Криптонит - лебрин
Так что оставалось лишь желание гордо вздёрнуть подбородок — то, чем я обычно прикрывала этот стыд. Это я контролировала.
А вот взгляд на Александра Ильича как на своего личного бога — нет. Я бы рада это сдержать, но внутри меня будто пульсировало огромное солнце, и я не могла не смотреть на него робко, сквозь опущенные ресницы, потому что оно меня разрывало, грозясь взорваться. Мне хотелось вцепиться в него навечно. «Вы уже спасли меня, будете спасать всегда? Будете же? Пожалуйста-пожалуйста».
— Теперь вы поставите Дементьеву двойку в году? Типа… ну, завалите его ради меня?
Это был вопрос, заданный шутливым тоном, но в голосе всё равно было слышно скрытое желание крови. И он, со смехом посмотрев на меня через зеркало заднего вида, не мог видеть моего наигранного невинного взгляда сквозь шлем, но, я уверена, видел.
— Ты такая мстительная.
«Мне это нравится».
Почему, почему я услышала это в его голосе?
— Куда вы меня везёте? В ночной клуб? — типа… как взрослую? Я этого не спросила, но оно вертелось у меня на языке, и я надеялась на это. Мне было невыносимо то, как он смотрит на моё отражение в зеркале заднего вида — оценивающе, с медленно изгибающимися в почти умилённую усмешку губами. «Ути, какой котёночек». Хотелось топнуть ногой, а потом расплакаться от злости. Но у меня не осталось слёз, а быть слабой всё ещё невыносимо, так что я просто нетерпеливо заскрежетала зубами и поджала губы.
— Какой ночной клуб, Юдина? Тебе только отсыпаться дома. И не пыхти так злобно.
Я внезапно испугалась. Что я окажусь дома, рядом с Ирой. Что он исчезнет так быстро.
— Не… не надо домой. Меня там ремнём бьют, — мне даже не пришлось подделывать испуг, голос и так тонко блеял. Он сканировал меня. Уверена, видел все мои эмоции даже через этот чёртов шлем. Я старалась выглядеть как можно более честно.
Он повернул голову, чтобы мне было лучше его слышно, и я вздрогнула, увидев его профиль так близко. Увидев его изогнутые в весёлой ухмылке губы.
— Я помню о твоих актёрских талантах, но всё равно сделаю вид, что поверил.
Вспомнив то происшествие на базе, я покраснела.
Но: бабочки, бабочки, бабочки. Что-то было в этом разговоре другое, непохожее на наши прошлые разговоры, что заставляло моё сердце ухать, дыхание учащаться, а клетки мозга лопаться, как пузырьки шампанского.
— Сядем в кафе. Выпьешь кофе, успокоишься… — я хотела нетерпеливо выкрикнуть: «Я уже, блять, спокойна!», но, увидев, куда он меня привёз, не смогла сдержать смех. Особенно глядя на то, с какой досадой он поджал губы, останавливая мотоцикл.
— «Просто выпьешь кофе и успокоишься?» — передразнила я, не переставая смеяться. Он резко взял из моих рук шлем. — У людей Новый год, какое спокойствие?
Это было наше придорожное кафе с дурацким названием «Еду, ем». И даже на улице было слышно, как хорошо там веселились люди среднего возраста под «Седую ночь» Шатунова.
Я немного сжалась, когда мы заходили в эту забегаловку со снежинками на стёклах, мишурой на стенах и липучими буквами, сложенными в «С Новым годом!», и танцующими странные танцы чьими-то мамами. Я подняла на него взгляд, чтобы убедиться — неужели ему было совсем плевать, что нас видели вместе? Да. Плевать. Его профиль был настолько холоден, что впору делать статую греческого бога.
Так что я попыталась слепо идти по стопам своего учителя. Но у меня не получалось полностью наплевать. Если он был дьяволом, то я всего лишь маленьким бесёнком.
— Здравствуйте, что будете? — подбежала весёлая и потная официантка. Александр Ильич заказал себе карамельный латте, и девушка посмотрела на меня. — А ваша девушка что будет? Может, шампанского под праздник?
Александр Ильич кратко помотал головой, кинув властное: «Нет». Я даже не обратила внимание на то, что он не пытался её разубедить, что я не его девушка; я тут же вскинула голову и злобно воззрилась на него.
А в голове стучало: «маленькая, маленькая, маленькая». Я, чёрт возьми, не маленькая.
— Почему вы решаете за меня? Девушка, принесите мне, пожалуйста, шампанского! — мой голос звучал настолько возмущённо, что перекрыл громкую музыку.
Он хмыкнул, уголок его рта поднялся.
— Девушка, ничего ей не несите. Ей нет восемнадцати. А я согласие не даю.
— Да как вы можете… — я аж открыла рот. Его смеющиеся глаза ожидали от меня чего-то. Официантка растерянно переводила взгляд с него на меня. И я требовательно вскрикнула: — Девушка!
— Извините, если вам нет восемнадцати, я ничего не могу поделать…
— А вы знаете, кто мой дед? Вы хотите, чтобы он узнал, как вы относитесь к клиентам и пожаловался куда надо? — совсем вспылила я, прекрасно понимая, какую чушь несу и как это глупо; но я в очередной раз начинала слепо бросаться словами, как дротиками, перед тем, как подумаю, что скажу. У меня горели щёки — особенно когда я поняла, что я сказала, но я всё равно упрямо выдвинула вперёд подбородок. Всему миру показывая свою глупость.
Но его это не остановило. Он смотрел на меня с таким удовлетворением ленивого кота, будто ждал этого — его любимой развязки. И она его не разочаровала. И я в очередной раз чувствовала себя почему-то обведённой вокруг пальца.
И со странным фейерверком внутри, со странным удивлением. Это останавливало всех. А ему это как будто нравилось. Я видела это в том, как подрагивали уголки его губ в улыбке, удивительно живой для него. Я всё ещё боялась смотреть на него, когда он сидел напротив, так что просто отводила взгляд каждую секунду. Но эта улыбка запускала рваные ритмы моего сердца, так что я готова была вестись на его игру. Нам обоим это нравилось: я чувствовала это кожей.
Официантка ушла, пожимая плечами, а Александр Ильич фыркнул:
— Ты уже пьяна. Куда тебе ещё? Хочешь, чтобы я нажаловался твоим родителям?
Он знал, что сказать, чтобы точно меня выбесить. Как и всегда.
Он играл со мной, как с кошкой, давая игрушечную мышку на ниточке, а я каждый раз велась. Глаза его блестели странным азартным блеском.
— Я не пьяная! — воскликнула я, но да. Я была именно что пьяная — не в стельку, но это развязывало мне руки, развязывало язык (будто ему для этого нужен был алкоголь). Но меня бесило, что он относится ко мне… как? По справедливости? Да, маленькую Юлю это вымораживало.
