Подонок. Я тебе объявляю войну! - Елена Алексеевна Шолохова
Господи, я не хотела, чтобы вот так всё вышло!
Он сам виноват. Не надо было меня шантажировать, не надо было гнаться за мной, твержу себе, но не помогает.
А если они его покалечили? Если у него теперь будут серьезные проблемы со здоровьем? Я же себе этого не прощу…
В половине одиннадцатого ко мне заявляется Дэн. Я уже собираюсь спать и дальше прихожей его не пропускаю. Да и, говоря по правде, мне не очень-то хочется сейчас с ним разговаривать.
Дэну, наоборот, на ночь глядя приспичило выяснить отношения.
— Жень, что это сегодня было? Что это за хрен? Почему он за тобой гнался? И с чего вдруг ты включила Мать Терезу?
— Мать Тереза была садисткой, Дэн.
— Да пофиг, кем она там была, — тут же раздражается он. — Не переводи стрелки. Я узнал его, точнее его Порше. Это ж он был, тот самый поц, который тогда тебя довез, да? Мы когда с пацанами вышли, смотрим — а там эта его пижонская тачила. Тюнинг ей небольшой заодно сделали… Так ты не ответила, почему он за тобой гнался?
Так хочется просто выпроводить Дэна к черту, но проще всего винить его. А он ведь, если на то пошло, он меня защищал, как умеет, как привык. По моей просьбе.
— Жень, так что? Мы с пацанами сегодня за тебя вписались. Вместо благодарности ты кинулась его жалеть. При мне, при пацанах. Ты в каком свете опять меня выставила? — заводится Дэн. — Я могу хотя бы знать, что у тебя с этим чуваком происходит? Почему он то подвозит тебя, то гонится за тобой?
Скажу ему про Сонино видео, придется выкладывать и остальное. Представляю, как ему понравится мой рассказ про то, что у психа есть моя полуголая фотка, про то, что я ночевала у него дома, про злосчастную вечеринку. И пусть всё это было не по моей воле — для Дэна эти нюансы вообще значения не имеют.
Нет уж. Лучше и впрямь перевести стрелки, как он говорит.
— Это ты мне скажи, зачем ты его так зверски избил? Зачем понадобилось унижать его? Ставить на колени?
— Зачем? Ты серьезно? Я так-то вписался за тебя, свою девушку…
— Да не прикрывайся ты мной, Дэн. Ты специально его унизил. Тебе просто захотелось доказать, что ты круче. А теперь подумай, что с тобой и мальчишками будет, если об этом узнает его отец. Чтобы ты лучше понял ситуацию, отец его — второй человек после губернатора, — повторяю я слова Полины. — И в гимназии его боятся практически все.
— Хочешь сказать, что этот мажорик побежит теперь еще и папочке своему плакаться… жаловаться, как обидели его, бедненького… надрали ему задницу… — Дэн глумливо посмеивается, но я вижу, как напрягается его лицо, как в глазах проступает тревога. Да и смех под конец звучит натужно.
— Я хочу сказать, что его отец засадит вас как нечего делать за своего сына. А, может, еще и похлеще что придумает. Кто их знает. И тогда будет всем не до смеха.
— Но он первый вообще-то начал! — оправдывается Дэн. — Я что, должен был стоять и терпеть, когда этот утырок меня ударил?
— Да, первый. Но ты тоже не лекции ему читать ведь собрался. Он просто опередил. Но главное, я же просила тебя остановиться!
— А нефиг ему было к тебе лезть! Сам напросился… — злится Дэн.
С минуту он еще возмущается, но, когда я прошу его уйти, ссылаясь на поздний час, он быстро скисает.
— Ладно, пошел я.
Дэн выходит в подъезд, но сразу оборачивается и спрашивает с явным беспокойством:
— Думаешь, он реально подтянет своего папашку?
— Не знаю.
***
Все выходные я до вечера торчу у мамы. У нее и уроки на понедельник делаю, благо в ее палате есть и стол, и кресла, и бесплатный вай-фай. Персонал тут такой милый и заботливый — приносят полдник на нас обеих.
Я так соскучилась по общению с мамой. На неделе ведь забегала вечерами уже, буквально на пять минут.
Речь ее по-прежнему неразборчивая, но я давно научилась понимать маму по жестам, по взгляду, по мимике, по интонации. Она волнуется, остались ли у нас деньги. Я успокаиваю ее: да, остались. Я ведь совсем мало трачу. Переживает, как питаюсь. Я заверяю, что отлично. Спрашивает, нравится ли мне в гимназии. И я с бодрым видом вру, что очень. Рассказываю ей про математика, мол, он от меня в восторге, передаю приветы от коллег. Она радуется.
Домой от мамы приезжаю около восьми. Уже подхожу к подъезду, как меня окликает Дэн. Он сидит с соседскими парнями за столиком в кустах.
Я останавливаюсь, жду, когда он подбежит.
— Привет, ты откуда, — целует меня по-хозяйски в щеку.
— От мамы.
— Ну что, как там… ничего не слышно?
— Ты о чем?
— Ну про того мажора… ты ж говорила, у него батя там какой-то важный перец… мстить будет…
— Я просто предположила.
— А-а… Значит, всё спокойно пока? Ну ладно… А ты что делать будешь? Может, зайду к тебе? Кино посмотрим?
— Нет, не хочу. И вообще я скоро спать лягу. Мне вставать очень рано.
— Слушай, Женька, послала бы ты эту гимназию нахрен…
— Эй, Дэн, ты там скоро? — зовут его из кустов.
— Ну ладно, Жень, потом тогда договорим. Видишь, без меня там никак… — самодовольно хмыкнув, говорит он. Быстро наклоняется ко мне, по-хозяйски целует в щеку и убегает обратно. А я захожу в подъезд.
На самом деле я тоже все время думаю про Смолина. Как он, что с ним? Сильно ли пострадал? И, главное, спросить не у кого…
***
А в понедельник вся гимназия только и говорит о том, что Смолина жутко избили. Что его отец уже с утра примчался в гимназию, орал на кого-то, метал громы и молнии, кого-то допрашивал… На крыльце, в фойе, в гардеробе, везде обсуждают эту новость.
Захожу в нашу аудиторию — у нас то же самое.
— Мы вчера с Соней ходили к Стасу в больницу. Это что-то невообразимое… — всхлипывает Яна. — Смотреть больно! При нем еще кое-как держались, потом вышли в коридор и обе рыдали… Что за мрази такое с ним сотворили!
— А что, неизвестно кто это сделал? — спрашивает Алла.
— Стас сказал, что это просто какие-то неизвестные
