Алина Кускова - Мансарда для влюбленных
Она отдала Баланчину лучшие годы своей жизни. И что получила взамен?! Черную неблагодарность. Впрочем, он всегда к ней относился снисходительно. Снисходил до любви, до ласк, позволял ей все, что не ограничивало его дурацкую свободу. Но чем эта девчонка лучше нее?!
Муза дрожащими от волнения пальцами достала из кармана кимоно сигарету и подошла к окну. Открыла форточку, впустив струю летнего воздуха, прикурила, затянувшись, и прикрыла глаза. Нужно успокоиться, нельзя показывать то, что она увидела. Пусть Баланчин ничего не знает, зато Муза будет в курсе всех событий. Как хорошо она сделала, поднявшись без него в мансарду! Вряд ли Муза смогла бы удержать себя в руках, если бы Дмитрий сам признался ей, что любит другую женщину.
А так она в одиночестве успокоит свою гордость, подышит воздухом… Муза потянулась к окну для того, чтобы раскрыть его больше, и замерла. Внизу стоял Баланчин. Она затушила сигарету о подоконник и протерла глаза. Он стоял не один. Девица с портрета висела у него на шее в совершенно неприличном виде и нежно щебетала ему на ухо. Тот наклонился к ней и внимательно выслушал, после чего обнял деревенскую профурсетку и прижал к груди!
Муза отпрянула от окна, не хватает только того, чтобы Дмитрий заметил, как она подглядывает! Но рассмотреть затянувшуюся сцену встречи захотелось до чертиков, которые от яркого солнца запрыгали у Музы в глазах. Она прикрылась занавеской и выглянула снова.
Девица все еще висела на Баланчине, а тот целовал ей волосы. Рядом валялись предметы ее гардероба: джинсовая юбчонка и светлая блузка. Развратница! Что она себе позволяет? Никакого самоконтроля. Муза себе такого никогда не позволяла. По крайней мере, на людях. Стоять в одном купальнике и целоваться с соседом?! Да, они целуются, в этом нет никакого сомнения. Муза отошла от окна и бросилась в кресло.
Рыдать? Биться в истерике? Это не ее стиль поведения. Такие стервы, как она, обычно мстят.
Оставить все как есть и не строить из себя обиженную идиотку. Да, у нее истинно деловая хватка. Плевать на чувства, которых никогда и не было. А гордость? Что гордость? За нее много платят? Муза ни копейки не получит, а впереди у Баланчина серьезный контракт. Отдать художника вместе с контрактом хищным акулам бизнеса?! Никогда.
Муза поднялась и вновь полезла за сигаретой. Что случилось? Да ничего. Оставляя Баланчина в деревне на все теплое время года, она прекрасно осознавала, что он не живет здесь евнухом. Когда-нибудь она должна была в этом убедиться. Это произошло сегодня. Она убедилась. Из-за чего теперь ломать копья? Из-за этой смазливой, распутной девицы? Слишком много чести. Много чести и много денег, которые художник самостоятельно не умеет зарабатывать. Итак, она нуждается в нем, а он не сможет без нее. Деловое партнерство не должно пострадать от его творческих исканий.
Приняв это фундаментальное решение, Муза успокоилась, подошла к мольберту и закрыла портрет простыней. Наскоро смахнув с подоконника пепел, прикрыла форточку и поспешила спуститься вниз. Пусть Баланчин ни о чем не догадывается. Муза сделает все ради того, чтобы не потерять его совсем.
– Что вы делаете? – прошептала Оля, мельком заметив движение в окнах мансарды.
– Целую тебя, – прошептал Дмитрий, не выпуская девушку из объятий.
– Как вы смеете?! – возмутилась та и попыталась отстраниться.
– Что? – недоуменно вскинул брови художник, чувствуя подвох. – Ты же сама, вы же это…
– А вы сразу за то! – вырвалась Оля и кинулась собирать разбросанную одежду. – Я лишь забежала на минутку, а вы сразу воспользовались моей слабостью! Куда вы дели мои босоножки?!
– Съел! – язвительно заявил Баланчин, уперев руки в бока, глядя на то, как она одевается. – Сварил и съел. Препоганое блюдо, смею вас заверить, эти ваши босоножки!
– Не смотрите на меня. – Оля застеснялась его любопытного взгляда, застегивая блузку.
– А кто запретит?! В своем саду я могу смотреть на что угодно: хоть на дождевых червей, хоть на вас!
– Дождевых червей?! – обомлела Ольга. – Вы сравнили меня со скользким и гадким червем?!
– Ну, скользкой вас не назовешь. Из моих объятий вы не спешили выскальзывать!
– А! Вы… вы… вы меня собирались совратить! – Она схватила юбку и принялась застегивать пуговицы.
– Стриптизерша! – заявил Баланчин и усмехнулся. – С таким телом и в этой деревне! Профессионалка!
– А вы, – округлила глаза Ольга, – вы… Любитель! И картины ваши дурацкие! Лес да шишки. Тоже мне, Шишкин нашелся.
Она наплевала в его трепетную, творческую душу. И он это стерпит?! Стерпит. Потому что сразу после этого она убежала. Не бежать же за ней следом по деревне с криками о том, что она та еще штучка. Нет, с ней невозможно нормально общаться! Взбалмошная девица разрывается пополам между любовью к нему и своей дурацкой гордостью. Ничего, он подождет, у него времени много. Она еще прибежит к нему за помощью. Кстати, а зачем она прибегала? Баланчин подошел к калитке и посмотрел вслед Ольге, опрометью несущейся к дому Пелагеи. Импульсивная девушка, не такая, как Муза, совершенно другая. Такая, какую он искал всю свою жизнь. Высокие слова? Любовь – высокое чувство. А он влюбился.
– Где ты была?! – на крыльце Ольгу встретила разобиженная Пелагея.
– Скрывалась, – сказала та, признаваться, где именно она это делала, не хотелось. – Этот мафиози кинулся за мной следом! Он хотел меня убить, – простонала Оля и села на лавочку.
– Он хотел вернуть тебе босоножки, – покачала головой Пеги и указала на стоящую на крыльце обувь.
– Он знает, где я живу, – обреченно прошептала Ольга, глядя на потерю. – Все-таки он их не съел…
– Ольга, – испугалась Пелагея, – тебе голову не напекло? Синьор Иванов не собирался их есть.
– Их чуть не съел другой, – устало отмахнулась та.
– У нас что, в стране начинается голод? – Пеги подняла босоножки и повертела их перед собой.
– Про страну не знаю, – Оля поднялась, взяла свою обувь и прошла в дом, – а я набегалась и хочу борща. Пелагея, давай его сварим вместе! Научи меня варить борщи.
– Точно напекло, – проводила ее этими словами Пелагея.
Но борщ варить вместе с ней разрешила. Шинкуя капусту, она рассказала Ольге, как, пока та бегала зайцем по деревне, в дом заглянул итальянец и оставил босоножки. К этому моменту Пелагея успела вернуться. Сидеть в кустах сирени и караулить пустой дом ей показалось глупым занятием. Итальянец русским языком объяснил, что с ее подругой случилось временное помешательство, и та от него сбежала. А он просто хотел отдать ей ее босоножки.
Ольга кивнула. Действительно, с ней случилось помешательство. Разве в здравом уме и трезвой памяти она смогла бы скинуть с себя одежду и прибежать к Баланчину?! Да никогда в жизни! Но ведь сделала это. И мелькание в окнах мансарды было не случайным. Там сидела Муза. А Баланчин устроил весь этот цирк с поцелуем для того, чтобы Муза ревновала. Впрочем, если быть достаточно объективной, цирк устроила Ольга. И показала себя еще тем клоуном.
