Напоминание о нем - Колин Гувер

– Ну, это все не важно выглядело… Его родителям, судье, всем, кто был на суде… Казалось, что ты… – Он не смог закончить фразу.

– Казалось, я – что?

Он встретился со мной взглядом.

– Что ты ни о чем не сожалеешь.

От этих слов я лишилась дыхания. Как кто-то мог подумать, что я не сожалею? Меня буквально уничтожили.

Мне казалось, я сейчас снова заплачу, а я и так сегодня достаточно плакала. Мне надо уйти отсюда. Я схватила сумку и остатки еды, Леджер отступил в сторону, чтобы я могла вылезти. Едва коснувшись ногами земли, я тут же пошла прочь, стараясь обрести дыхание. Я не могла, не хотела и не знала, что ответить на то, что он только что мне сказал.

Так они поэтому не дают мне увидеть мою дочь? Они думают, что мне все равно?

Я слышала за спиной его шаги, но от этого только шла быстрее, пока не поднялась по лестнице и не зашла в квартиру. Я только положила вещи на стол – а Леджер уже стоял в дверях.

Я вцепилась руками в стол и еще раз повторила у себя в голове его слова. Затем посмотрела на него через всю комнату.

– Скотти был лучшим, что произошло в моей жизни. Я не то что не сожалела. Просто была слишком убита, чтобы говорить. Адвокаты говорили, что мне надо написать обращение в суд, но я не могла спать неделями. Я не могла нанести на бумагу ни единого слова. Мой мозг, он просто… – Я прижала руку к груди. – Леджер, я была разбита. Ты должен в это поверить. Слишком разбита, чтобы даже защищаться или думать, что произойдет с моей жизнью. Я не была спокойна, я была убита.

И это началось снова. Слезы. Меня уже тошнило от собственных слез. Я отвернулась от него из-за уверенности в том, что его тоже от них тошнит.

Я услышала, как закрылась дверь. Он что, ушел? Я обернулась, но Леджер стоял тут, в моей квартире. Он медленно подошел ко мне и присел рядом на край стола. Он сложил руки на груди, скрестил ноги в щиколотках и молча смотрел на пол перед собой. Я схватила со стола салфетку, которой уже пользовалась.

Леджер взглянул на меня.

– Ну и кому от этого будет польза?

Я подождала, чтобы он пояснил, потому что не понимала его вопроса.

– Патрику и Грейс не будет никакой пользы, если они разделят с тобой опеку. Это внесет в их жизнь такой стресс, что я не уверен, что они это выдержат. А Диэм… Будет ли ей польза? Потому что сейчас она и понятия не имеет, что в ее жизни чего-то не хватает. У нее есть два человека, которых она считает родителями, и все их родственники, которые любят ее. У нее есть я. Если бы тебе позволили посещения, может, это бы что-то значило для нее, когда она вырастет. Но сейчас… И я говорю это не из ненависти, Кенна… Но ты изменишь мирное существование, которое они выстроили с таким трудом после смерти Скотти. Стресс, который будут испытывать Патрик с Грейс, отразится на Диэм, как бы они ни старались скрыть это от нее. Так что… Кто выиграет от твоего присутствия в жизни Диэм? Кроме тебя?

Я чувствовала, как сердце сжимается в моей груди от его слов. Не потому, что злилась на него, а потому, что боялась, что он прав.

Что, если ей и правда лучше жить без меня? Что, если мое появление станет ненужным вторжением в ее жизнь?

Он знает Грейс и Патрика лучше всех, и если он говорит, что мое появление изменит тот образ жизни, который они создали, то кто я такая, чтобы оспаривать это?

Я и так опасалась всего, что он сейчас сказал, но услышать в реальности эти слова на самом деле оказалось и больно, и стыдно. Хотя он прав. Мое появление тут – чистый эгоизм. И он знал это. И они знают.

Я тут не для того, чтобы заполнить пустоту в жизни моей дочери. Я тут, чтобы заполнить пустоту в своей.

Я сморгнула слезы и глубоко выдохнула.

– Я знаю, что не должна была приезжать. Ты прав. Но я не могу просто так уехать. Я потратила на приезд сюда все, что у меня было, и теперь застряла тут. Мне некуда ехать, и у меня нет денег, потому что в продуктовом я работаю только на полставки.

В его взгляде мелькнуло сочувствие, но он молчал.

– Если они не хотят видеть меня, я уеду. Но на это потребуется время, потому что у меня совсем нет денег, и из-за моей истории меня не берут ни на одну работу.

Леджер оттолкнулся от стола. Он сложил руки на затылке и сделал несколько шагов. Мне не хотелось, чтобы он подумал, будто я прошу денег. Это был бы самый ужасный результат нашего разговора.

Но если он предложит мне денег, я не уверена, что смогу отказаться от них. Если они хотят, чтобы я уехала, настолько сильно, что готовы за это заплатить, то я подведу черту и уеду.

– Я могу дать тебе восемь часов по вечерам в пятницу и субботу. – Казалось, он пожалел о своем предложении, как только оно сорвалось у него с языка. – Это работа на кухне. В основном посуда. Но ты должна будешь оставаться в задней комнате бара, никто не должен знать, что ты там работаешь. Если Ландри узнают, что я тебе помогаю…

Я поняла, что он предлагает мне возможность быстрее уехать из города. Он не делает мне одолжение; это забота о Грейс и Патрике. Но я старалась не думать о причинах.

– Я никому не скажу, – быстро поговорила я. – Клянусь.

Неуверенное выражение на лице Леджера сменилось сожалением. Казалось, он вот-вот готов был сказать забудь об этом, так что я заспешила и начала благодарить его, пока он не передумал. – По пятницам и субботам я кончаю работать в четыре. И могу быть у тебя в четыре тридцать.

Он кивнул:

– Тогда заходи через заднюю дверь. А если кто спросит, говори, что тебя зовут Николь. И я так скажу всем остальным.

– Ладно.

Он покачал головой, как будто только что совершил величайшую ошибку своей жизни, и направился к двери. Он пожелал мне