Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга вторая
Он зло выругался. Нет! Нельзя допустить, чтобы она начала волновать его, а тем более возбуждать.
Господи, избавь его от этого!
Он раздраженно дернул головой, словно хотел стряхнуть с себя воспоминание об этих твердых коричневых сосках. Слишком много времени прошло с тех пор, как он последний раз спал с женщиной.
Когда Джоул добрался до дома, уже стемнело. Он прошел в кухню и стал разогревать заранее приготовленную еду: маисовые лепешки с положенными на них политыми острым соусом кусочками говядины, помидоров и сыра.
Пожалуй, впервые он задался вопросом, что будет делать с деньгами, которые скоро получит.
Десять миллионов долларов. Целая куча денег. Его главной целью было отнять их у Мерседес. Нанести сокрушительный удар по миру, который она создала вокруг себя. Поломать всю ее жизнь.
А потом он получит деньги. Они будут принадлежать ему по праву. Он заработал их. Он выстрадал их. Это были его деньги.
Так что же он станет делать с десятью миллионами долларов? Можно их сжечь. И послать ей фото ее горящего богатства.
А можно и потратить. Уехать из Аризоны. Купить себе островок где-нибудь в Тихом океане. Или дом в Риме. Или дачу в Швейцарии. Да что угодно. Однако заморские страны его не привлекали. Он не хотел покидать Аризону, не хотел бросать дом, который построил собственными руками. Все это стало частью его жизни, и все это он любил. Любил пустыню и горы, любил их тишину и покой. И у него никогда не возникало желания оставить этот суровый край, где ему выпало страдать и где он стал настоящим мужчиной.
Джоул смотрел, как тает и пузырится сыр, и старался придумать, как наилучшим образом распорядиться деньгами. Но единственное, что пришло ему в голову, это то, что он никогда больше не будет продавать свои скульптуры, впредь ему уже не придется за деньги отдавать частицу себя всяким ублюдкам с алчными глазами или принимать заказы от типов, подобных Киту Хэттерсли.
Когда Джоул зашел в каморку, то застал Иден сидящей на кровати. Она подняла на него глаза. Он застыл на месте, открыв от удивления рот.
С девушкой произошла чудесная метаморфоза. Блестящие, черные как вороново крыло волосы, аккуратно зачесанные назад, удерживались надетым на голову обручем. Вся она была опрятная и, казалось, светилась изнутри, словно вырезанная из слоновой кости статуэтка. Такая чистая и аккуратная в своем розовом спортивном костюме, Иден сейчас совершенно не походила на то полудикое существо, которое Джоул привык видеть. Прямо-таки грациозный розовый фламинго в клетке.
Она была прекрасна.
– Ты чего? – глядя на странное выражение его лица, нахмурилась Иден.
– Ничего. – Он закрыл дверь и передал ей поднос. Она равнодушно посмотрела на еду.
– Тако.[9]
– Ты что, не любишь тако?
– Я не люблю острую пищу.
– Здесь тебе, черт побери, не отель, – раздраженно рявкнул Джоул. – Или ешь, что дают, или ходи голодной.
– Ну ладно, ладно. – Иден поставила поднос себе на колени и стала есть. – А что, неплохо. – С минуту она молча жевала, затем сказала: – Между прочим, я чуть с голоду не померла. Похоже, ты где-то задержался, а?
Он промолчал. Ему не хотелось распространяться перед ней о всей этой пошлой публике, что собралась в галерее, и о дурацких вопросах, которые задавала репортерша. Да и нельзя было этого делать. Он смотрел, как она ест, ощущая исходящий от нее нежный аромат мыла, присыпки и одеколона. Иден изменилась до неузнаваемости. Теперь она уже больше походила на женщину. Причем опасную женщину.
Ее зеленые глаза остановились на его лице.
– Это ты сам приготовил?
– А кто же еще?
– Ага, значит, ты один. И у тебя нет… компаньонов.
– Разумеется, есть, – буркнул Джоул, злясь на себя за неосторожность. – Нас много. Просто я единственный, кого ты можешь видеть.
– А где же остальные?
– Я же тебе сказал, чтобы ты никогда не спрашивала меня об этом.
– Об этом? А о чем можно спрашивать?
– Ни о чем. Твое дело – дождаться возвращения домой. Больше тебя ничто не должно волновать.
Иден сердито передернула плечами и снова принялась за еду. Джоул собрался было уходить, но что-то остановило его. Он присел на краешек кровати. Она вопросительно подняла брови.
– Решил остаться на ужин?
– Когда поешь, я могу сразу забрать поднос.
– Как хочешь. – Она доела тако. – Компания мне не помешает. Принесешь еще какие-нибудь книги?
– Посмотрим.
– Когда я отсюда выберусь? Ну, я думаю, ты хоть примерно можешь сказать?
– Еще раз повторяю: не спрашивай об этом.
– А-а, ну конечно. У меня ведь здесь столько дел, что я и думать забыла о том, как бы поскорее вернуться домой, – с сарказмом проговорила Иден. Джоул вновь поразился произошедшей в ней перемене. Она по-прежнему выглядела больной, но зато от ее отчаяния не осталось и следа. Она стала гораздо уравновешенней, такой, какой он когда-то рисовал ее в своем воображении: самоуверенной, элегантной дочкой богатых родителей.
– Как ты себя чувствуешь? – задал вопрос Джоул.
– Дерьмово, – с неожиданной злостью в голосе сказала Иден. – Мне нужно принять дозу.
– Не болтай глупостей. Ты уже отвыкаешь от наркотиков.
– Это потому, что ты так говоришь?
– Потому что уже прошел месяц. Зеленые глаза округлились.
– Месяц? Так значит, столько времени я здесь торчу?
– Примерно.
– Боже. У меня такое чувство, что я провела в этой клетке всю жизнь.
– Месяц – срок вполне достаточный, чтобы избавиться от ломки.
Она поставила поднос в сторону.
– Ломка – это ерунда. Потребность в наркотиках не проходит с окончанием ломки. Она живет здесь. – Иден ткнула пальцем в висок.
– Неужели ты никогда не пыталась избавиться от героина?
– А зачем? – Она бросила на него насмешливый взгляд. – Героин прекрасен. За что, по-твоему, люди его так любят? За то, что он дарит им блаженство. Я начала ширяться год назад. И это был самый счастливый год в моей жизни. Не веришь?
– Да-а. Должно быть, ты чертовски низкого мнения о своей прошлой жизни, – презрительно заметил Джоул.
– О да. Я чертовски низкого мнения о многих вещах.
– Включая собственную персону?
– Так я же пропащая. – Она усмехнулась. – У меня нет чувства самоуважения. А вот героин помогает мне по-другому смотреть на мир.
– Он делает тебя счастливой?
– С ним ты начинаешь любить себя. Начинаешь любить то, что внутри тебя. Ты возносишься под небеса. И ничто уже тебя не волнует. – Ее взгляд затуманился. – Ни депрессии. Ни боли. Ты словно в раю.
– Ты должна прекратить думать об этом.
– А о чем же мне еще думать? Я ежеминутно, день и ночь, мечтаю о героине.
– Ну и дура. Ты просто маленькая, избалованная сучка.
