Сарина Боуэн - Год наших падений
И это меня убивало.
Пока я искала свою новую страсть, моя копия брошюры стала потрепанной, как библия пожилой дамы. Стоит ли говорить, что вещи вроде дискуссионного клуба и политического кружка не показались мне привлекательными. Музыка была не мое, к тому же эти группы были уже сформированы. Драма? Ага, конечно. Следующей большой постановкой в студенческом театре была пьеса «Сон в летнюю ночь». Я с трудом представляла себе Титанию или фею на костылях.
Сильно углубляться в раздел со спортивными секциями я не стала. В Хакнессе факультеты соревновались между собой, накапливая очки. Как в «Гарри Поттере», только вместо квиддича предлагались обычные магловские занятия: футбол, баскетбол и сквош. То есть, ничего для меня. Я задумалась было о бильярде, но в кресле было не достать до стола. К тому же, я и здоровая паршиво играла в бильярд.
Добравшись, наконец, до низа последней страницы, я рассмеялась. Потому что там был мой спорт. Неидеальный. Даже немного нелепый. Но, кажется, в нем я могла преуспеть.
– Мам? – Я нашла ее в прачечной, где она складывала белье моего отца.
– Да, милая?
– Я согласна на эти занятия. Только в бассейне, а не в зале.
На ее лице вспыхнула радость.
– Замечательно! Давай найдем твой купальник.
– Как думаешь, я смогу начать завтра?
Она побежала за телефоном.
***
Физиотерапию в бассейне вела белокурая амазонка по имени Хизер. Она была на несколько лет старше меня и почти наверняка являлась любимицей у пациентов мужского пола. Они, наверное, выстраивались в очередь на занятия с ней и ее ярко-красным купальником.
Спустя полчаса я, задыхаясь, цеплялась за бортик бассейна. Плавание с помощью одних только рук оказалось выматывающим занятием.
– Кори, серьезно, – произнесла Хизер, – большинство пациентов надевают пояс для плавания, по крайней мере в начале. Он не сделает тебя слабой.
– Но у нас не так много времени, – сказала я.
– Тогда скажи, чего именно ты хочешь добиться за наши занятия? – спросила Хизер, наставив на меня свой безупречный подбородок.
– Научиться как можно уверенней плавать. И еще одно. Мне надо понять, как забираться на надувную камеру так, чтобы в центре была моя задница.
– Потому что ты хочешь… сплавиться на камере по реке? – предположила она.
– Не совсем, – ответила я.
Когда я изложила Хизер свой план, она рассмеялась.
– Что ж, я найду тебе камеру. Это будет весело.
Глава 16
Это мой конек
Кори
Вернувшись в колледж, я за весь вечер ни разу не увиделась с Хартли. Следуя своему новому плану, я пошла ужинать с Даной и ее подругой из певческой группы в столовую факультета Триндл. Когда мы пришли домой, под его дверью было темно. Все будет хорошо, заверила себя я. Наверное, теперь Хартли чаще будет бывать в комнате Стаси, чем у себя, а жила она, вероятно, в Бомоне. Я дистанцируюсь от него и потихоньку начну забывать.
Операция «Забыть Хартли» – или, сокращенно, О. З. Х. – началась.
Спрятавшись в спальне, я сделала важный телефонный звонок. В списке контактов команды по водному поло, в которую я хотела попасть, были указаны имена двух студентов: капитана команды и менеджера. Последнее показалось мне дружелюбнее, так что я нашла в справочнике кампуса ее номер и, пока не растеряла решимость, поспешила набрать. Элисон Ли ответила после первого же гудка.
– Алло, это Элисон? – сказала я. – Меня зовут Кори, я первокурсница и на каникулах прочитала о наборе в смешанную команду по водному поло на камерах.
– Привет, Кори! – сказала она. – Мы с радостью тебя примем. И ты звонишь очень вовремя. Завтра вечером у нас тренировка.
– Что ж… – пискнула я. – Мне только надо убедиться, что вы не шутили, когда говорили, что опыт необязателен.
– Кори, скажу тебе прямо: нам подходят все, у кого имеется пульс. Особенно девушки. По правилам мы обязаны иметь на воде не меньше трех женщин. В прошлом году нам пришлось отменить пару игр, потому что мы не смогли укомплектовать нашу команду. Всего игр одиннадцать – по одной против каждого факультета.
Это звучало многообещающе.
– Здорово, – ответила я. – Мой следующий вопрос тебе, наверное, приходится слышать нечасто. Ты случайно не знаешь, в бассейне есть пандусы для инвалидных колясок? – Перемещаться по скользкому полу на костылях казалось неудачной идеей.
Если она и сделала паузу, то, к ее чести, совсем небольшую.
– Вроде бы, да. Да – точно есть. Я видела там занятия по физиотерапии.
– Элисон, – сказала я. – Честное слово, плаваю я намного лучше, чем хожу.
Она рассмеялась, и я сразу повеселела.
– Окей, Кори. Ну, тогда до завтра? Мы начинаем в семь.
– Я приду.
И я с чувством небывалого воодушевления повесила трубку.
***
– Каллахан.
Я медленно просыпалась под звук чьего-то шепота около уха.
– Каллахан, зацени-ка.
Мои глаза распахнулись, и меня резко выдернуло из сна. Потому что возле моей кровати стоял одетый в футболку с шортами Хартли. И у меня при виде него остановилось сердце. Эти карие глаза, эта кривая усмешка были еще более волнующими, чем мне запомнилось.
Возьми себя в руки, приказала себе я.
– Смотри. – Усмехнувшись, он показал на свою ногу.
И тогда я поняла, что он имеет в виду. Хартли стоял, и на ноге у него не было ни гипса, ни даже ортеза.
– Вау, – проговорила я. Приподнялась на локтях и, усадив себя, подняла руку вверх, чтобы дать ему пять. – Поздравляю.
Он шлепнул меня по ладони.
– Спасибо. Ну, увидимся на экономике. – И он ушел, немного прихрамывая и опираясь на трость, которой я раньше не видела.
Когда за ним захлопнулась дверь, я выдохнула. О. З. Х. обещала быть сложной. Однако пасовать перед сложностями я не привыкла.
***
После первой лекции в новом семестре – по истории искусств Возрождения – я поехала на экономику, где, как всегда, задом докатила свою коляску до стенки. Через минуту в аудитории появился Хартли. Я скорее почувствовала, чем увидела, как он зашел. Сунув свою трость под сиденье, он сел на стул рядом со мной.
– Как дела? – спросил он. Его голос был теплым.
Я подняла голову и моментально попалась в ловушку его кареглазого взгляда. Внутри все скрутилось, и я почувствовала, как моя шея начинает гореть, а пульс ускоряется.
Черт. Черт. Черт.
Он все еще ждал, когда я отвечу.
– Да так, – наконец промямлила я. Почему мне вдруг стало так тяжело говорить?
