Татьяна Веденская - Траектория птицы счастья
– Понимаешь, ведь настоящий дом для мужчины – это женское тело! Посмотри, как ты прекрасна – словно тебя делали специально для меня. Когда я прижимаю к себе женщину – я в самом лучшем из дворцов. Без женщины – настоящей, трепетной, нежной – такой как ты, мужчина пуст. Он бессмысленен. Ему не к чему стремиться.
– Знаешь, сейчас так думают не многие.
– А, брось. Сейчас мы имеем мир «Большого Потребителя». Все пользуются, и никто не хочет ничего отдавать взамен. Но ведь от этого только нам же и хуже. Можно жить и с резиновой куклой, это ведь тоже вариант. Но настоящему мужчине надо, чтобы он был Богом в своем мире. Центром, от которого все зависит. Только тогда он будет счастлив.
– Это все так сложно. Настоящий мужчина – кто это? – позволила себе сомнения я.
– Ну, я, например, – самодовольно ухмыльнулся он и притянул меня к себе. Я тихо млела в его руках, совершенно не замечая нереальности происходящего. Меня ничего не удивляло, как не удивляет говорящий кактус во сне. Понятно дело, что сон кончится, и явь будет обычной, с молчаливыми кактусами. Но пока я сплю…
– Ты? А разве ты не пользуешься ситуацией? Разве ты не потребитель? – съязвила я.
– Ну, конечно же нет! – состроил искреннее возмущение он. Я засмеялась и провела пальцем по его груди. Он перекувырнулся и пошел в кухню. Прямо так, в чем мать родила. Я встала и пошла за ним. Он копался в холодильнике, задумчиво изучая его содержимое.
– Хочешь картошки? Жареной? – спросил он. И посмотрел на меня деловитым, обыденным взглядом. Я вдруг почувствовала, что пора уходить.
– А, да нет. Спасибо. – Я одевалась. – Мне пора вообще-то.
– Тебе точно нельзя остаться? – спросил он, жуя картошку. Я против воли засмеялась, так комично он выглядел голым, посреди кухни, да еще и со сковородкой в руках.
– Ты бы хоть о тете подумал! Что будет, если она нас здесь застанет? – шутливо нахмурилась я, со всех сил затыкая в себе желание дать ему мой телефон. Я прекрасно знала, что он ему ни к чему. Такие вот стихийные знакомства как раз и хороши своей недолговечностью. И в памяти остается бурное незабываемое приключение, похожее на сон.
– Н-да, с нею бы тогда и вправду мог случиться инфаркт, – хмыкнул Дима и пошел нацеплять трусы.
– Инсульт, – поправила его я. И открыла входную дверь.
– Ты уходишь? – он внимательно смотрел на меня из-за дверного косяка. Я до боли прикусила себе губу, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. Не хватало еще сейчас начать вешаться на него и намекать на продолжение банкета.
– Ну, да. Думаю, если ты напоишь тетю твоим фирменным чаем и скажешь, что доктор заходил, она будет более чем счастлива. И передумает падать с сердечным приступом, – перевела тему я.
– Тетю? – растерялся он. – А, ну да. Конечно.
– Ну, приятно было познакомиться, – я кивнула ему и поскакала к лестнице.
– Ты еще и на «вы» обратно перейди, – обиделся он. Подошел ко мне и долго не отпускал. Целовал. У меня снова закружилась голова. Но я успела отметить, что он никак не попытался договориться о новой встрече. Случайный секс со случайной женщиной, таким он и должен остаться. Я не стала возражать, и пошла вниз. На улице я чуть было не расплакалась. Что же я наделала, зачем? Чувство тупого раздражения на себя, на свою дурь начало поедать меня изнутри. Ну, неужели нельзя было обойтись без этого фарса? Пара часов удовольствия, стоили ли они того? С другой стороны, я же сама не хочу, чтобы продолжение было. Зачем мне весь этот геморрой, верно? Или хочу?
– Маша! – вдруг окликнул меня голос сзади. Я дернулась. Он стоял у подъезда и с недоумением смотрел на меня. И бабки на лавочке, кстати, тоже.
– Что? – я проверила, достаточно ли у меня независимый и нейтральный вид. Да, достаточно.
– Скажи, а тебе действительно все равно?! – он заметил, как бабушки на лавке выставили вперед свои уши-локаторы.
– Что? Что все равно? – я глазами показала на скамейку запасных и быстро отошла от подъезда. Он посеменил за мной.
– Ты только что занималась со мной любовью, потом оделась и ушла, словно ничего не было. Будто ты только послушала меня своим тонометром.
– Стетоскопом, – я улыбнулась. – А что, мне надо потребовать, чтобы ты женился?
– Причем здесь это? Ты бы хоть телефон оставила! – мне стало легче. Честно говоря, мысль, что мы с ним больше никогда не увидимся, как-то не грела.
– Ты и не спрашивал! – возмутилась я. – Зачем бы я стала создавать лишние сложности?
– Слушай, это ты одна такая сумасшедшая, или в Москве все спятили, пока я сидел в тайге?
– Я одна! – гордо подтвердила я.
– Ладно, давай телефон.
– Ты уверен, что он тебе нужен? – продолжала демонстрировать наплевательство я. Конечно, внутри я вся тряслась мелким бесом. С одной стороны, от радости, что это странное знакомство может иметь продолжение, с другой стороны, от ужаса перед тем же самым. Вот странно устроена жизнь.
– Я не уверен, но постараюсь определиться, – почти грубо ответил он. Я продиктовала цифры моего домашнего номера и ушла домой, чтобы там, в тиши собственной комнаты мучиться от бессонницы и воспоминаний. И думать о том, что лучше было бы обойтись без этой треклятой Любви.
Глава вторая, в которой я предаюсь воспоминаниям
Говорят, что настоящая любовь случается только раз в жизни. И еще говорят, что когда она придет, ее ни с чем нельзя будет перепутать. И, конечно же, все уверяют, что она прекрасна, и что жить только и стоит ради этой самой пресловутой Большой Любви. Что ж, если даже и так, то в моей жизни Большая Любовь уже была. Двенадцать лет назад, когда мне было двадцать три года, я покидала город Грозный, только-только похоронив мать. Отец, слава Господу, к тому времени уже умер и не увидел, что произошло с его обожаемым Северным Кавказом. Мы – простые люди, приехавшие в Чечню по направлению предприятия, на котором тогда работал отец. Он выбирал между Таганрогом и Грозным, и выбрал последний, потому что в нем нам давали не двухкомнатную, а трехкомнатную квартиру. В те времена вся неделимая территория бывшего СССР жила по единым законам, по которым народам полагалось дружить и не ссориться. Поэтому, когда в начале девяностых все начало сыпаться, словно карточный домик, нас – русских в Чечне, не оставляло чувство некоторой иллюзорности, нереальности происходящего. Мы ходили на работу, я работала в городской поликлинике. Мама сидела дома, она много лет болела и после смерти папы совсем не выходила из дому. И вот однажды кто-то на работе сказал, что в городе убивают русских.
– Что ты слушаешь какие-то байки? – отвечали ему. – Нечего нагнетать панику.
– Панику? Я говорю вам, отсюда надо уезжать, пока не поздно, – ответил этот кто-то, я уж не помню, кто. И, как оказалось, был совершенно прав. Потом эти разговоры стали вестись повсеместно, но еще около года все отмахивались от очевидного, надеясь, что милиция возьмет-таки под контроль бандитов.
