Маргарет Уэй - ПОЙМАТЬ ЖАР–ПТИЦУ
— Когда я узнала, что ты цел и невредим, ко мне сразу вернулась энергия. — Алекс заглянула в ящик и наконец, нашла флакон с мазью. — Я как раз собиралась растереть ногу.
— Давай я.
— Ты хочешь, чтобы я выздоровела?
— Конечно, хочу, Алекс, что ты говоришь?
— Даже если тогда я уеду?
— Заткнись, — тихо ответил он.
Алекс принесла из ванной свежее полотенце.
— Ложись, — сказал Скотт. — Скидывай халат.
— На мне только ночная рубашка.
— Я знаю, как ты выглядишь.
Скотт расстелил розовое полотенце, чтобы Алекс могла положить на него ноги.
— Это то лекарство, которое принес Эйб?
— Замечательно помогает. Я уверена, что в нем есть какая–то магия.
Скотт вынул пробку, принюхался.
— И пахнет приятно. Что там намешано?
— Эйб не говорит.
Когда Скотт коснулся ее, Алекс показалось, что она сейчас растает.
— Эй, лежи спокойно, — усмехнулся он, блестя аквамариновыми глазами. Он плеснул себе на ладонь немного жидкости из флакона, пахнущей не столько фруктами, цветами или травами, сколько благовониями, наподобие ладана.
Алекс подтянула повыше подол своей длинной ночной рубашки.
Скотт начал массировать ее ногу от колена к щиколотке — нежно, любовно.
— Ну как? — Он смотрел на нее с откровенно чувственным выражением.
— Необыкновенно.
— У тебя кожа словно шелк.
С каждым его скользящим движением ее все больше охватывал жар, расходясь по всему телу.
— Как ты думаешь, может, и другую ногу помассировать? — спросил он как–то сдержанно.
— А почему бы нет?
Она уже не могла возражать. Вдруг ее пронизала дрожь, она откинула голову назад, прижав руку ко лбу.
— Мне так хорошо, что просто грешно.
— Хочешь, чтобы я перестал?
От его интонации у нее чуть сердце не разорвалось.
— А ты как думаешь?
— Пожалуй, так будет лучше.
Его пальцы ласково играли краем ее ночной рубашки.
— Почему ты сегодня сделала такую безумную вещь? Ты же рисковала жизнью.
— Я тысячу раз говорила тебе, Скотт, я люблю тебя.
И вдруг он поцеловал ее, изо всех сил прижимая к себе.
— Я тосковал по тебе каждую минуту, каждую секунду, пока тебя не было здесь, — шептал он ей прямо в раскрытые губы.
— Но теперь я дома.
Он так и вскинулся:
— Алекс, думай, что говоришь!
— Я говорю, что никуда больше не хочу уезжать.
— А как же твои честолюбивые планы? — Его голос стал хриплым от волнения.
— Они уже сбылись.
Его глаза сверкнули привычным жестким блеском.
— Не играй со мной, Алекс.
Она села на постели, протянула к нему руку.
— Любимый, послушай меня хоть минуту. Я люблю тебя. Я хочу остаться с тобой.
— О Боже, Алекс, — сказал он. — Ты с ума меня сводишь!
— Ты слышал, что я сказала?
— Алекс, второй раз я не переживу такого горя. И жить так, как сейчас, я тоже не могу. Чего хочешь ты от меня?
— Давай начнем все сначала! — страстно воскликнула она. — Что было, то было. Мы оба многому научились. Наши жизни слишком тесно переплелись. Друг без друга мы ничто.
— Так ты согласишься выйти за меня замуж?
В его прекрасных глазах отразилось волнение.
— Я хочу этого больше всего на свете.
— А как же балет? Господи, ты потрясающая балерина. Теперь я понимаю, что не имел права отговаривать тебя. Я должен был…
Она приложила палец к его губам.
— Не надо, Скотт. Мы оба во многом изменились. У нас за плечами долгий путь.
Он сгреб ее в свои могучие объятия.
— А теперь круг замкнулся, любовь моя.
ЭПИЛОГ
Во время праздничного обеда Стефани, неподражаемо элегантная в своем костюме–двойке из роскошной серебряной парчи, поднялась с места. Ее аквамариновые глаза сияли от радости и гордости.
— Дорогие друзья и родственники, — начала она, позвонив в маленький хрустальный колокольчик, чтобы привлечь всеобщее внимание. Разговоры за столом разом смолкли. Все ждали, что она скажет. Стефани прославилась своим умением обернуть любую ситуацию себе на пользу. Сейчас она улыбалась через весь стол своему сыну, красавцу Скотту, и сидящей справа от него Алекс, такой прелестной в изысканном платье из золотистых кружев. — Я хочу объявить важную новость, — сказала Стефани. — Просто не могу удержаться! С огромной радостью я объявляю о помолвке моего обожаемого сына Скотта и нашей дорогой Александры, всем вам знакомой крестницы Винни.
Пробежала волна аплодисментов, кто–то заахал, никто не скрывал своей радости. Никогда еще не видели Скотта таким счастливым, таким полным жизни, а прекрасную Александру — такой сияющей. Она вся светилась, ее окружала почти зримая аура счастья.
Стефани сообщила, что помолвка будет недолгой, около полугода — ровно столько, сколько нужно, чтобы организовать подобающее бракосочетание. Она упивалась ролью любящей матери, устраивающей свадьбу сына, хотя всем присутствующим было известно, что Стефани бросила Скотта много лет назад, предоставив все материнские заботы тетушке Эдвине.
Один человек даже высказал эту мысль вслух.
— На ее месте должна быть ты, — заметил вполголоса человек почтенной наружности, сидевший рядом с Винни.
— Она — его мать, Бруно. — Винни безмятежно улыбалась, глядя в красивые темные глаза своего собеседника. Она еще не пришла в себя от потрясения, которое испытала, увидев его здесь. Когда–то она мечтала об этом, но смирилась с тем, что это невозможно. И вот Бруно, таинственный гость, о котором говорила Стефани, сидит с нею рядом и смотрит на нее так, будто только что вновь обрел потерянную драгоценность. Бруно Адамски, известный широкой публике как Брент Адамсон, наживший миллионное состояние на освоении земельных участков.
Моя погибшая любовь, думала Винни. Человек, которого мой отец считал обыкновенным охотником за приданым. Что ж, отец ошибался. В этот вечер Винни навсегда сбросила груз давней печали. Бруно все еще был красив; в нем сразу чувствовалась сильная личность. Он нажил состояние, успел уже овдоветь, у него были внуки. Когда Стефани заново представила их друг другу, с видом заговорщика и с неподдельными слезами на глазах, Винни с первого же взгляда поняла, что Бруно не забыл ее, так же как и она не смогла забыть его.
— Спасибо Стефани за то, что она помогла нам снова встретиться, — сказал Бруно. Среди общего веселья, смеха и поздравлений никто не заметил, как он положил руку на руку Винни. У нее потеплело на душе и щеки зарумянились. — Стефани каким–то образом ухитрилась сложить два и два и получить верный ответ. Она говорит, что меня выдали глаза. Глаза и голос. Я так до конца и не избавился от акцента. Не думал, что она меня вспомнит.
— Я узнала бы тебя где угодно, — тихо сказала Винни. Все эти годы она следила за его стремительным восхождением по лестнице успеха. — Даже не верится, что столько лет прошло. Кажется, все было только вчера.
