Империя Греха - Кент Рина

Хотя, возможно, он тоже опасен, поскольку ему удалось сделать то, о чем никто из мужчин, с которыми я жила рядом, даже не мечтал.

Ему удалось заполучить меня.

Или скоро он заполучит меня.

Как только мы входим в номер, я делаю глубокий вдох, чтобы сказать ему, что это на один раз, что, как и в случае с правилом «не называть имен», это будет более захватывающим, если мы больше никогда не увидимся.

Секс на одну ночь.

На один раз.

А потом все закончится.

Но я не успеваю произнести ни звука, кроме вздоха. Потому что в ту же секунду, как закрывается дверь, он разворачивает меня к себе и прижимается своим телом к двери. Его грудь сталкивается с моим позвоночником, и что-то твердое упирается мне в спину. Не что-то. Это его эрекция, массивная и готовая, и, черт, она только что дернулась?

Моя грудь ударяется о дверь, а дыхание становится быстрым и нескоординированным, когда я прижимаюсь к поверхности своей горячей щекой.

Как будто этого недостаточно, чтобы привести меня в состояние гиперсознания, он запускает пальцы в мои волосы и отбрасывает длинные пряди в сторону, обнажая спину и шею, а затем обхватывает рукой мой затылок.

Он сжимает его в стальной хватке, не оставляя мне возможности двигаться, и осознание этого? Тот факт, что я полностью в его власти, вызывает дрожь глубоко внутри. Она долгая, всепоглощающая и оставляет меня в оцепенении.

Я не должна сдаваться, верно? Знать, что я не смогу вырваться из его лап, даже если захочу.

Не в моих генах хорошей девочки желать этого, но я не могу побороть подсознательную дрожь, проносящуюся сквозь меня.

Его зубы находят мочку моего уха, и он прикусывает ее. Я пьянею от аромата его одеколона, сдержанного и одновременно таинственного, как тот лес из детства.

По логике вещей, мне следовало бы держаться подальше от него, но я не могу.

Я не в состоянии.

Я в заложниках у его неумолимой хватки и дикой красоты. Такого типа красоты, о которой я не знала, что она меня привлекает до сегодняшней ночи.

Он все еще облизывает мочку моего уха, покусывая, атакуя ее языком, когда шепчет:

— А теперь скажи мне, красавица. Ты считаешь, что это хорошая идея прийти с совершенно незнакомым человеком в гостиничный номер и не спросить его имени?

Проклятье.

Пожалуйста, не говорите мне, что он действительно знает мою семью? Это попытка заманить меня в ловушку и разоблачить?

Я пресекла эти мысли, пока они не захватили меня. Я просто параноик.

Вот и все. Паранойя и моя неспособность справиться с ней.

Поэтому я шепчу:

— Мне это нравится.

— Что тебе нравится?

— То, что это без обязательств.

— Мне это тоже нравится, но знаешь, что мне нравится в этом больше всего?

— Что?

Мой голос с придыханием, и это связано с тем, как он держит меня, как его большой палец касается моей точки пульса и надавливает на нее, как бы подчеркивая.

— Что я могу делать все, что захочу.

Его голос становится хриплым, и он хватает меня в удушающий захват, или, быть может, это его слова.

Возможно, это комбинация того и другого.

В любом случае, я в ловушке в состоянии, которое я никогда не испытывала, и не могу решить, хорошо это или плохо.

Понимаю только, что, не зная его имени и решив, что это на один раз, я лишаюсь всех своих запретов.

— Ты ведь позволишь мне сделать с тобой все, что я захочу, правда, красавица?

— Да...

Я запинаюсь, потому что не думаю, когда даю согласие. Или, может, я не думаю всю эту ночь. Я хочу обвинить во всем алкоголь, но кого я обманываю? Не водка течет сейчас по моим венам. А он.

Все, что связано с ним.

— Хорошо. — он проводит языком по раковине моего уха. — А теперь скажи мне, ты девственница?

Внезапный вопрос замораживает конечности и заставляет пульс зареветь и запульсировать в моих венах, прямо под его рукой.

— Почему ты спрашиваешь? — я говорю так тихо, что удивляюсь, как он меня слышит.

— Я не сплю с девственницами.

— Почему?

— С ними много хлопот, которые меня не интересуют. Ответь на вопрос. Ты девственница?

— Нет, — шепчу я и надеюсь, что он воспримет это так, будто я слишком переполнена ощущениями, а не чем-то другим.

Думаю, это срабатывает, потому что он проталкивает свое колено между моими бедрами.

— Раздвинь ноги.

Это почти невозможно сделать с его присутствием у моей спине, владея мной, держа меня в заложниках, но мне удается немного раздвинуть ноги.

Все еще держа одной рукой мой затылок, другой он проникает под мое платье, и я издаю вздох, когда он обхватывает мое нуждающееся ядро.

— Блядь. Ты готова.

Мои нервные окончания пульсируют от возбуждения в его тоне, от того, как абсолютно греховно он звучит, когда его берут под охрану.

И он прав, я готова, и он сейчас прикасается к моей голой киске. Когда я приняла решение отказаться от трусиков, я думала, что быстро пересплю с кем-то и уеду домой. Это все еще в планах.

Но что-то подсказывает мне, что он не последует моему плану. Он проедет по нему бульдозером, разорвет на части и скормит мне, не так ли? Это его интенсивность, которую я чувствую с каждым прикосновением его кожи к моей.

Интенсивность не может быть запланирована. Вот почему я не должна была выбирать его. Но я выбрала, и не могу остановить это, даже если бы захотела.

И глубокая часть меня все равно отвергает этот вариант.

— Может, ты из эскорта? — он проводит пальцами по моим мокрым складочкам, делая их более влажными и чувствительными. — Но ты бы сказала это, не так ли?

— Возможно, я выполняю сегодня работу на общественных началах.

Я хотела сказать это как укол, но он снова усмехается. Это нервирует, насколько обаятельным он может быть, хотя он обладает острыми углами. Так не должно быть. Очаровательные люди не обладают такой силой, как мужчины, которых я знаю всю свою жизнь.

И сочетание того и другого опасно, даже пугающе.

Но мое тело, похоже, не волнует этот факт, потому что в тот момент, когда он вводит в меня палец, я встаю на цыпочки, подавляя стон.

— У тебя есть рот, — хрипит он, погружая палец глубже.

— Да, и я не боюсь им пользоваться.

Не совсем, но ему не нужно это знать.

— Значит ли это, что ты возьмёшь меня в рот и позволишь мне кончить в это красивое горло?

Я задыхаюсь, но это происходит от моих едва существующих слюней. Я думаю, что бы придумать в ответ, когда он добавляет еще один палец и крепко сжимает мой затылок.

Я замираю, боясь пошевелиться или даже вздохнуть. Святое гребаное дерьмо. Это такое чувство наполненности, что я думаю, что разорвусь от ощущений. Я делала это с собой и раньше, но никогда не чувствовала себя такой... подавляющей.

Это всего лишь два пальца.

Его пальцы, такие же твердые и острые, как и сам мужчина. Но что еще больше усиливает мое возбуждение, так это то, как он хватает меня за шею. Будто имеет на это полное право, как он давит на мою точку пульса, контролируя мое дрожащее, прерывистое дыхание.

— Вот тебе совет, я не люблю болтушек, — непринужденно произносит он, впиваясь в меня пальцами, скрещивая и разжимая их в ритме с моими дрожащими вдохами и выдохами.

— С-слишком поздно; ты... с-сейчас с ней...

— Похоже, я делаю это недостаточно сильно, если ты еще в состоянии говорить.

Он добавляет еще один палец, и я вскрикиваю, звук пронзает оглушительную тишину гостиничного номера.

Если раньше мне казалось, что я переполнена, то сейчас я просто разрываюсь. И этого ощущения, мысли о том, что он так глубоко во мне, что я вот-вот взорвусь вместе с ним, достаточно, чтобы я испытала оргазм.

Освобождение дикое и безжалостное, как и он, как то выражение в его глазах, в которые я не могу смотреть, потому что я сломлена и не могу установить зрительный контакт.

Но мне и не нужно смотреть, чтобы почувствовать волну наслаждения, чтобы насладиться каждой секундой, каждой мельчайшей деталью и каждым длинным, глубоким движением его пальцев. Они все еще входят в меня, продлевая оргазм, делая его в десять раз более диким.