Порочный ангел (СИ) - Кьют Аля

Его пальцы утонули в моих волосах. Москвин потянул за пряди, заставляя меня посмотреть на него.

— Ню? — спросила я, облизывая предательски пересохшие губы.

— Не просто ню, малыш. Хочу зацеловать твои губы до красноты, заласкать тебя до дрожи, гладить и держать на грани оргазма, а потом снимать. Хочу трахать тебя, чтобы ты кричала, чтобы снова отключилась от переизбытка чувств. И снимать сонную, потом томную, безумно красивую. Пожалуйста… Лесь… Это будет красиво, обещаю тебе.

Я сглотнула и напомнила ему.

— Ты же не трахаешь моделей, которых снимаешь.

— А ты не модель, малышка. Ты моя муза.

— А музу трахать, значит, можно?

Глеб легонько коснулся моих губ своими, прошептал:

— Нужно. Подумай, пожалуйста. Я позвоню через пару дней. Ладно?

Я кивнула. Он отпустил мои волосы, провел пальцами по шее, словно прощался с моей кожей, и пошел к машине. Я так и стояла у подъезда, пока он не уехал.

Можно было не думать два дня. Все заморочки превратились в пыль. Я была согласна на все. С ним хоть в пекло — без сомнений.

Глава 20. Фотосессия

Два дня я просто мучилась, ужасно страдала. Пыталась отвлечься, но ничего не помогало. Все мои мысли были о Глебе и его предложении. Не скажу, что обезумела от счастья и слепо верила, что это прекрасное начало карьеры. Для модели с опытом — возможно. Но для такой очень начинающей, как я, это, скорее всего, будет началом конца.

Я ведь не смогу опубликовать эти фото в портфолио. Мне хотелось для начала получить какое-нибудь предложение от бренда одежды, поработать в коммерческих съемках. Бартон — это имя и синоним запретной красоты. Как ни крути, а иметь первую сессию ню — это так себе толчок. Особенно учитывая, как меня обещал снимать Глеб.

Я трезво оценивала все, что даст и заберет у меня этот опыт. Но и отказать или игнорировать просто не могла. Это будет только для нас. Глеб ведь не выложит в сеть кадры против моей воли. Я ему верила.

— Да, согласна, — выпалила я в трубку утром, едва продрала глаза.

Кажется, даже во сне меня мучило ожидание и предвкушение.

— Серьезно? Черт, малыш, как же ты меня радуешь с самого утра. Давай через пару часов… Нет, не успею. Через три. Я перезвоню и скоординирую, ладно?

— Что? — я рассмеялась. — Три часа? Ты с ума сошел. Как можно организовать съемки за такое время? Или мы опять будем где-то в чужой квартире?

— Нет. В студии. Все решу. Одевайся, я пришлю за тобой машину.

Я закусила губу, стараясь не заводиться от его кратких приказов. Кажется, мне никогда не надоест подчиняться этому мужчине.

Помня все, что видела на съемках Бартона, я не стала краситься, только быстро приняла душ, помыла и высушила волосы, оделась, даже быстро перекусила. Не прошло и часа, а я уже сидела на заднем сидении просторного авто s-класса. Молчаливый водитель аккуратно вел машину, каким-то чудом избегая пробки. Я улыбалась. На душе было так тепло и щекотливо от волнения и радости.

Мы приехали туда, где все началось. Помещение бывшего завода с десятком корпусов и темными коридорами. Я не успела испугаться, что опять потеряюсь, потому что Глеб встретил на парковке. Он вежливо кивнул водителю, благодаря за доставку, и повел меня внутрь.

Я не видела ничего и никого. Только смотрела иногда на Глеба, который вел меня… Я понятия не имела, куда. Главное, что он!

Москвин привел меня даже не в студию, просто в обшарпанный зал-склад. Вдоль стен стояли какие-то коробки, пахло затхлостью, ремонта не было совсем. О грядущей сессии напоминали только три фонаря, которые, впрочем, просто стояли в углу. Он даже свет не настроил. Что это значит?

Наверно, мой взгляд был более чем красноречив, потому что Глеб сразу сказал:

— Непривычно, да?

— Пожалуй. Что ты собираешься снимать в такой обстановке?

— Самое прекрасное существо на планете, — ответил он, не задумываясь. — Тебя.

— Но…

— Тебе не нужна шикарная оправа, Лесь. Ты украшаешь собой даже такой неприглядный клочок нашего паршивого мира.

Я сглотнула, как всегда теряясь от таких комплиментов Глеба.

— Но…

— Тихо. — Он положил палец на мои губы, запрещая говорить. — Просто доверься мне. Ладно?

Я кивнула.

Глеб отошел, чтобы вытащить в центр зала одну из коробок, бросил на нее клетчатый плед и усадил меня. Я тут же по привычке приняла позу, но Глеб замотал головой.

— Нет-нет, не позируй, малыш. Просто посиди. Это пробники. Расслабься. Мы еще не начали. Ждем доставку.

Я выдохнула и позволила себе более свободную позу. Спросила:

— Доставку? Какую?

— Увидишь, — усмехнулся Москвин, прицеливаясь на меня объективом своей Лейки. — Распусти волосы, пожалуйста.

Я послушно сняла с волос заколку, реагируя даже на эту просьбу. Вроде бы ничего особенного, но мне нравилось радовать его, подчиняться ему даже в мелочах.

Сладкая музыка щелчков объектива моментально опьянила меня. Пусть это были просто пробники, но мне нравилось сниматься даже так. Глеб расставил фонари, но включил только один, попросил смотреть на свет, потом против, повернуться, замереть, снять свитер.

Я осталась в одной маечке на бретельках, которую носила обычно вместо лифчика.

Москвин подошел и потер мои соски прямо через тонкий хлопок. Я застонала и прикусила губу. Глеб нажал на нее большим пальцем, освобождая от моих зубов, склонился и сам стал покусывать, заставляя меня стонать громче ему в губы, ерзать и гореть нетерпением.

— Тшшш, малыш, — зашептал Москвин, прекращая терзать мою губу. — Не спеши. У нас весь день впереди. Столько всего. Для тебя… Для нас.

Я схватила его за шею, не желая отпускать, сама стала целовать. Глеб посмеивался, наслаждаясь моим нетерпением, но не сопротивлялся. Мне самой пришлось отпрянуть, потому что в дверь постучали.

— Доставка. Сюда матрас? — гаркнул кто-то.

Я вздрогнула. Москвин немедленно укутал меня в плед, мотнул головой в сторону коробок, веля мне отойти.

Спустя пару минут в центре зала стоял матрас, накрытый еще одним пледом.

— Ты заказал матрас с доставкой для сессии? Специально? — спросила я, едва снова обрела дар речи.

— Да, — подтвердил Глеб. — Изначально я хотел уложить тебя на кровать с балдахином, в шелка и золото, но едва ты позвонила, то понял, что не хочу терять время на приготовления и всю эту мишуру. Они будут только отвлекать. Только ты важна, Лесь.

Он смотрел на меня долго. А я не могла понять, как отношусь к этой идее. С одной стороны было немного обидно и даже унизительно чувствовать себя достойной одного лишь матраса, но с другой… Только я знала Глеба, из его уст это звучало как шикарный комплимент. Наверно.

— Скажи что-нибудь, — попросил Москвин.

Я моргнула и вдруг увидела совсем другого мужчину. Не самоуверенного, бессовестного демона, а художника, который вывернул душу наизнанку и ждет от своей музы вердикта. Я могла казнить его или помиловать. Он весь был передо мной сейчас. Напряженный, сомневающийся, нетерпеливый, эмоционально обнаженный.

— Давай. Сделай это, — сказала я тихо. — Я готова.

Уголок его рта дернулся, обозначая мимолетный триумф. Глеб подошел ко мне, повел за руку к матрасу и оставил там.

Он не просил сесть или лечь, раздеться или что-то расстегнуть хотя бы. Просто отошел на несколько шагов и снова поднял камеру.

Он снимал все:

мою нерешительность, пока я топталась у матраса, мои угловатые позы, пока я присаживалась и пыталась поворачиваться для лучшего ракурса, мою улыбку, когда я смотрела, как Глеб снова и снова ловит кадры, меняя позицию, мое прозрение, когда я поняла, что всегда красива для него.

Дальше я смутно помнила, что было. В какой-то момент мне стало тепло, а потом невыносимо горячо. Глеб точно уловил момент и попросил расстегнуть джинсы.

Он подошел и погладил меня между ног, усугубляя возбуждение. Кажется, еще немного, и я бы кончила. Все, что мы делали, было адски сексуально.