Училка и медведь - Маша Малиновская
Машина, запущенная заранее через автозапуск, уже прогрелась. Я открываю пассажирскую дверь и помогаю Карине сесть в салон.
Пока она умащивается и пристёгивается, обхожу машину и сажусь на своё место.
— Домой? — спрашиваю на всякий случай, вдруг она хочет куда-нибудь заехать.
Карина несколько долгих секунд молчит. Вижу, что думает, что принимает какое-то решение. У неё всегда в такие минуты брови чуть сдвинуты.
— Тебе нужно пойти, — говорит негромко, но твёрдо.
— Куда? — не сразу доходит до меня.
— На УЗИ с Ириной.
— Белочка…
— Это тоже твой ребёнок, Богдан, — она поправляет шарф на шее и прячет в него подбородок. — Нельзя любить одних детей сильнее, а других меньше. Это неправильно.
Впервые вижу человека с таким большим сердцем. Без преувеличения. Её хватает и на меня, и на горошинок в животе, и даже на ребёнка моей бывшей.
Невероятная женщина широчайшей души. По-настоящему добрая и искренняя. Открытая.
Ещё и внешне сногсшибательная.
Мне просто охренеть как повезло встретить её. Ни за что не отпущу. Никогда.
Я вздыхают и сжимаю руль. И что делать мне, блин? А что тут будет делать она одна? Точнее, что будет чувствовать?
— Иди, Богдан, иди. Всё нормально. Я подожду. Пока Ваське напишу, она сегодня не на работе — заболела.
Вздохнув, я тянусь к Карине и целую её, а потом выхожу из машины. Если мальчик и правда мой, а, думаю так и есть, Ирка же не совсем конченная, понимает, что это рано или поздно проверить можно, то оставлять его один на один с неадекватной мамашей я права не имею. Я должен знать, как он и что с ним.
Пацан не виноват, что пока он в животе сидел, мать поблядовала и родители разосрались.
Возвращаюсь в клинику и подхожу к тому же кабинету УЗИ как раз когда Ирина входит внутрь. Придерживаю дверь и тоже вхожу.
— Вы что-то забыли? — докторша поднимает на меня глаза. — Вашу выписку я отдала девушке, а врачу отправила на почту.
— Нет-нет, всё в порядке, доктор, — отвечает ей Ирка. — Это наш папочка.
Улыбается мило, змея, и живот снова поглаживает, прикрывая свою ядовитость материнством.
— Долгая история, — пожимаю я плечами на обескураженный взгляд врача.
— Ясно, — отвечает она нейтрально и отворачивается к монитору, диктуя Ирине инструкцию куда и как ложиться на кушетку.
Всё повторяется, как каких-то двадцать минут назад. Тот же шум аппарата, тихий шорох скольжения датчика, молчание в кабинете.
Только эмоции совсем другие. И если кто-то попросит описать их словами, то фиг знает, смогу ли.
Одно дело было находиться тут с Белочкой, другое — с Ириной.
Врач негромко комментирует то, что видно на экране. Я смотрю только туда, только на ребёнка. Такой же маленький и совершенно безвинный, как и горошинки. Только один.
Палец сосёт, прохвост, и ножками своими будто на педали жмёт.
Нет, что бы там не случилось, не брошу я пацана. С Иркой пободаемся, понимаю, она уже манипулировать через ребёнка пытается, то ли ещё будет. Но пусть хоть сколько ядом исходит, мальчишку я отталкивать не собираюсь.
— Отставание больше не фиксирую, всё нагнал плод, — констатирует врач. — Есть два кольца пуповины на шее, но нарушения кровотока нет. До родов ещё далеко, может размотается ещё. Тут наблюдение.
Врач распечатывает фотку УЗИ, как и с горошинками, только в двух экземплярах. Одну отдаёт Ирине, вторую мне. Видимо, поняла, что не всё у нас просто.
Я складываю серую картинку с очертанием маленькой головёшки в треугольнике пополам и кладу в карман. Не хочу, чтобы Карина нашла. Не секрета ради, но чтобы её лишний раз не травмировать.
— Одевайся, я оплачу обследование, — говорю бывшей, пока она натягивает колготки.
Хочется уйти быстрее. Я как-то дерьмово во всей этой ситуации чувствую себя.
Расплачиваюсь на ресепшн снова, и едва уже хочу свалить, как в фойе выходит Ирина. Быстро же она.
— Спасибо, Богдан, — подходит ближе. — Теперь у тебя есть фото нашего малыша. Он, кстати, шевелится как раз сейчас — я чувствую. Наверное, твой голос взволновал его. Хочешь почувствовать тоже?
Она тянется к моей ладони, но я убираю руки в карманы брюк.
— Нет, Ира. Не хочу тебя касаться. А ребёнка я почувствую, когда родится и смогу взять на руки. Прощай.
Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но это же Ира. Не так всё с ней легко и просто.
— Ох, — она покачивается и хватается за мою куртку. — Голова закружилась. Бывает после лежачего положения.
На автомате подхватываю её под локти и усаживаю на кресло. Знаю, что играет роль, но не могу же я её, беременную и типа в предобморочном, бросить на пол и уйти. Тут люди вокруг. Да и… а вдруг ей и правда нехорошо стало? У Карины тоже бывают головокружения.
— Позовите врача, — громко говорю, обращаясь на ресепшн.
— Да не нужно, Богдаша, — ослабевшим голосом блеет Ирина. — Это всё стресс и одиночество. Бывает. Сейчас легче станет. Просто… — она вдруг с силой, не свойственной тем, кто вот-вот грохнется в обморок, вцепляется пальцами мне в рукава. — Как представлю, как ты с этой… рыжей… внутри всё рвётся от боли, понимаешь? С ума схожу, хоть в петлю. Не могу без тебя я, Богдан, не могу… И ребёнка этого оставила только потому что надеялась, что ты вернёшься…
Последние слова как пощёчина, как отрезвляющее ведро ледяной воды.
То есть сам по себе мальчишка и не нужен был ей?
Стерва.
Карина вон тоже на аборт собиралась, но я видел её лицо, какой она пришла в клинику — чёрная вся от страха и переживаний. И сама же и передумала.
А эта… Заявлять такое.
— А вот и врач, Ира, — я отцепляю её пальцы, крючками впившиеся мне в руку, и отхожу, уступая место врачу.
— Счёт мне на почту, пожалуйста, — говорю уже девушке на ресепшн, с беспристрастным видом наблюдавшей за развернувшейся сценой, и спешно ухожу.
34
— Да не успела сделать маникюр, — Маша стыдливо поджимает пальцы и хватается за чайник, чтобы
