Несчастные девочки попадают в Рай - Кэрри Прай
На несколько минут я позволила грустным воспоминаниям увлечь себя.
Я помню дым. Клубы черного дыма, который нависли над нашим домом. И крик. Пронзительный крик женщин, который до сих пор стоит у меня в ушах. Тогда дедушка, который взял нас на прогулку, покидал походные рюкзаки на дорогу, приказал оставаться на месте, а сам рванул на помощь. Одной рукой я держала коляску, из которой доносились вопли маленького Пашки, а другой обнимала Каштанку, так как собака порывалась бежать за дедом.
Еще живая бабушка Рая бежала к нам навстречу, позабыв о больных ногах и об артрите. Даже через расписной платок были заметны ее седые волосы, которые буквально встали дыбом.
С каждой следующей секундой ко мне приходило осознание того, что моя жизнь больше не будет прежней. Но эти мысли были связанны с новым жильем, но никак с тем, что произойдет на самом деле.
— Пойдем, Златушка. Пойдем, родная, — наговаривала бабушка Рая, все дальше уводя нас от дома. — Посидим в медпункте, хорошо? А потом дедушка Федор вас заберет.
Руки и подбородок бабушки Раи тряслись, но не от старости. Не от холода. А от ужаса, который она старательно от нас скрывала.
— Все наладиться, мои хорошие. Все наладиться, милые.
Ее слова вонзались в кожу, проходили через сердце и застревали в горле. Что-то нехорошее витало в воздухе. Самые страшные мысли заполонили голову. Стало дурно. Из носа покапала кровь.
Мне было восемь, и я не умела мириться с правдой жизни. Не умела читать между строк и даже не догадывалась, что самый обычный ламповый обогреватель создаст в моем доме вечный холод.
Вырвавшись из рук старушки, я помчалась к дому и через минуту уже была на месте трагедии. Я боролось с собственными ногами, который отказывались переступать порог калитки.
Наш двухэтажный дом напоминал огромный факел. Огромный костер, вокруг которого водили хоровод испуганные до ужаса женщины и беспокойные мужчины с алюминиевыми ведрами.
Протиснувшись сквозь паникующую толпу, я остановилась. Обгоревшие балки крыльца надломились, и старый козырек обрушился, поднимая в воздух тысячи ярких искорок. Завороженная этим зрелищем, я не сразу заметила лежащую на земле простынку.
Из-под грязного покрывала виднелись заколка в форме морской волны и несколько русых прядок.
Мама.
— Мама! — закричала я и метнулась к ней, но не успела коснуться, потому что сильные руки оторвали меня от земли.
— Златка! Не надо! — кричал дедушка не своим голосом. — Заберите ее! Уведите отсюда!
Сквозь пелену слез, я смогла разглядеть еще два бугорка — папа и бабушка. Они спали крепким сном, не реагируя на крики. Сном, который ничто не сможет потревожить.
— Пусти! Я хочу к маме! Пусти, гад!
Как дикий звереныш я брыкалась в руках дедушки, а потом исцарапала закоптившиеся лица мужчин. Из груди вырывались крики отчаяния, которые подхватывали старушки и женщины. Я боролась до последнего. До тех пор, пока не кончились силы.
Огонь забрал их всех…
— А вот и я! — я проснулась от громкого заявления дедушки, а следом послышался восторженный крик Паши: — Дед, дед, покаж, че поймал!
— А разве ты акул не боишься?
— Акул? Фигасе! Ты что, акулу поймал?!
— Ага. Говорящую.
— Фигасе! А что она говорит?!
— Говорит, что Пашка ваш — болван! Что если еще раз на речку без спроса пойдет, она ему всю сраку искусает!
Подавив смех, я уткнулась лицом в одеяло.
Дедушка Федор был тем еще сказочником. Бывший прапорщик в отставке, он был не прочь потравить увлекательные байки. В нем умело совмещались командирские задатки и человеческая доброта. После пожара, дед превратился в седой одуванчик с грустными карими глазами, перестал смотреть телевизор, не листал газету и каждый удобный случай ходил на рыбалку или охоту. Но вот чувство юмора его не покинуло, что очень радовало. Дедушкины шутки отвлекали от реальности. Пусть даже на время, но это были те редкие счастливые минуты, которых нам так не хватало.
По традиции, мы собрались за шатающимся столом. В печке трещали дрова, а возле уха пищали голодные комары — типичный деревенский вечер.
Стуча вилками по металлическим тарелкам, мы расправлялись с вкуснейшим ужином.
— Ну как? Понравились гольянчики? — поинтересовался дедушка, вытерев жирные руки об хлопчатую рубашку.
Пашка довольно вытянулся на стуле.
— Вкуснятина. А сладкое будет?
— Сладкое? — удивленно переспросил дедушка, а потом полез в карман и достал оттуда «дулю». — Вот тебе! Ишь, чего захотел! Только сладкое и трескаешь! Глянь, твоя хитрая морда вся прыщами покрылась!
— Неправда, дед! — хныкнул Пашка. — Не прыщавый я!
— А это что? — дед схватил мальца за нос и легонько повертел. — Вон, какой огромный прыщ!
Я расхохоталась, не удержав пюре во рту.
Вырвавшись из унизительной хватки, Пашка отпрянул от стола и скрестил руки на груди.
— Почему если Златке нельзя, то и мне не достаётся? — с обидой произнес он. — Так не честно, деда!
Нахмурившись, Федор прибавил себе морщин.
— А у тебя сгущенка в горле не застрянет, если ты ее один штрявкать будешь?!
— Не застрянет! Я конфет хочу! Мармелад хочу! И халву! — мальчишка топал ногой по дощатому полу, будто делал заказ на праздник.
— Постучи, постучи, Буратино! Сейчас вторую ногу переломаешь, и повешу я тебя в огороде вместо чучела!
В глазах ребенка вспыхнул неподдельный страх. Собирая носом сопли, Пашка заперся в своей комнате.
— И поплакать не забудь! Может, хоть ссаться по ночам перестанешь! — напоследок кинул дед и по-доброму расхохотался.
Мне было жаль братца, но против дедушкиных законов не пойдешь — или всем, или никому. Порой мне казалось, что Пашка ненавидит меня. Ненавидит за то, что на свои именины, вместо лимонного пирога ему приходиться жевать морковный.
Я скидывала остатки еды в миску, чтобы накормить ими Каштанку.
— Соседей видала? — спросил Федор, натирая подбородок. Серебреная щетина со звуком карябала его пальцы. — Говорят, что это племянница Райкина въехала. Учителем работать будет. Русского и литературы.
— Здорово, — безрадостно ответила я.
— Что-то случилось? А, Златка? Хмуренная ты какая-то.
— Все хорошо. Просто устала.
Дедушка внимательно оглядел кухню, вымытые полы, посуду, и задумался.
— Ай, молодец, дочка! — воскликнул он. — Все убрала, а я, старый крот, ничего не заметил! На дворе каникулы, а я внучку умотал! Гуляй, девочка. Все лето гуляй. От пыли еще никто не умирал. Нужно будет — сам протру.
— Спасибо! — возрадовалась я, перебирая в голове планы на завтра.
Завтра я буду целый шарахаться по
