Елена Лагутина - Песочные часы
— Алена! — позвал он из кухни. — Идем обедать.
Она поднялась, сделала несколько шагов, почувствовав легкое головокружение, прислонилась к дверному косяку. Он уже разливал суп по тарелкам.
— Не знаю, насколько это съедобно, но запах, на мой взгляд, приятный. Что с тобой? — Обернувшись, он заметил, как она побледнела, и сделал шаг навстречу, но она остановила его взглядом.
— Ничего страшного, просто голова немного закружилась. Сейчас пройдет.
Разговор за столом не клеился — он все время пытался шутить над ее кулинарными способностями, а она отмалчивалась, глядя на него без улыбки, снова и снова мысленно возвращаясь к тому, что произошло между ними.
— Саша, ну когда же ты наконец перестанешь надо мной издеваться? — произнесла она с легким укором и удивилась его ответу:
— Тогда же, когда и ты надо мной.
Он произнес это совершенно серьезно, и Алена решила не лезть в дебри философии, выясняя, кто из них прав. Некоторое время они молчали, а потом он неожиданно сказал:
— Кстати, в ту ночь я спал в комнате на полу. Так что можешь не переживать по поводу своей невинности. Спасибо, — он поднялся из-за стола, — на самом деле было очень вкусно. Мне на работу пора. Ты дома будешь или опять отправишься на поиск приключений?
— Я буду дома, — ответила она, — с меня пока достаточно приключений.
Пока он обувался в прихожей, она раздумывала над тем, что сказала: «Я буду дома» — совершенно спокойно и естественно, как будто это на самом деле ее дом… Черт знает что такое! С каких это пор?
Слово «дом» вызывало у нее в душе противоречивые ощущения. С одной стороны, родительский дом — место, где она росла вместе с Лизой и Иваном, теплые и уютные вечера, запах пряных трав и сдобного теста, мама… И отец. Прошло уже много времени с того момента, когда она, сбежав из опостылевшего дома своего мужа, решила вернуться в родительский дом, — но звук пощечины до сих пор звучал в ее сознании несмолкаемым эхом. Злость и презрение в глазах отца — черта, после которой родительский дом уже навсегда стал для нее чужим. Дрогнувшая штора в окне — но мама, конечно же, ничего не могла поделать, не могла воспротивиться воле отца, который прежде всего оберегал традиции и честь своей семьи, своего рода… Только что из всего этого вышло? А тот дом, в котором она прожила два года после свадьбы, конечно же, так и не стал для нее своим. Даже мысленно она ни разу не называла место, где жила, своим домом. Она была там чужой и прекрасно знала об этом. И вот теперь рану, которая уже слегка затянулась тонкой невидимой пленкой, снова растревожили.
Конечно же, она понимала, что Саша не хотел сказать ничего плохого. Он задал ей совершенно обычный вопрос, не задумываясь над тем, что она воспримет его так болезненно. Но ведь это место, в котором она теперь живет, тоже не было ее домом — временное пристанище потерявшегося человека, которому больше просто некуда пойти. Ей снова стало жаль себя, и вдруг она вспомнила его фразу о том, что она любит страдать. А может быть, в его словах есть доля истины?.. Кто знает — со стороны, возможно, виднее. Но только ей одной известно, как она мечтает о том, чтобы страдания ее наконец прекратились, чтобы ока обрела свое счастье — простое женское счастье, любимого человека, семью и свой дом. Разве это много? И разве можно осуждать ее за то, что она так сильно страдает, не имея всего этого?
Телефонный звонок заставил Алену очнуться. Подняв трубку, она услышала незнакомый женский голос.
— С кем я говорю? — Женщина задала вопрос, который окончательно поставил Алену в тупик. И правда, кто она? Квартиросъемщица? Домработница? Подруга?..
— А кто вам нужен?
— Мне нужен Александр. — В интонации не было претензии, скорее тревога, и Алена облегченно вздохнула, поняв, что никто не собирается выяснять, кто она такая.
— Он только что ушел на работу.
— Уже ушел… — разочарованно протянула женщина, — пожалуйста, передайте ему… Впрочем, я же сама могу ему туда перезвонить. До свидания.
Последовали короткие гудки — женщина повесила трубку. Алена поймала себя на мысли, что этот звонок был ей неприятен — голос в трубке был молодой, мягкий и глубокий, немного взволнованный. Перед глазами почему-то встала картинка из журнала — высокая блондинка с пышным бюстом и длинными ногами, и Алена тут же рассмеялась — что за ерунда, какая ей, в конце концов, разница! На столике возле телефона лежала толстая книга — «Справочник телефонных номеров…». Прочитав заголовок, она внезапно оживилась, принялась листать страницы, долго не могла найти то, что ей нужно, и наконец подняла трубку, дрожащими пальцами набирая телефонный номер. Через минуту ее соединили с кафедрой древней истории. Снова незнакомый голос — на этот раз мужской, — вопрос, мучительное ожидание ответа — и вот трубка выскальзывает у нее из рук, дергая шнур, провисает над полом. Она стоит, глядя в пространство, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. «Максим Ветров уехал работать в Египет. На три месяца. Связаться с ним?.. Боюсь, девушка, я ничем не смогу вам помочь…» Она подняла глаза и столкнулась взглядом с голубыми глазами девушки Полины — той, что погибла два года назад во время пожара, — внезапно ощутив желание оказаться на ее месте.
Опустившись в кресло, она долго сидела без движения, пытаясь собраться с мыслями. То, о чем она так не хотела думать, произошло. Три месяца… Когда Максим приедет, на улице уже будет осень. Еще три месяца разлуки — а она ведь была уверена в том, что эта разлука продлится не больше двух дней! Что же ей теперь делать? Сознание билось в тупике, не в силах найти выход из замкнутого пространства. Жизнь снова показалась ей бессмысленной, и она с тоской вспомнила тот момент, когда прохладная вода постепенно поглощала ее тело, обещая вечное спокойствие… И если бы тогда все сложилось так, как она задумала, если бы ей никто не помешал, то сейчас бы она уже не знала, что такое боль и страдание… Зачем?..
Она не услышала, как повернулся замок в двери, увидела только мелькнувшую тень в дверном проеме.
— Ты?!
Она вскочила с кресла, не задумываясь о том, почему он так внезапно вернулся, откуда в его глазах такая тревога — в тот момент ей было абсолютно все равно. Душа разрывалась от чувства незаслуженной обиды, и все, что она могла сделать, это выплеснуть ее наружу обжигающей холодом волной.
— Кто тебя просил это делать?! — прокричала она срывающимся голосом. — Кто дал тебе право вмешиваться в чужую судьбу, решать за другого человека, жить ему или умереть? Или ты возомнил себя Богом? Что ты молчишь? Зачем, зачем ты вытащил меня из воды, зачем ты заставил меня жить?!
