Все, чего он хочет - Оливия Торн
— Это моя вина, — прошептала я.
Он рассмеялся, коротко и горько.
— Нет, это все я, и мы оба это знаем. Я позволяю своему члену думать за меня, и вот что…
— Нет, — выдохнула я. — Я имею в виду… если ты им уступишь… тогда это моя вина.
На этот раз он просто нахмурился. Улыбки не было.
— Нет, Лили. Нет, ты не можешь так думать.
Но я не слушала, что он говорил сейчас, зато слышала, что он сказал мне вчера вечером.
Представь себе мир, в котором электричество стоит меньше одной десятой от того, что оно стоит сейчас, не говоря уже о том, что оно не загрязнает окружающую среду.
Я хочу быть парнем, который изменит мир к лучшему. И если я не могу быть им, тогда я хочу помочь парню, который собирается изменить мир к лучшему… мечтателям, ученым.
То, что принесет пользу не только богатым, но и бедным людям на всех континентах. То, о чем напишут в книгах по истории, что изменит ход человеческой цивилизации. Это то, чем я хочу быть. Чем-то потрясающим. Чем-то, что меняет мир.
Я ни за что не собиралась этому препятствовать.
Я не могла.
Я была в ужасе от того, что собиралась сказать, но промолчать не могла.
Я выпрямилась, как могла, и постаралась казаться как можно более храброй.
— Меня не волнует, что со мной будет. Если ты действительно веришь во все, что сказал мне прошлой ночью… тогда пошли их к черту.
Он уставился на меня. Затем Коннор покачал головой:
— Нет, Лили… ты не понимаешь…
— Они направляют пистолет тебе в голову, а в этом случае пистолет — я. А я не позволю им так поступить.
— Нет, ты не понимаешь. Пистолет направлен не на меня, а на тебя. Эти фото увидят твоя мать, твой отец. Они будут видеть их в новостях, в газетах, в интернете. Этого не избежать Твои бабушка с дедушкой живы? Они тоже их увидят. У тебя есть брат? Он женился? Есть дети? Потому что все твои племянницы и племянники будут их видеть. Если не сами, то на телефоне каждого школьника. Все, кого ты когда-либо знала в средней школе и колледже — все, с кем ты когда-либо работала — увидят эти фотографии. Мало того, эти фотографии будут совать им под нос в течение нескольких дней, а может быть, недель. И не только фотографии, но и ложь и грязь, за которые Миранда и мои родители могут заплатить людям. Что ты проститутка. Что ты шлюха.
Я вздрогнула, когда он это сказал.
«Шлюха» — не самое красивое слово ни при каких обстоятельствах. Оно становится особенно уродливым, когда ты знаешь, что его собираются использовать, чтобы атаковать и унизить тебя.
— И это произойдет не только завтра утром — это останется с тобой до конца твоей жизни. То, что появляется в Интернете, никогда не исчезает. Когда кто-то наберет в Google твое имя через пять, десять, пятьдесят лет, они увидят тебя на этих фотографиях. Черт, им даже не придется гуглить — вероятно, это будет вторая или третья вещь, которая всплывет, если они загулят меня. Твои дети узнают об этом с того момента, как впервые пойдут в школу. Другие дети — даже взрослые — будут показывать им эти фото. Даже если ты откроешь гребаное лекарство от рака или выиграешь Нобелевскую премию за мир во всем мире, эти фото будут упомянуты в твоем некрологе. Миранда и мои родители позаботятся об этом. Это то, с чем ты хочешь жить?
Я даже не думала об этом. Чем больше он говорил, тем больше походило на то, что я стою на платформе, которая поднимается все выше и выше в воздух — и с каждым словом у меня все больше кружилась голова. Меня снова тошнило.
Но я уже пошла по пути самопожертвования, черт возьми. Я не собиралась позволять нескольким поискам в интернете удерживать меня от благородства.
Хорошо, несколько миллиардов поисковых запросов в Интернете.
Но все равно.
— Я могу жить с этим, если ты можешь, — возразила я.
Коннор покачал головой.
— Я всю жизнь защищал свою анонимность. Я потратил миллионы на то, чтобы скрыться от всеобщего внимания — и поверь, это меня до чертиков пугает. Но на самом деле это мало что изменит. Да, это на какое-то время сорвало бы мои планы, но в остальном, мне наплевать, что другие думают обо мне. Но ты… мы говорим обо всей твоей жизни.
— Мы также говорим о твоей мечте, — настаивала я. — Или вчера вечером все было простой болтовней?
— Нет, — сказал он, балансируя между раздражением и весельем. Он знал, что я пытаюсь им манипулировать. — Но ты не представляешь, на что способны Миранда и мои родители. Они уничтожат тебя, не задумываясь.
— И ты собираешься позволить им уйти от ответственности, разрушив твои мечты? Ты собираешься позволить им снести бульдозером тот идеальный мир, который ты хочешь построить? Ты собираешься позволить им обмануть все эти миллиарды людей, которым ты хочешь помочь?
— Нет, если это означает жертвовать собой.
— Потребности многих перевешивают потребности немногих, — сказала я.
Звездный путь II: Гнев Хана.
Спасибо, мистер Спок.
(Я же говорила, что я помешана на этом.)
Коннор поднес руки к лицу, прикрыв нос и рот, и просто посмотрел на меня. Затем он стал расхаживать из стороны в сторону.
— Хорошо… гипотетически, давай просто представим, как мы говорим им «нет». Они сразу же забивают радиоволны и Интернет этими фотографиями. Они привязывают скандал ко всем политикам, которые мне нужны для заключения сделки. Они запускают рекламные объявления о нападениях, платят, уговаривают и подстрекают сотни тысяч «обеспокоенных граждан» к телефонным звонкам. Политики ни в коем случае не станут иметь со мной дело. Я их теряю, и все равно проигрываю сделку. Вот что я имел в виду, когда сказал, что Миранда продумывает все на шесть ходов вперед.
Его голос стал горьким.
— Я могу ненавидеть эту сучку, но должен признать, что она хороша в том, что делает.
— Я думала, ты пригвоздил политиков.
— Не до такой же степени.
— Всего пятнадцать минут назад ты говорил своему отцу, что собираешься профинансировать всю их кампанию…
— Лили, это будет смерч из дерьмовой бури. Миранда позаботится об этом. Если политики останутся со мной, они не смогут от этого убежать. А политики делают все возможное, чтобы оставаться у власти. Связь со мной будет поцелуем смерти. При таком
