Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна
Утром Сашу разбудил телефонный звонок. Голова трещала, он с трудом оторвал ее от подушки.
— Вопрос на засыпку, — произнес незнакомый женский голос. — Что такое ОВ?
Мгновенно в памяти возник экран телевизора и реклама.
— Женские тампоны. И подите к черту со своими опросами! — Он швырнул трубку рядом с аппаратом, чтобы не приставали к нему с утра с глупостями. Трудная ночь самокопания прошла, надо выспаться и прийти в себя. Надоели эти опросы. Кто продает телефонные номера этим горе-социологам? Он бы точно врезал ему сейчас по морде.
Рита покрутила трубку в некотором недоумении, потому засмеялась. Что ж, каков вопрос, таков и ответ. Но этот ответ она и сама знает. Не тот он, совсем не тот. ОВ — это не тампоны.
И Решетников сейчас не тот. Наверное, развлекался всю ночь, подумала она, но эта мысль на сей раз не вызвала у неё чувства ревности.
С Ритой в последние годы так и бывало. Когда она ставила себе цель и шла к ней, то уже не обращала внимания на к препятствия, потому что поняла однажды: у нее не хватит сил справиться со всем, что попадается на пути. Поэтому она научилась замечать только то, что для нее важно, и проходить мимо, не вовлекаясь чувствами в то, что не важно, просто идти дальше и не оглядываться.
Что ж, придется сделать второй заход. Но уже иначе. Впрочем, этот ответ Саши Решетникова тоже кое-чего стоит. Не было ничего на Таймыре общезначимого под буквами ОВ. Если он не вылепил с ходу, стало быть, ОВ — секрет самой Лены.
Телефон зазвонил, Рита сняла трубку.
— Риточка, это мама Саши Решетникова. Вы еще не послали моему сыну фотографии? Нет? Какая удача. Не посылайте. Он приезжает сам. На выходные. Я ему скажу, чтобы он вам позвонил, как приедет.
— Спасибо, Серафима Андреевна, я как раз собиралась заклеить конверт и хотела узнать у вас поточнее адрес.
— Не трудитесь. Ему сами и отдадите. Может быть, выберете минутку и забежите к нам?
— Благодарю за приглашение. С удовольствием, если получится.
Рита положила трубку и стала соображать, а где она возьмет обещанные фотографии? Вот что значит врать, не думая, потом самой же приходится мучиться. Ну кто, спрашивается, тянул ее за язык, когда она в тот раз говорила с его матерью?
Рита металась по комнате — прекрасный шанс увидеть Решетникова, и на тебе! Из-за этих карточек шанс можно упустить.
Она обшарила глазами комнату, сама не зная, что именно собиралась увидеть. Взгляд остановился на фотографии в рамочке на комоде. Они с Ванечкой на даче. Смеются, радостные, яркие. Она любила эту фотографию больше других, где они сняты с сыном. Все говорили — ах как вы похожи! Ну просто одно лицо.
Рита застыла, уставившись на снимок. Кажется, она догадалась, как поступить.
18
— Ма-ам, а это что? — Ванечка прошлепал из комнаты на кухню, где Рита готовила ужин. Она собиралась испечь оладьи из кабачков — Ваня их очень любил. Рита выключила электрическую терку и повернулась к мальчику.
— И что это такое?
— Вот. — Ребенок разжал руку, и на ладони Ванечки она увидела какой-то бурый бумажный катышек.
— Наверное, бумажка, — равнодушно ответила она, снова потянулась к выключателю, собираясь запустить терку.
В тарелке высилась ноздреватая горка натертых кабачков, она дышала, зеленовато пенилась и пузырилась, словно требуя поскорее добавить в нее муку и яйцо, чтобы соединиться с ними и стать полноценным продуктом, из которого можно черпать ложкой и шлепать в раскалившееся на сковороде масло.
— Нет, — решительно заявил сын. — Там стеклышко.
— Что? Где ты это взял? — засуетилась Рита. Не хватало еще, чтобы ребенок порезался.
— Под столом. Под самой ножкой.
— Что ты делал под столом? — автоматически строгим тоном спросила Рита и сразу поняла, что вопрос совершенно глупый. Ну что может делать человек под столом? Сидеть или лежать. Именно такой ответ она и услышала:
— Сидел, а потом лежал.
— Долго? — вдруг спросила Рита, словно хотела неожиданным вопросом оправдать свой предыдущий глупый.
— Две минуты.
— Откуда ты знаешь? — Она опустила уже занесенную над кнопкой руку.
— Смотрел на часы.
— Где?
— Под столом.
— А… зачем тебе нужны были часы под столом?
— Не часы, а стрелки. Я смотрел, как они светятся. Там темно.
— Так ты сидел под тем столом? — В голосе Риты послышались страх и волнение.
Сколько раз она говорила себе, что пора собраться с духом и выбросить тот колченогий стол, даже не стол, а старую-престарую зингеровскую ножную машинку, на которой она никогда не будет шить. Но то ли жаль, то ли руки не доходят. Теперь дойдут. Потому, что Ванечка мог повалить на себя стол вместе с тяжелой железной машинкой.
— Да, я там сидел потому, что там темно. Ты посмотри, посмотри, что я нашел.
Рита вытерла руки о кухонное желтое полотенце и наклонилась к Ванечке. Она взяла у него бумажный комочек. Он оказался склеенным пакетиком, она раскрыла его и подставила ладонь, вытряхивая содержимое.
— Что это? — спросила она скорее себя, чем Ванечку, уставившись на собственную ладонь.
— Я уже сказал тебе. Это стеклышко.
— Да не-ет, не стеклышко, — пробормотала она. — Это кое-что другое. Это, милый мой, камень. Скорее всего… Неограненный изумруд? — удивилась она, чувствуя, как сердце ее забилось.
Pитa повертела пакетик, недоумевая, откуда мог он попасть к ней в дом. Годами хранился в столе швейной машины и выпал, потому что дерево рассохлось? Может быть. Рита поднесла поближе к глазам пакетик и увидела бледные полустертые буквы.
— Здесь что-то написано.
— Значит, нам кто-то прислал подарочек? — спросил Ванечка.
— Может, и прислал, — сказала она с расстановкой, чувствуя, как дрожат руки. Она не верила собственным глазам… Неужели снова?… Но не слепая же она, в конце концов. Вот буквы, знакомые до боли. Те самые две буквы: «ОВ».
Но… эти буквы стоят здесь… как подпись?
Рита провела потной рукой по лбу, до рези в глазах всматриваясь в остатки чернил, которыми были написаны слова повыше.
«Виле. В цвет твоих — моих любимых — глаз. ОВ».
Виле? ОВ? Но почему? Кто такая Виля и каким образом попал в бумаги Лены самодельный пакетик с драгоценным камнем?
Конечно, он выпал не из стола, а из того пакета, что прислала Галина Петровна. Он, значит, незаметно выскользнул и оказался под столом. Интересно, а сама-то она знала, что посылает драгоценный камень? Если права, она, Рита, а не Ванечка, который считает это стекляшкой. Кем же Виля приходилась Елене?
Она посмотрел на Ванечку, который обратил к ней прозрачные, как крыжовник, глаза. Эти глаза приводят в восторг всех трепетных мамочек в детском саду. «Ах какой вы растет сердцеед… Какая гроза женщин… — щебетали они, тиская его. — Наверняка его отец был самым настоящим сердцеедом».
А Ванечка при этом стоял и улыбался, гордо вскинув голову, он всей своей позой говорил: а кто сомневается?
Так что же, теперь надо выяснить, не знает ли Галина Петровна, кто такая Виля с изумрудными глазами.
Виля и Лена. Кто они? Подруги? Сестры? А кем тогда им приходится ОВ?
Рита машинально крутила в руках камень, не отрываясь от него, будто что-то могла в нем разглядеть. Но ничего в нем особенного не. увидела.
Рита положила пакетик с камнем в карман джинсов, и пока пекла оладьи, ей казалось, этот камень прожжет дырку не только в джинсах, но и в ее собственной коже.
Ванечка уже давно отправился играть на компьютере в ожидании любимых оладий.
Виле. Не Лене. Хотя у Лены тоже были изумрудные глаза, как рассказывала Галина Петровна.
Виле — подарок от ОВ…
А может быть, Ванечка сын Вили, а она родная сестра, скажем, Лены, и та почему-то выдавала его за своего?
Сковородка угрожающе шипела, требуя положить на нее хоть что-то. Рита быстро помешала в миске, потом движениями, за лето доведенными до автоматизма, шлепнула смесь на сковороду.
