Измена. Наследник мэра (СИ) - Даша Черничная
Накрываю нас обоих пледом и смотрю на время: семь утра. Что поделать, сынок — ранняя пташка.
— Доброе утро, — целую его в темную макушку и вдыхаю родной запах. — Что тебе снилось?
— Море, — тянет Тим. — Мам, мы поедем на море?
— Конечно, — отвечаю я, не в силах сдержать улыбку, — обязательно поедем.
— А Стас поедет с нами?
— Куда ж мы теперь без Стаса, — хмыкаю я.
— И это самый правильный ответ, Алена, — Север стоит в дверях, привалившись к дверному косяку, и смотрит на нас.
На нем все та же одежда, что и вчера. Под глазами залегли темные мешки. Ясно, значит, кое-кто сегодня ночью даже не прилег.
— Папа, а когда мы поедем на море?
Каждый раз, когда Тим говорит вот это самое «папа», на лице Стаса появляется такое выражение, что у меня начинает болеть сердце за него. И за свои ошибки тоже, чего уж тут.
— Скоро, сынок, — он подходит ближе и садится на корточки перед Тимом. — Но пока что поедем в другое место. Устроим себе отпуск?
Стас спрашивает нарочито бодро, и Тимофей радостно хлопает в ладоши.
— Раз так, тогда скорее умываться и собираться.
Сын убегает, а я поднимаюсь с дивана и становлюсь напротив Севера. Поднимаю руку и запускаю ему в волосы. Стас устало прикрывает глаза и подходит ко мне. Притягивает к себе за талию и кладет голову на плечо.
Это жест невероятной теплоты и доверия. А еще какой-то уязвимости. Ведь такого Севера вижу только я одна. Только со мной он может расслабиться и просто опустить голову на плечо. Жгут в груди стягивает сердце, на глаза набегают слезы, но я быстро моргаю, пытаясь смахнуть их. Только этого мне не хватало.
— Устал? — глупый вопрос, я и так вижу, что устал.
— Как собака, — подтверждает Стас.
— Как Сан Саныч и Юра? — в порыве страха я даже имена запомнила.
— Сан Саныч в больнице, у него черепно-мозговая. Состояние средней тяжести, прогнозы хорошие. Юра отделался пулей навылет. Недельку отдохнет и вернется в строй.
— А те… двое? — спрашиваю и проглатываю ком.
Север выпрямляется и проводит рукой по моему лицу:
— Не думай о них.
— Стас, куда мы едем?
— В один тихий поселок, вдали от города.
— Мы убегаем? — опасливо спрашиваю.
— Нет. Но пока мои люди во всем разбираются, я решил, что нам лучше устроить отпуск.
— Мы едем втроем?
— Да. Ольга уже гуглит билеты в Италию. Она давно хотела там побывать. Марат едет с ней. Прости, нам пока в другую страну путь заказан. Сейчас мне светиться на границе — не самое лучшее время. А опустить вас я не могу, прости.
— Я доверяю тебе, Стас. Если ты считаешь, что это самый лучший выход, значит, так и есть.
— Неожиданно это слышать, — улыбается устало.
— Ты просил верить — и я верю.
Глава 37. Дом, где я вырос
Стас
Кто его знает, почему я сохранил за собой этот дом у черта на куличках, в практически заброшенном поселке.
Старый дом — единственное, что осталось от моей прошлой, бедной и голодной жизни, пропахнувшей перегаром. Хороших воспоминаний об этом месте нет. Тут было много всего, но точно не было ничего хорошего.
Когда-то давно в этом поселке находился сахарный завод, на котором трудились практически все здесь живущие. В один день завод закрыли и большинство жителей лишились работы. Кто пошустрее — сообразил, что тут ловить нечего, собрал свои нехитрые пожитки и уехал в город.
А кто-то просто спился.
Мой отец был именно из таких. В общем-то вполне обычный, среднестатистический мужик, который не справился с проблемами. Даже не попытался.
Матери свой я не знал, ее не стало, когда я был еще младенцем.
Ежедневного видя пьющего отца и его баб, я достаточно быстро понял, что в жизни мне не стоит ждать ничего хорошего. Мне было десять, когда отец окончательно опустился и уже не вылазил из вечно пьяного состояния.
В это время такие же дети, как и я, решили взять все в свои руки. Хотя какие дети? Кажется, мы уже родились взрослыми. Пока наши непутевые родители бухали, мы сколотили банду и ездили в соседние поселки — воровали. Залезали в дома, снимали чужой урожай, забирали все, что плохо лежит.
В какой-то момент нам стало мало места. И недостаточно денег. Много всего происходило. Хорошего среди этого не было ничего.
Соцслужбы? Мне кажется, что соцслужбы даже не знали названия нашего поселка, потому и не совались к нам.
Отец умер, когда я уже поднялся на ноги и обосновался в городе. Я приехал домой и первым делом разнес тут все. Прошелся молотком по мебели, окнам и стенам.
Похоронил отца, а через месяц восстановил дом. Не знаю, что мною тогда двигало. Может быть, я оставил его в качестве напоминания. Чтобы всегда иметь возможность вспомнить, откуда я вышел. И чего достиг.
Дом маленький, одна комната и кухня с печкой. Мебели и техники необходимый минимум. Удобства на улице. Вот и все. Сейчас дом в относительно нормальном состоянии, но до уровня жизни, к которому я привык в последнее время — далеко.
— Чей это дом? — Алена замирает перед покосившимся забором и прижимает к себе Тимофея.
Она в смятении и смотрит на меня недоверчиво. М-да, я сказал, что мы едем не прятаться, а просто провести время вместе. И вот именно сейчас Алена понимает, что я ей просто-напросто соврал.
— Мой, — отвечаю и иду к машине, оставляя шокированную Алену позади себя.
Забираю пакеты с едой, которой мы затарились в супермаркете, и открываю калитку.
Шагаю по квадратам допотопной плитки, чтобы не наступить в грязь. Сейчас самое начало весны, снег сошел, оставив после себя лишь черное месиво. Деревья стоят голые, без какого-либо намека на зарождающуюся листву. Парочка яблонь давно сгнила, не помешало бы выкорчевать эти трупы. Сбоку от дома несколько кустов засохших роз, которые когда-то посадила очередная пассия отца. Если дом я привел в более-менее нормальное состояние, то за садом никто не ухаживал.
Открываю дверь дома и захожу внутрь. Ставлю пакеты на стол и первым делом отправляюсь топить печь — иначе мы просто окоченеем тут. Руки помнят, поэтому я все делаю на автомате, даже не задумываясь.
Боковым зрением вижу, что Алена заходит в дом и замирает на пороге. Тимоха более решительный — он спрыгивает с ее рук и проходит внутрь, разглядывая все вокруг.
Задевает ли меня реакция Алены?
Нет. Я знаю, что
