Весь этот мир не ты - Ана Сакру
— Я возьму, — слышу я вздох Павлика, уже уходя. Ну да, он за них почти сто евро отдал, бедный.
По крайней мере одного я добилась. Весь второй акт Алёна изображала из себя немую. А постановка оказалась и правда очень ничего.
Глава 38. Ужин
В ресторане Палыч наконец позволяет мне усесться подальше от него. По-английски он и сам говорит прекрасно, переводчик ему не нужен. А, как известно, за коньяком и рибаем часто обсуждается самое важное. И лишние уши ему с герром Вайндорфом, учредителем австрийской компании, не нужны. Поэтому они уединяются узким кругом наиболее привилегированных во главе стола. Мы же, простые смертные, занимаем противоположный конец. Условной границей служит огромное блюдо с поросенком посередине. Я кошусь на подпаленную мордочку несчастного животного с яблоком в зубах, и нахожу в этом нечто символическое. Рядом со мной садится мой неизменный масляный рыцарь Павлик, чуть дальше Ганс, а напротив устраиваются Алёна, Луиза, личный секретарь Вайндорфа, и Никитин кореец. Самого Аверина приглашают в круг избранных за другим концом стола, так что он практически выпадает из поля моего зрения.
Это и к лучшему. Дышать становится легче, кожу не печёт от его постоянного тяжелого, преследующего меня взгляда. Алёна моментально перестает казаться такой уж невыносимой, а вроде как дружеские ухаживания Павлика не вызывают дискомфорт. К тому же Чун, программист Никиты, оказывается очень забавным парнем с отличным чувством юмора и нестандартным мышлением. Его рассказы о том, какой он видит Россию, прожив в ней почти полгода, доводят нас до слёз. Застолье всё длится и длится, вино уже бьёт в голову, разговоры становятся смелее, взрывы хохота громче. Уже и Палыч иногда кричит нам что-то со своего конца стола. Они тоже похоже закончили обсуждение важных вопросов и перешли к неформальному общению. И я вновь чувствую на себе жгучий взгляд. Поворачиваюсь и встречаюсь глазами с Авериным. Он смотрит в упор, исподлобья, медленно поднося стакан виски к губам. В глубине темных глаз клубится приглашение. Я вижу, как он вскидывает бровь и едва заметно кивает на выход.
Сглатываю и сама не замечаю, как нервно комкаю бумажную салфетку в руках, разрывая её на мелкие клочки. Я ведь могу сделать вид сейчас, что не поняла. В зале царит полутьма, может просто показалось. Я сделаю вид, что ничего не поняла…я…
Я встаю из-за стола.
— Ты куда? — окликает меня Павлик.
— Воздухом подышу…
— Давай я с тобой?
— Да нет. Нет, не надо. Мне домой позвонить нужно. Сиди.
— Ну ок, — Павлик с раздосадованным видом плюхается обратно на стул, с которого он уж было встал.
А я, стараясь ни с кем не пересечься взглядом, напряженной походкой направляюсь к выходу. Сердце стучит так, что перекрывает цоканье каблуков, и меня начинает подташнивать.
Зачем я это делаю? Ну вот зачем? И вообще, можно уж было и до гостиницы дотерпеть. Там поговорить. Или не поговорить? Чего он хочет? Раздумываю секунду и решаю, что так даже лучше. Наедине в номере… Шансов, что это был бы просто разговор, почти нет. А тут, у ресторана на оживленной улице, кроме общения точно ничего не будет.
Так лучше. Я просто выясню, что ему нужно. Любопытство и только.
Выйдя за дверь, я ёжусь от зябкого ночного воздуха и обнимаю себя руками, пытаясь унять нервную дрожь, а затем усмехаюсь сама себе. Ну да, конечно, просто любопытство. Господи, кого я обманываю?
Слабовольно встаю спиной к ресторану, будто мне не интересно, кто может выйти из двери. Вот только каждая клеточка моя замирает в ожидании. Тяжелые шаги за спиной. Мужские точно. Я вся вытягиваюсь в струну. Глаза широко распахиваются, словно так я смогу увидеть приближающегося человека. Горячее дыхание касается распущенных волос.
И от разочарования и неправильности происходящего я готова заорать, так как на моё плечо ложится тяжелая рука шефа.
* * *— Что скучаешь, Линочка? — шепчет Виктор мне в волосы, обдавая коньячными испарениями. Его влажная ладонь спукается с моего плеча, ползёт словно змея по позвоночнику и замирает на пояснице.
— Виктор Палыч… — я пытаюсь выкрутиться, но не могу. Хватка на талии тут же усиливается. Мужские пальцы неприятно, на грани боли, впиваются в бедро.
— Ну что ты опять бегаешь от меня? Почти два месяца уже, — шипит шеф на ухо, царапая слух злыми нотками, — Я ведь и обидеться могу… Понимаешь?
— Не здесь же, — цежу я сквозь зубы и всё — таки высвобождаюсь из его липких объятий.
Я делаю шаг к двери, желая вернуться в ресторан, но шеф крепко хватает меня за локоть.
— Да у тебя всегда не здесь, не сейчас, не могу, — его пьяный мутный взгляд шарит по моему лицу и спускается к зоне декольте, — Не такой у нас договор был, девочка. Я к тебе со всей душой, а ты значит ко мне жопой, так что ли?
— Виктор Палыч, пожалуйста, ну не здесь, — я пытаюсь утихомирить закипающего шефа, зная, что, подвыпивший, он, бывает, теряет способность вести себя адекватно. И, судя по его багровеющему лицу, сейчас именно тот случай.
Но Палыча уже несёт.
— Я значит за неё долги выплачиваю, Мишке, этому сопляку неблагодарному, помогаю, а она и нос воротит. За свои же пряники ещё и пидорас! Ты не охренела, сопля?
Палыч повышает голос на пару тонов, рычит на меня, бешено сверкая глазами. Я озираюсь по сторонам и вижу, что на нас уже косятся прохожие и хостес в дверях ресторана. Пытаюсь утихомирить шефа, шикаю на него, но бесполезно. Он только зло скалится и, больно впившись мне в локоть, тянет за угол, в узкий переулочек между домами.
— Виктор Палыч, там австрийцы ждут. Нам вернуться нужно, — я уже чуть не плачу. Упираюсь каблуками в асфальт, но только едва не подваричиваю ноги.
— А мы быстро, — хрипит шеф, как никогда напоминающий мне противного хряка, — Думала, удасться из меня дурака делать? Проучать надо таких как ты. Не скули!
Он резко притягивает меня к себе и толкает в спину, так что я
