Защитник для Веры - Ольга Дашкова
С языка так и хотел сорваться вопрос: «Что там с Егором?», но я не могла себя заставить его произнести. Нет, я боялась не за себя, за него. Неизвестно, что Толе может прийти на ум, какую очередную театральную сцену он может устроить.
— А те птицы с оторванными головами в лесу, это твоя работа?
— Ахахахахаах, — Толя разразился диким смехом, запрокидывая голову. — Тебе тоже понравилось? Я знал, что ты оценишь. Нет, я сам им башку не отрывал, но я бы смог, ты же знаешь.
— Да, ты бы мог.
— Как символично, птица с оторванной головой, брызги алой крови на белоснежном снегу. Красиво, правда? Я не знаю, я еще не решил, оторву ли я голову своей Птичке? За то, что трахалась с другим мужиком! Раздвигала перед ним ноги, стонала и кричала, как последняя сука!
Резкая перемена настроения, вот только совсем недавно Толя смеялся, теперь же он орет, стучит руками по рулю, готовый его вырвать. Я вжимаю голову в плечи, сильнее укутываясь в шубу, зажмуриваю глаза.
Но дальше происходит то, чего я совершенно не ожидаю. Его тяжелая ладонь накрывает мои волосы, нежно поглаживая, перебирая пряди. Он болен, он реально болен. Если мне не оторвут голову прямо сейчас, оросив моей кровью белый снег, как тем птицам, то это будет точно, но чуть позже.
Толя знает, что я была с Егором, нет смысла отпираться и выгораживать его. Боюсь открыть глаза, встретиться с бешеными глазами своего мужа.
— Тебе интересно, что с ним?
Он убирает руку, машина набирает скорость. Да я бы все отдала, чтобы узнать, что с ним все хорошо.
— Что с ним? — выдавливаю из себя вопрос и так боюсь услышать ответ.
— Все хорошо, мы договорились.
— О чем?
— Он забывает о тебе, но помнит, чья ты жена. Я забываю о нем и этой несчастной, проблемной компании. На время. Но я был очень убедителен. Ты знаешь, я умею, когда захочу.
— Ты говоришь правду?
— Разве я тебе когда-нибудь врал, Птичка?
Заглядывает в мои глаза, ища там ответ или подтверждение своей правоты. Нет, он никогда мне не врал.
— Он жив? — последний вопрос, ответ на который я хочу знать, больше ничего не важно.
— Жив. Но мне очень, очень нужен вход в эту область. Я сказал, что он будет, но сука, ты, Вероника, сука, как всегда, все испортила!
— Причем тут я?
— Потому что все идет через жопу, когда я думаю о тебе. Хотя ты знаешь, он держался молодцом, такой патриот. За край, за область, за народ, за жизнь без наркоты, хоть на выборы выдвигай. Зачем ему какая-то шлюха, как ты?
— С ним все в порядке?
— Птичка, еще одно слово, я разверну машину и всажу пулю в его голову. Лично.
Хочется сказать ему спасибо, но язык не поворачивается. Горло словно стянуло железной проволокой. Егор жив, это главное, остальное неважно. Остальное не имеет значения. Все правильно, так и должно быть. Именно так, никак иначе, ну кто я такая, чтобы на меня променивать целые компании. Нет, все правильно.
Любой бы так поступил, ну кто в здравом уме будет разменивать состояния на женщину с сомнительной репутацией? На какую-то шлюху? Все правильно, я не виню его. Наши отношения, если их можно назвать отношениями, изначально никуда не вели.
В голове, словно колокольный звон, звучат одни и те же фразы. Они повторяются, откладываются на сердце толстым осадком. Слезы сами текут по щекам, отворачиваюсь к окну, чтобы Толя их не видел. Главное, что он живой, остальное не имеет значения. Остальное уже не важно.
Глава 39
Вера
Рейс задерживали, не выпускали даже частные джеты. Толя нервничал, постоянно с кем-то разговаривал по телефону, словно и забыл обо мне. Вот бы это случилось на самом деле. Нас накормили, но кусок не лез в горло. Сжимала в руках свой старый телефон, но не помнила ни одного номера.
Даже если бы и вспомнила, что я скажу Егору? Прости, извини, так получилось, мой муж подонок. Смешно, но не до смеха. Я бы просто хотела услышать его голос, мне нужно знать, что с ним все в порядке, что ему ничего не угрожает. Надеюсь, очень надеюсь на Глеба, пусть он его защитит любыми способами.
Как только разрешили взлет, уже почти в восемь утра, начало болеть сердце. Долго умывалась холодной водой, грешила на крепкий кофе. Толя вроде успокоился или закинулся очередной дозой, но ко мне не лез. Летели долго. Периодически проваливаясь в сон, видела только кошмары, от которых резко просыпалась в холодном поту.
Не хотела верить, что такое может случиться и случилось на самом деле. Не хотела больше этого видеть, но, закрыв глаза, словно летела с обрыва в пропасть. Задыхалась, кричала, срывая голос, чтобы они остановились, чтобы прекратили его избивать.
Егор стоял на коленях, кругом большое и темное пространство, много автомобилей, вроде подземная парковка. Трое методично наносят удары, мужчина совершенно ослаблен, он не отвечает, принимает все покорно. Светлая рубаха залита кровью, голова безвольно свисает на грудь.
Почему он не сопротивляется? Почему рядом никого нет? Где Глеб, где вся охрана? Все очень реалистично, я будто вижу все со стороны. Кричу, разрывая легкие, чтобы они остановились, чтобы не трогали, не делали ему больно. Егор заваливается на бок, его продолжают избивать, пиная ногами.
Мне так безумно больно самой, сердце болит, обливается кровью. Я плачу, просыпаюсь, слезы бегут по щекам, руки трясутся.
— С вами все в порядке?
Улыбчивая стюардесса с тревогой заглядывает в мое заплаканное лицо. Пытаясь понять, что со мной.
— Да, спасибо. Все в порядке.
— Может быть, воды?
— Принесите, что покрепче. Виски со льдом.
Он солгал, Толя солгал мне в том, что не трогал Егора. А, может, это просто кошмар, дурной сон? И мои страхи напрасны. Пусть это будет так.
Стюардесса принесла спиртное, сделав пару глотков, тут же вспомнила, как Егор вливал в меня коньяк, как потом между нами был совершенно дикий секс. Вкус его губ на моих, вкус коньяка и запах его тела. Толчки внутри меня, глубоко, так, что мое лоно сжимается от воспоминаний.
Я забыла, забыла сказать ему самое главное. Пусть даже
