Няня для родного сына (СИ) - Фомина Татьяна

– А Кирилл с кем?

Ба резко развернулась, пронзила своим пристальным взглядом насквозь.

– Значит, ты так и не вспомнила? Хорошо же они тебя напичкали.

– Не вспомнила что, ба?

– Как попала в клинику.

Я покачала головой.

– Нет.

– Пойдём в дом. Там и поговорим. Она согнулась ещё сильнее, словно ноша оказалась непосильной.

Дом был холодным и сырым. Пустым. И детская кроватка, как и все детские вещи, приготовленные мною к приезду малыша, исчезли.

– Ба! А где….

– Сядь! – бабуля меня резко прервала, хотя всегда учила, что перебивать некрасиво.

– Выпей вот это.

– Что это?

– Пей!

Я послушно выпила весь отвар, или что там было. Вкус был отвратительным. Но я стала непритязательной ко вкусам. Поставила на стол пустую чашку. Ба села рядом.

– Мне позвонили из роддома, и сообщили, что у тебя начался истерический припадок. Пока я успела добраться, тебя успели увезти в клинику. Хотя я так и не добилась внятного ответа, почему они это сделали. Ведь в таких случаях необходимо разрешение родственников.

Я не перебивала. Где-то в подсознании я понимала, что предстоит долгий разговор, и он будет нелёгким. Но, словно оцепенела, замерла и приготовилась слушать. Такой ба была только после похорон своего сына.

– Меня почти сразу же провели к главному врачу. Я поинтересовалась, что могло спровоцировать твой припадок. Он долго расспрашивал о твоих детских заболеваниях. Но девочкой ты была спокойной, здоровой и никаких отклонений, ни физических, ни  уж тем более психических, я не наблюдала. И уже думала, что пережила на своём веку всё, что могла. Но кто-то там наверху решил, что я не достаточно ещё заплатила за свои ошибки. – Бабуля замолчала. Сделала глубокий вдох. И продолжила:

– Тебе сообщили, что Кирилл умер. Синдром внезапной смерти новорождённых.

Я перестала дышать. Нет! Этого не может быть!

– Это ложь! Я видела Кирилла! Он выглядел здоровым! И более того, неонатолог это подтвердила!

– Мне тоже так сказали. Но это не помогло ему. Крепись, Ника. Может, и не надо было тебе этого говорить. Но я хочу, чтобы ты знала.

Ба говорила монотонным, безжизненным голосом. Её слова доходили до моего сознания, но я никак не могла в них поверить! Это ошибка! Ба просто что-то напутала! Хотя я прекрасно знала, что её острый ум и потрясающая для её возраста память никогда не подводили.

Слёзы сами катились по щекам. Всё остальное словно умерло, словно оборвалась та ниточка, которая связывала меня с этим миром. Ведь только мысль о Кирилле, о том, что я увижу его и возьму на руки, заставляла меня вести себя так, как советовала Яра. Я жила только во сне, где слышала, как смеётся мой малыш. И всё это оказалось миражом, фантазией психически больного человека! Может, и Яра мне померещилась, ведь больше она ни  разу не приходила.

– Бабуля, как такое могло случиться?

– Не знаю, моя хорошая. – Ба гладила меня сухой рукой по волосам. – Не знаю. Крепись, детка.

– Я не смогу жить.

– Сможешь! Ты – Рябинина! Ты всё вытерпишь! Не смей, раскисать!

– Но почему, ба? Почему это случилось именно со мной?!

– На этот вопрос никто не знает ответа.

– Я не верю, что это правда.

– Я тоже не верила. Там, на столе, в папке лежат документы.

– Какие документы?

– На Кирилла.

– Нет. Я не буду их смотреть.

– Твоё право. Там два свидетельства: медицинское свидетельство о рождении и  медицинское свидетельство о перинатальной смерти.

– Я. Не буду. Это. Смотреть! – упёрлась, как будто это могло изменить что-то.

– С ними идёшь в ЗАГС и получаешь свидетельство о смерти, – невзирая на мои слабые попытки, продолжила ба.

– Я никуда не пойду!

– Тебе придётся сделать это, Ника.

Глава 4.

За окном барабанил дождь. Противный, надоедливый, мерзкий. Впрочем, как и всё вокруг. Мир потерял свою привлекательность, как и смысл. И все мои надежды, что всё будет хорошо, как только я окажусь дома, рассыпались прахом.

– Ника, иди поешь! – строго сказала ба.

– Зачем?

– Ты на привидение похожа! Хотя, мне кажется, они и то лучше выглядят!

Ба была права. Как всегда. То отражение, которое я замечала изредка в зеркале, было мало похоже на меня. Я, словно тень, слонялась по пустому холодному дому.

При-ви-де-ние.

– Я сегодня ела, – ответила, чтобы бабуля успокоилась.

Или вчера. Не помню.

Я старалась вспомнить, но не могла. Словно сделали плохой монтаж, вырезав не тот кусок плёнки.

Меня нисколько не удивило, что Оля не то, что ни разу не пришла, она даже не позвонила! Или узнав, что я попала в психиатрическую клинику, решила, что со мной опасно общаться? Возможно. Но даже это меня не волновало.

О карьере учителя начальных классов пришлось забыть. Кто допустит к детям психически нездорового человека? Правильно! Никто! Поэтому диплом можно смело сжечь на ритуальном костре. Только вот сырая погода, словно специально не позволяет этого сделать.

Я не знаю, чем поила меня ба. Но она каждое утро заставляла выпить ту гадость, которую лично заваривала. От одного запаха начинало мутить. Но ба была непреклонна! И приходилось выпивать всё, до последней капли! Это тебе не медсёстры, которым можно показать открытый рот, спрятав таблетки под языком! Это ба!

На пятый день абсолютно бесполезного существования я категорически отказалась пить эту мерзость.

– Бабуль, можешь не стараться, и не вонять этой гадостью на весь дом! Я больше пить это не буду!

Но вместо того, чтобы привести тысячу и одну причину, ба вздохнула.

– Ну, слава богу! Я думала, ты дольше будешь безропотно делать, что тебе говорят.

Не поняла?

– Так ты специально выбрала самые мерзкие травы?

– Конечно! Но не настолько они мерзкие! Очищают кровь и желудок. Так что ничего не зря! А вот то, что ты могла даже помои пить, это было плохо. А так хоть какая-то воля появилась.

– Ты вот без своих нравоучений не можешь, да?

– А как ты хотела? Пока я жива, терпи! Или ты думаешь, я буду спокойно смотреть, как ты медленно угасаешь? А вот хренушки! Хотя корешок хрена тоже надо было добавить! Что-то я запамятовала, – бабуля даже расстроилась. – Вот ядрёненький напиточек бы был! И главное – полезный!

– Ба! – она прекрасно знала, что я не люблю запах хрена. И её любимую смесь: «Помидор, чеснок и хрен – будешь как Софи Лорен!» – на дух не выношу!

– Не бакай! Марш за стол, я сказала! Одни глазюки остались, кожа да кости! Всех привидений краше!

– А я, может, к конкурсу Мисс Привидение готовлюсь?

– Я тебе сейчас приготовлюсь! Меня пожалей! Сколько я ещё мучиться буду, на тебя глядя?

– Прости, бабуль! Я не хочу есть.

– А надо!

Пришлось запихнуть в себя несколько ложек бульона.

– Ника, не нервируй меня! Ешь, я сказала!

– Бабуль, а где мой телефон?

– Зачем он тебе? – насторожилась ба.

– Пока не знаю.

Мне стало интересно, а куда делись мои вещи?

– В сумке они. Так и стоят. Хотела постирать. Да всё руки не доходили.

Прошла в комнату и поставила сумку на кровать, долго не решаясь расстегнуть молнию.

– Ника, подожди! Я уберу кое-что, – всполошилась бабуля. В роддом я брала с собой и детские вещи, так планировала находиться  в палате «мать и дитя».

– Всё нормально, ба, не беспокойся. Истерики не будет. Слёз тоже. Нет их больше.

Но в сумке детских вещей не оказалось.

Совсем.

– Ба, ты точно ничего не вытаскивала? – переспросила бабушку.

– Ника, рановато ты меня в склерозницы записала. Я тебе всех, начиная с Рюриковичей и заканчивая Романовыми без запинки назвать могу.

Это ба может! Даже сомневаться не приходится. Но вот куда делись детские вещи? Было странным.

– Ника, может, ты их сама там оставила? – Предположила ба. – Отдала соседке своей, раз тебе не нужны?

– Может.

Только вот этого я тоже не помнила. Соседку помнила. Даже то, что она сына назвала также, тоже помнила. А вот чтобы вещи отдавала – не помнила.