Первый/последний - Тори Ру
Влад ошалело на меня пялится, и в покрасневших глазах проступает та самая боль — неизбывная, навязчивая, бесконечная, выматывающая...
— Знаешь, что Кнопка сказала мне перед тем, как нас представить? — я уже реву навзрыд и улыбаюсь, вспоминая недавний, но уже безвозвратно утраченный вечер: — «Эрика, я сейчас познакомлю тебя кое с кем. Он малахольный и может казаться полным придурком. Но он — самый лучший чел из всех, кого я знаю». Это что-то да значит, да, Влад?..
Он взъерошивает волосы и всматривается в небо над черными крышами, будто выискивая среди тусклых звезд новый дом Кнопки и мысленно отвечая ей, и, помолчав, дрогнувшим голосом спрашивает:
— Ты долго с ней дружила?
— Я не успела стать ей подругой, хотя приехала сюда с таким намерением. Она купила мне билет, подыскала универ, помогла обустроиться, сняла квартиру. И унесла с собой все мечты, идеи и планы. Мне сложно без нее, и я бы, скорее всего, сдалась, но появился ты. Сейчас у меня есть цель: понять, чего я хочу, а потом — найти человека, занявшего Кнопке денег. Я все верну, хотя бы частями. Нельзя, чтобы он плохо думал о ней.
— Ты его нашла, — брякает Влад, и я подвисаю:
— Что?
— Что слышала.
Я все еще не могу сложить два и два, хотя Влад — действительно самый подходящий кандидат на роль благодетеля из всего ее окружения...
— Кнопка просила взаймы для какого-то срочного дела, но велела не заикаться о деньгах при тебе, — поясняет он. — Так что забудь, как уже забыл я. Это мизер. Я не возьму с тебя ни рубля.
— Как тесен мир... — я хриплю и шмыгаю носом. Открывшийся факт еще сильнее сближает нас. Интуиция не подвела, и моя теория о Владе оказалась верной!..
Он безмятежно улыбается, наслаждается произведенным эффектом, и я бесстрашно забуриваюсь еще глубже в его тайны:
— Спасибо... Но... Если серьезно? Откуда у тебя столько денег?
— Наследство отца. Он типа был одним из самых крупных бизнесменов области и всегда выручал нуждающихся. Только не обольщайся, детка: деньги я отстегивал не для того, чтобы помочь неведомой подружке Дины. Я всего лишь хотел приблизиться к отцу и... хоть немного побыть хорошим.
Влад сокрушенно вздыхает и застегивается под горло. Его белоснежная ветровка в сумерках кажется голубой, растрепанные темные волосы падают на глаза, щеки пылают. Он больше не прячется за броней из сарказма и отстраненности и просто разглядывает меня... А я задыхаюсь.
Что у него в голове? Почему он так сломлен?..
— Влад, ты считаешь себя плохим человеком, но это неправильно! — срывается с моих губ прежде, чем я успеваю осмыслить. — Ты... хороший. Умный, добрый и чуткий. Ты красивый. И очень талантливый. Ты неравнодушный и справедливый! С тебя началась моя настоящая жизнь...
***
Глава 29. Влад
Я весь вечер уничтожал себя за несдержанность: за то, что полез к Эрике на заброшке и едва не поцеловал, и сейчас поджидаю ее у подъезда с намерением больше не нарушать границ: не пялиться, словно между нами что-то есть, не подавать смешанные сигналы и не пускать слюни на ее шикарный зад. Но она выплывает из-за железной двери, настороженно осматривается, и, завидев меня, одаривает такой прекрасной улыбкой, что ноги подгибаются, а асфальт стремительно уплывает. Я безумно рад видеть ее синие, смеющиеся глаза, и, как в мед, влипаю в осознание: кажется, я реально становлюсь ее рабом...
В лучах утреннего солнца Эрика похожа на ангела, и я глупо моргаю, не в силах выдержать исходящий от этой девчонки свет.
Энджи с семи ноль-ноль заваливает сообщениями, но я не хочу отвечать — молчанием я усугубляю свою и без того незавидную участь, но лучше уж так, чем нарушать хрупкое волшебство момента истериками и выяснением отношений.
За десять минут до начала пары Энджи принимается настойчиво звонить, и я вынужден извиниться и выйти в коридор.
— Привет, Энджи! Прости, телефон на беззвучном, — я с ходу вру, но Анжела нынче не в меру сентиментальна и, судя по осипшему голосу, снова страдает похмельем:
— Влад, я соскучилась, правда. Сложная неделя, столько всего пришлось разгрести... — ноет она. — А сколько недоумков не выполняют свои прямые обязанности! Да над ними надо буквально с кнутом стоять!.. Мне нужно расслабиться. В общем, я перенесла все оставшиеся встречи на сегодня и на четверг, и уже в пятницу буду с тобой.
На плечи наваливается гребаный камень, руки дрожат. Энджи приумножает наши активы, старается ради меня, а я... не знаю, что со мной в последнее время творится. Раньше я и сам терпеть не мог ее отъезды — потому что за отлучки она методично выносила мозги и мне, и себе, а сидеть в одиночестве дома было выше моих сил.
Но сейчас я умираю от острого, похожего на горе сожаления — она забирает у меня целые сутки. Двадцать четыре часа пусть условной, но все же свободы.
— Окей, — я говорю Энджи, что все наладится, отвязываюсь от нее и, шатаясь, отхожу к пыльному подоконнику. Проваливаюсь в темный бездонный тоннель из обреченности, отчаяния и стыда, но кровь предательски вскипает от предвкушения — все выходные придется глушить ее любимое вино, выслушивать оскорбления, делать ей массаж и тупо трахаться. Так она избавляется от стресса, а я прокачиваю навыки отстраненности и равнодушия.
Прислоняюсь лбом к холодному стеклу и разглядываю пожелтевшие деревья, серые крыши и безмятежные белые облака в лазурном небе. Как же снаружи красиво. Как же я ненавижу себя...
Возвращаюсь в аудиторию, только чтобы собрать пожитки и под благовидным предлогом свалить, но вижу Эрику и ее теплую, чуть встревоженную улыбку, и черное отчаяние отпускает.
Еще целых два дня я смогу дышать полной грудью, веселиться и быть счастливым. И, даже когда наш уговор закончится, и Кнопка меня простит, я буду лететь в универ как на крыльях — чтобы наблюдать за Эрикой со стороны и убеждаться, что у нее все в порядке.
***
Ни черта не видя и не разбирая дороги, заваливаюсь к Князю — в темноте налегаю на фанерную дверь, щелкаю выключателем и щурюсь от источаемого абажуром тусклого свечения. Сбрасываю рюкзак и ветровку, прохожу за шкаф, падаю на диван и пытаюсь продрать кулаками глаза — в
