил Пашу в клуб. Тогда мне это показалось лучшим решением. В конце концов, мне двадцать один год, когда, как не сейчас, время веселиться и развлекаться с девушками? К слову, в этом я никогда себе не отказывал. Целибат не соблюдал, как тот же Пашка. Я молодой и наглый, девушки приходят в клуб, чтобы показать себя перед такими, как я. Все в плюсе. Такой формат отношений меня полностью устраивал, подарили друг другу кайф и до свидания. Мне оставляли номера телефонов, но я никогда не перезванивал. Серьезных отношений в двадцать один я не планировал, а два раза делить постель с одной девушкой — это уже один шаг к ним. Я так с девятнадцати лет жил, когда из армии, одичавший без женского внимания, вернулся. И в этот раз решил, что это тоже мне поможет, а то я слишком затянул с очередной "дозой".
Посидел с Пашей за столиком, опрокинул в себя пять шотов, ощущая, как алкоголь приятным огнем опускается по пищеводу в желудок. Дождался, пока тело и мозг окутает приятная расслабленность, и начал цепким взглядом обводить танцпол. На ловца и зверь бежит. И я, кажется, нашел идеальную добычу на сегодняшний вечер. Девушка была совершенно моего типажа, таких я выбирал всегда. Брюнетка с фигурой типа "песочные часы», тонкой талией, но объемными верхними и нижними "девяносто", соблазнительно покачивала бедрами в такт музыке. Прижался к ней сзади, положив руки на талию, и шепнул на ухо:
— Прекрасная дама здесь одна?
Девушка повернулась, обвела меня с ног до головы оценивающим взглядом и, улыбаясь, ответила:
— Уже нет.
— Тогда позвольте вас украсть, — и протянул ей руку.
Проходя мимо администратора клуба, кинул ей деньги за вип-комнату и легонько подтолкнул свою спутницу к двери. Когда мы оказались одни в замкнутом пространстве, звуки клуба стали значительно глуше, все-таки здесь стояла неплохая звукоизоляция. Помог девушке избавиться от платья, расстегнув молнию на спине, следом полетело нижнее белье и моя одежда. Разглядывал ее ладную фигурку, легонько проводил руками по изгибам, и… ничего. У меня не встал. Напротив меня голая девушка стоит, красивая, к слову, на все готовая, а у меня перед глазами лицо Снежинки, такое, каким я его выражение представляю, если бы она была расстроена. Кажется, я стал гребаным импотентом. Дожили, бл*.
— Извини, ничего не получится, — подаю непонимающе смотрящей на меня девушке платье, сам тянусь за своей одеждой.
— Ты очень красивая, просто настроение не то, — одевшись, наконец, выхожу из вип-комнаты, тихо прикрывая за собой дверь.
Уже дома, лежа в своей кровати, пытаюсь представить Снежинку такой, как стояла передо мной девушка из клуба. Одеяло моментально натягивается в том самом месте. И я перестаю волноваться и своем половом здоровье. И начинаю о ментальном…
Я зашипел от боли, мгновенно выплывая из омута памяти. Пока я предавался воспоминаниям, забытая в пальцах сигарета прогорела до фильтра и обожгла кожу. Раздраженно выкинул ее из рук, затоптал ботинком и вернулся в ангар. Курить расхотелось.
Ада
Обычно я сидела бы, как воды в рот набравши. Но это был серьёзный поворот в моей жизни, надо было попытаться сделать хоть что-нибудь.
— Я уже совершеннолетняя, могло бы мое мнение насчет этой свадьбы учитываться? Я ее не хочу.
— Только вот паспорт у меня твой, неблагодарная! — мать замахнулась на меня тряпкой, которой протирала стол. — Такое счастье с божьей помощью на голову свалилось, а она нос воротит!
— Я ведь просто могу сказать "нет", когда будут спрашивать согласия, — совсем уж робко добавляю я.
— Кто тебя спрашивать будет, дура! Когда союз на небесах заключается, никому не интересно какое-то земное несогласие. Буду молиться перед Единым за себя и за тебя, чтобы не гневался на необразованную, что счастья своего не понимает, — мать картинно схватилась руками за голову и начала беззвучно двигать губами. А потом снова подняла на меня глаза и выдала: — А если планируешь выкинуть что-то, так я за Семёна Николаевича Прасковью отдам. Уверенна, девочка оценит, какая божья милость ей выпала.
И я вспоминаю Прасковью. Ее светлую душу и солнечную улыбку, жаркий шепот по ночам, сокровенные мечты о принце, о большой и чистой любви, которая потом приведет к союзу, одному и на всю жизнь. И понимаю, что не могу с ней так поступить. Крепко зажмуриваю глаза и тихо отвечаю:
— Не планирую.
Я выхожу замуж в конце апреля. В ночь перед свадьбой Прасковья рыдает без остановки, лежа у меня в кровати, намачивая мою ночную рубашку. А я спокойна. Внешне. Внутри мне хочется кричать в голос, но… Я очень люблю свою младшую сестру. И я верю, что спасаю ее от такой участи хотя бы на время.
А в день свадьбы, облачившись в какое-то древнее платье невесты, предающееся у нас в общине, пройдя с утра исповедь у нашего священника, я еду в город впервые в своей сознательной жизни. Мне все ново и непривычно. Открыв рот, глазею на высокие дома, вереницы машин, яркие вывески, большие магазины, одежду девушек и юношей. Мозг взрывает калейдоскопом новых впечатлений. Так остро реагирую на все диковинки, что у меня щиплет в носу и глаза на мокром месте. А все остальное будто не со мной. Не я захожу в ЗАГС по красивому крыльцу, не я говорю "да", ставлю подпись, меняюсь кольцами, не я получаю целомудренный поцелуй чужими сухими губами в мои сжатые и холодные. Кажется, мозг, во избежание перегрузки, решил услужливо закрасить память о том дне крупными мазками, оставив лишь мелкие штришки между, и я благодарна.
По возвращению нас ждет настоящий пир по меркам нашей общины. Чревоугодие — грех. Обычно наша еда весьма аскетична. Овощи и фрукты с собственного огорода, нечасто — мясо, тоже выращенных нами животных, домашний хлеб, крупы, покупаемые в местном магазине. По поводу моей свадьбы столы ломятся от угощений.