Суши с хлебом (СИ) - Тата Кит
— Мы, — кивнул я. — Собирайся. С тебя пиво.
— А куда мы пойдём?
— На берег, конечно. Костёр, палатка, все дела…
Дальше последовал непереводимый бабский писк, после которого с виду хрупкие девичьи руки обхватили мою шею так крепко, чтобы точно придушить в знак благодарности.
— Спасибо! — верещала Сонька в самое ухо.
— Пиво, Сонька. Пиво, — напомнил я ей, пытаясь с себя стряхнуть.
Глава 33. Матвей
Никогда бы раньше не подумал, что обычный костёр, разведенный на берегу реки, способен превратить городскую неженку в первобытного человека, впервые увидевшего огонь.
Я не услышал от Соньки ни одного внятного слова. Она ходила вокруг костра и пялилась на него, как на чудо чудное, диво дивное. Какие-то вопли, конечно, исходили от неё. Но это что-то вроде «У!», «О!», «ОУ!».
Небогато.
Пожалуй, раскладывание палатки-лягушки отложу немного на потом. Сейчас она насмерть может охренеть. Пусть от костра для начала отойдёт. Во всех смыслах.
— Волосы сейчас спалишь, — пришлось поймать девчонку за руку и немного оттащить от пламени.
Она поймала пальцы моей правой руки и зажала их между своими чуть прохладными ладонями. И так и застыла, неотрывно глядя на огонь и рыжие искры, улетающие в небо.
Немигающий взгляд широко распахнутый глаз был полностью сконцентрирован на ярком пламени. Казалось, всё её сознание поглощено тем, как практически призрачные языки согревают прохладный вечерний воздух своим танцем.
Глядя на Соньку сверху вниз, беззвучно хмыкнул, вспомнив свой выпускной.
Меня почти так же у костра держала девчонка за руку, весь вечер намекала на бурное продолжение в палатке, но напилась и в самый ответственный момент вместо поцелуя заблевала мне футболку.
А потом грустный девственник стирал в холодной реке одежду.
— Он завораживает, — выдохнула Сонька едва слышно.
— Это просто костёр. Надень толстовку. Простынешь.
— Ага, — всё ещё боясь упустить из виду костёр, она надела мою толстовку, в которой утонула по колено.
Сойдёт. Хотя, голые ноги, что ниже колена, тоже не мешало бы во что-нибудь завернуть. Комары уже очнулись. Хоть их и немного, но сейчас они злые и голодные, и грызут, как собаки.
— Нога не болит? — кивнул я на щиколотку, которая вчера застряла в заборе. Сегодня Сонька её сама себе перебинтовала. Судя по чистоте бинта, буквально перед моим приходом.
— А? — её рассеянный взгляд не сразу сфокусировался на мне. Через несколько секунд до неё дошло, о чем я её спрашивал. — Нога? Немного ноет, но, мне кажется, это из-за того, что сегодня со стиркой я много ходила. И, кстати, даже не замечала, что у меня что-то болит. Интересно, да, наш организм устроен? Ты просто не помнишь о том, что что-то у тебя должно болеть и оно не болит. Вот вы сейчас напомнили, и заболело. Зачем вы, вообще, меня спросили?!
Зашибись! Спросил, блядь. Мало того, что нихрена из её ответа не понял, так ещё пизды ни за что отхватил.
— Молчу, — бросил я резко и уставился на костёр.
Пусть там сама себе стоит пиздит.
— А как ваш выпускной прошёл? — её голосок вдруг стал нежен и ласков.
Биполярочка, однако.
— Выпускной, как выпускной, — пожал я неопределенно плечами. — Как у всех.
— Ничего запоминающегося? Совсем? — почувствовал на своей щеке сверлящий любопытством взгляд.
— Костёр, шашлык, гитара, песни, обещание встречаться каждый год этой же компанией и положенный в тот же момент всеми болт на это обещание. Говорю же, всё, как у всех.
— Хм, — выдохнула Сонька задумчиво и снова оказалась рядом со мной. опять взяла меня за руку и прижалась боком к моему боку.
— А ты что ко мне жмёшься-то?
Сонька вскинула на меня взгляд и посмотрела, как на дурака.
— Вы забыли, что вы мой оплот? Так, — указала она на наши почти переплетенные пальцы. — Я чувствую себя в безопасности.
— Точно? — хмыкнул я, поведя бровью. — Мне помнится, что для большего чувства безопасности ты снимала с оплота штаны.
— Я не готова к новой встрече с вашим этим… страусом, — буркнула она и снова уставилась на костёр.
— Страусом? — впился я недоумевающим взглядом в её профиль с чуть вздёрнутым носом.
— Ну… там у вас длинная кожаная шея и… и голова какая-то странная… и ещё гнездо это… — поморщилась она и демонстративно передёрнулась.
— Какой, нахер, страус?! — возмутился я, не зная, смеяться мне или обижаться. — Хуй, как хуй! И голова нормальная. Как у всех.
— Как выпускной? — глянула на меня Сонька и прикусила нижнюю губу, явно сдерживая смех.
— Иди в жопу, — буркнул я, а Сонька начала ржать в голосину и повисла на моей руке, обняв её.
Острый подбородок её упёрся мне в плечо, подсвеченные костром серые глаза с искорками веселья сосредоточились на моём лице.
— Выпускной, как выпускной, и этот, как этот, — хихикнула она.
— Выпью-ка я ещё. Моему мозгу нужна анестезия, иначе ему слишком больно тебя понимать.
— И мне тоже дайте одну бутылочку. Последнюю. От двух же ничего не будет?
— Откуда мне знать, будет тебе что-то или не будет? Ты свой организм должна лучше знать.
— Мой организм до знакомства с вами не был знаком с алкоголем в таком количестве.
— Аналогично, — хмыкнул я и достал Соньке бутылку. Открыл её о крышку своей бутылки. — До знакомства с тобой я не был знаком с пиздецом в таком количестве.
— Скучно жили, получается? — несколько самодовольно улыбнулась Сонька, принимая из моих рук бутылку с пивом. Поднесла горлышко к губам и сделала несколько глотков, отвернувшись к костру.
— А-то ты весело жила? — фыркнул я саркастично. — Не расскажешь, какого хрена тебя сюда занесло?
Сонька перестала пялиться на огонь и перевела взгляд на меня. Несколько секунд молча смотрела мне в глаза и хмурила брови, а затем опустила взгляд на бутылку в своей руке, в этикетку которой вдруг решила вчитаться.
— Просто… — произнесла она, наконец, тихо. — … с папой поругалась. Надоело, что он всегда решает за меня, что мне делать, с кем общаться. Он даже ни разу не поинтересовался, чего хочу я. Только в детстве спрашивал, чего мне хочется. Но мне там, кроме кукол и конфет ничего не хотелось. А сейчас… Какая разница? Ему-то всё равно.
— И ты приехала сюда, в Тихоновский дом со сральней на улице? Хочешь сказать, что ты этого хотела всю жизнь? — хмыкнул я недоверчиво.
— Я хотела понимания и, чтобы меня тоже считали человеком, а не своей собственностью. Вот ваш папа прислушивался к вашим желаниям?
— Мой папа ушёл за хлебом, когда мне было
