Плам Сайкс - Блондинки от «Бергдорф»

— Привет, — кивнул Патрик и помрачнел, рассматривая мой наряд.

— Я думал, вы наденете платье Александра Маккуина. Это Оскар де ла Рента.

Странно! Я сверхподозрительно отношусь к мужчинам, разбирающимся в модах не хуже меня. Я рассказала Патрику, что произошло.

— Мне ужасно жаль, но это запасное платье Джаз Конесси, — хихикнула я в заключение.

Патрик даже не улыбнулся, очевидно, ни в малейшей степени не очарованный моей историей, потому что весь вечер едва со мной разговаривал. В этом-то и проблема, как с голубыми, так и с нормальными, но помешанными на моде мужчинами: они без ума от тебя, когда ты в действительно оригинальном авангардном платье Маккуина, но покажись им на глаза в традиционном айсберге, и они сами превращаются в айсберги! Патрик был вежлив, но холоден и при этом явно захвачен усыпанным розами Валентине платьем Джаз, но я выпила так много персиковых «Беллини», что моя самооценка едва на это отреагировала. Я могла поздравить себя лишь с тем, что не видела Чарли Данлейна. О нем весь вечер не было ни слуху ни духу.

Наутро, вместе с завтраком, прибыла очередная записка:

«Мы вылетаем в час дня. Машина отвезет Вас в аэропорт, где буду ждать я. Хорошего загара.

Судя по всему, он не слишком зол. Может, Патрик все не расстроился из-за айсберга? Может, он не такой уж поверхностный и легкомысленный, как я сочла прошлой ночью? Иногда я бываю слишком пристрастна.

И тут раздался пронзительный вопль телефонного звонка. О-о-о-й! Моя голова! А ногти просто разламываются от боли. Даже волосы ныли, чего почти никогда не бывает при похмелье, если накануне выпьешь больше «Беллини», чем надо. Это оказалась Джаз.

— Привет, я лечу с вами, — сообщила она.

— Класс! Мы вылетаем в час.

— Увидимся в аэропорту.

Видите! И Патрик не так уж плох! Как мило с его стороны предложить Джаз место в самолете!

Все же, если Джаз летит с нами, нужно поднять себя в ее глазах, выбрав достойный личного самолета наряд топ-класса!

Стараясь не двигать головой, я осторожно надела свежий белый сарафанчик, сунула ноги в золотые босоножки без каблуков, вдела в уши золотые серьги-обручи и связала волосы в хвост любимым шарфом от Пуччи. А потом валялась в постели, положив на ногти мешочки со льдом, пока в полдень не прибыл автомобиль, чтобы отвезти меня в аэропорт. Нет, Патрик поистине святой, присылающий записки и машины двадцать четыре часа в сутки! Может, он даже возместит мне ущерб, купив новое платье взамен разорванного, когда мы вернемся в Нью-Йорк. Впрочем, я не слишком на это надеялась. По пути в аэропорт мы проезжали через Жуан-ле-Пен, забавный маленький городишко с безумным количеством обувных и бикини-магазинов. Я не устояла перед тридцати-секундным набегом. Водитель остановил машину, предупредив:

— Пять минут, мадемуазель. Отсюда до аэропорта сорок пять минут.

Примерно двадцать пять бикини, четырнадцать саронгов и шесть пар сандалий на каблуках-клиньях (сами знаете, как бывает в Хэмптоне летом: смена нарядов между завтраком, обедом и ужином — почти обязательная процедура), и я впорхнула в машину. Удачный шопинг достойно вознаградил меня за вчерашнее унижение, то есть девушки в Нью-Йорке покончат с собой, увидев, какие я привезла им сандалии. Всегда говорю: если отправились в сногсшибательное путешествие за границу, привезите оттуда что-нибудь модное всем подружкам. Была только середина мая, и до уик-энда Четвертого июля оставалось еще несколько недель, но для нью-йоркской девушки начинать покупки пляжной одежды никогда не рано.

Водитель высадил меня у первого терминала. Я пошла к нулевому выходу, откуда отправляются все частные самолеты. Ни малейшего признака Патрика, не говоря уже о Джаз. Возможно, еще не прибыли. Я подошла к мужчине в униформе.

— Excuse moi, monsieur, je cherche Monsieur Patrick Saxton.

— II est parti, mademoiselle[64], — ответил он.

Я взглянула на часы. Половина второго. Я опоздала всего на полчаса. Неужели Патрик улетел без меня?

— Что? — переспросила я.

— Он улетел час назад с загорелой девушкой.

Как он мог? Как она могла? Особенно после того, как я написала о ней такую чудную статью!

Я вдруг ослабела и поникла: последствия неумеренного потребления «Беллини» всегда настигают тебя в самый неподходящий момент.

— Но как же мне попасть в Нью-Йорк? — ахнула я. Этот милый человек, разумеется, посадит меня в чей-нибудь частный самолет, тем более что я и одета соответственно случаю.

— Не знаю! — воскликнул он, воздев к небу руки, после чего повернулся и отошел. Мой наряд не произвел на него ни малейшего впечатления. Но уже почти выйдя из дверей, он все же показал на ряд стеклянных окон. Я проследила за движением его руки. На противоположной стороне улицы виднелся вход во второй терминал. Сердце у меня упало. Нет, не поймите меня превратно, я ничего не имею против аэропортов в целом, но в вестибюле столпилось больше людей, чем на всем прошлогоднем параде «Мэйси» в День благодарения[65].

Беда в том, что, воспользовавшись хоть раз частным самолетом, уже никогда не захочешь летать коммерческим рейсом. Мой совет всякому, кто собирается впервые познать прелести полета частным рейсом: соглашайтесь только в том случае, если это будет постоянным. Честно говоря, в тот момент я горько пожалела, что вообще увидела обтянутый замшей потолок и ела восхитительные сандвичи в роскошном маленьком «G-V» Патрика.

Нет, о чем я только думаю! Если не поостеречься, можно стать кем-то вроде Патриши Дафф[66], избалованной снобки. Нет уж, я вполне могу летать коммерческими рейсами, как все нормальные люди.

Повысив самооценку, я потащила свой багаж, намного потяжелевший за последний час, через улицу. Жара была палящей. Доковыляв наконец до стойки «Эр Франс», я почувствовала себя размороженным тунцом.

Седовласая, безупречно причесанная стюардесса за стойкой имела холеный и надменный вид. Она взирала на меня, как на полоску использованного лейкопластыря.

— Oui? — осведомилась она. — Чем могу помочь, мадам?

Почему француженки всегда лезут из кожи вон, чтобы уязвить молодых девушек вроде moi, обращаясь к ним «мадам»? Непростительная жестокость, особенно когда в мозгу молотом бьется невыветрившийся «Беллини».

— Mademoiselle, — поправила я. — Я опоздала на рейс в Нью-Йорк. Когда следующий?

— В три. О'кей?

— Конечно, — кивнула я.

— Четыре тысячи триста семьдесят шесть евро.

— Что? — ахнула я.

— Остался только бизнес-класс.

— А другие рейсы?

— Полностью распроданы.

Я едва не заплакала. У меня не было четырех тысяч трехсот семидесяти шести евро, а если бы и были, немыслимо выбрасывать такие деньги на билет в один конец до Нью-Йорка. Закусив губу, я протянула свою карточку «Виза». Спишу поездку, как очень дорогую неприятность, из которой я вынесла ценный моральный урок: никогда не одевайся, как БАП-айсберг, если способна походить на ледяную принцессу в платье Александра Маккуина. Но, Господи, насколько приятнее было бы потратить эти евро на что-то миленькое, вроде мягкого розового кресла в полоску, которое я присмотрела в «ABC — Карпет и Хоум», на Бродвее.

— Merci, — кивнула стюардесса, забирая карточку. — Посадка через полтора часа.

— Какой выход?

Пока она проверяла карточку, я разглядывала пассажиров. Двумя стойками правее я заметила знакомую фигуру и вытянула шею, чтобы разглядеть получше: это оказался Чарли Данлейн; он регистрировался на полет до ЛА. О Господи, не хочу же я, чтобы он меня увидел! Терпеть не могу случайные встречи, особенно с людьми, недавно ставшими свидетелями твоего случайного передоза болеутоляющим вроде адвила. И хуже всего, я вдруг заметила, что Чарли куда симпатичнее, чем мне представлялось раньше. Он был загорелый и очень довольный собой. Он, типа, единственный знакомый мне человек, который, как ни странно, выглядит лучше при аэропортовском освещении. Полагаю, таков эффект успеха. Клянусь, при виде его у меня резко упал сахар. Шок вызывает у меня мгновенную гипогликемию.

Неожиданно закружилась голова: похоже, от стыда я сейчас грохнусь в обморок.

Я поспешно повернула голову и стала смотреть в другую сторону.

Все же это не так плохо, как могло быть вчера вечером. То есть я в нормальном виде, не в сером айсберге, а в изящном сарафанчике, возможно, слегка напоминающем о Ли Радзивилл на Капри в семидесятых, веду себя абсолютно нормально, никаких суицидальных тенденций, спокойно сажусь на самолет до Нью-Йорка, как всякая обычная девушка, не помышляющая о самоубийстве. Может, все-таки стоит поздороваться. Хотя бы кивнуть. А потом уйти и больше никогда с ними словом не обмолвиться.

— Привет! — Я внезапно смутилась. Ну вот. Сделано. И что, если он ненавидит меня? Мне абсолютно все равно.