Не прощай мне измену (СИ) - Анна Май
— Почему я последняя узнаю о том, что вы разводитесь? — если бы у меня не горели щёки после велосипеда, я бы, покраснела. Автоматчики шепчут, что мы не обязаны отчитываться, но дело не в этом. Главная причина, почему не стоило сообщать, это безумная жажда деятельности Королевы Марго. Она тут же бросилась бы всех мирить, любыми способами, без подсчёта сопутствующих потерь. Чисто по-человечески становится жаль её порывов. И это она ещё не знает, что мы уже… Как бы так помягче сообщить.
Сложно. По правде, я и сама до сих пор не привыкла к мысли, что мы разведены. Даже не пришла в себя после нашего разговора с уже бывшим мужем. Очень мучительно проваливаться в тот день, поэтому скармливаю себе по кусочку из памяти, обдумывая каждое слово. Чувства всё ещё застят мысли. Жалею ли, что не соврала? Нет, хотя мне частенько в толпе мерещится “лазерный лимон” и всё внутри отзывается.
Чёрная ювелирная коробочка так и стоит нетронутая. Что бы там ни лежало, кажется, оно станет новым источником боли. Пусть стоит. Может, уже не актуально. А ещё я не могу уговорить себя позвонить Юле — спросить, как Тим победил аэрофобию. Тоже страшно узнать, чего ему это стоило.
Что ж. Прочищаю горло и решаюсь:
— Маргарита Львовна, мы уже развелись.
За спиной Томочка со звоном роняет стакан, из которого пила воду. Вдребезги. Ну давай, Вселенная, больше трагизма, а то у нас тут недостаточно напряжённо.
Нервно покусываю костяшку указательного пальца под всхлипы на том конце связи. Следом ревнивый вопрос:
— Маечка знает?
— Нет, родители пока не в курсе, — собираю всю строгость, на какую только способна, с ней по-другому нельзя. — Буду благодарна, если о разводе они узнают от меня.
Еще несколько всхлипов и громкий горестный вздох.
— Дети мои, — трагедия в голосе близится к фарсу, — что же вы наделали! Симочка-девочка, как же мы теперь? Я ведь люблю тебя, как родную дочь!
Вот вроде привыкла к этим её эмоциональным кульбитам, но, может, сейчас слишком расшатана, чёрт его знает. Её слова трогают так, что даже у моих автоматчиков глаза на мокром месте. Сглатываю комок.
— Маргарита Львовна, мы друг с другом развелись, а не с вами. Вы мне дороги и Саша с Юлей. Если не будете против…
— Это же уму непостижимо! — перебивает. — Как вы могли? Думала, вот ты съездишь, друг по другу соскучитесь, приедешь, помиритесь, — достаёт белый бумажный платочек и изящным жестом промакивает слёзы. — А вы, а вы!.. Тим тебя тоже любит, он же ради тебя… — резко осекается.
— Что он ради меня, Маргарита Львовна? — настороженно прищуриваюсь.
— Он ради тебя… На многое был готов. Какая трагедия, моя девочка, какая трагедия! — снова садится на своего конька и быстро прощается.
Шумно выдыхаю и тру глаза ладонями. Что это было? Сзади многозначительно молчит Тома. По-хорошему надо бы с ней объясниться и собрать осколки стакана, но стук в дверь дарит спасительную отсрочку. Три коротких, один длинный. Плетусь открывать — это Марко.
Полный энергии итальянец подшучивает над нашим состоянием, строит планы, куда вытащить мёртвые тушки, ибо у него в кои-то веки наметился одинокий вечер, собирает осколки, наливает новой воды Томочке и вообще всячески наводит суету. Не замечая, как подозрительно пялится на меня Тома. Мотнув отрицательно головой, губами артикулирую ей “не сейчас”. И так увлекаюсь пантомимой, что пропускаю, как Марко совершает непоправимое. Хватает чёрную коробочку и заглядывает внутрь с возгласом:
— О! Drachenfutter! Это же от мужа? — плотоядно улыбается, оглядывая содержимое.
Ну зачем! Сердце пропускает удар и тут же уходит в галоп, норовя выскочить из горла.
У немцев это слово буквально переводится как “корм дракону” и означает подношение, которое муж делает жене, если провинился. Цветы, конфеты… ювелирка.
— Драхен… что? — удивлённо переспрашивает Томочка.
— Драхен всё, — дрожащими руками забираю коробочку у Марко и, пытаясь успокоить дыхание, открываю.
Глава 44
Озадаченно достаю первую часть содержимого…
— Это что, карта памяти? — разочарованно тянет Тома.
— Да, — вместо меня отвечает ей Марко.
— А там есть ещё что-то?
— Есть, — активно кивает наш любопытный друг.
Зря боялась, кольца нет. И если мне было так страшно его обнаружить, то как объяснить острый укол разочарования? Всё-таки ждала, Сима? Не допуская развитие этой мысли, отворачиваюсь к окну и рассматриваю совсем иное ювелирное изделие. Дерево жизни в круглом кулоне из белого золота на длинном, изящном шнуре того же металла. В солнечном свете лиловым и изумрудным искрятся листья, инкрустированные россыпью мелких камней. Изумительно.
Хоть работа и тонкая, сам кулон довольно увесист. Наверное, потому что в обратную сторону вмонтирован… новенький ключ от электронного замка. С трудом опознаю “таблетку” в непривычной оправе. Губы трогает грустная улыбка. Тим верен себе — любит подарки с загадкой, идеей, но если раньше я бегом выкупала, то сейчас не возьму в толк, от чего этот ключ.
Хлопает входная дверь. Слышу звуки перебранки в коридоре — Марко уводит Томочку. У него иногда случаются непредсказуемые приступы тактичности. Только где она была, когда он совал свой длинный прямой нос в мои вещи?
Точно! Вещи! Карта! Там может быть объяснение что за ключ в кулоне. Силюсь вспомнить, что говорил Тим, когда вручал коробочку, но этот сектор памяти идеально чист.
От тревоги и волнения с третьего раза вставляю тонкий пластик в картридер на ноуте. Кончики пальцев покалывает, пока открывается каталог. Ну же, быстрее. Параллельно дивлюсь своей нелогичности — несколько дней ходить мимо и не трогать, а теперь раздражаться даже на секундное ожидание.
Открылось. На карте две папки “1” и “2”. В первой много коротких видеофайлов, пронумерованных по порядку, во второй — один длинный с названием, которое неизвестная кодировка превратила в кучу непонятных символов. Да что ж за издевательство.
Сердце опять подбирается к горлу. Возвращаюсь в папку “1” и навожу мышку на файл обозначенный цифрой ноль. По дате он записан последним, но, видимо, его нужно посмотреть первым. Запускаю. Дыши, Сима.
На экране Тим дома у Саши в гостевой комнате. Сидит на кровати, ноги скрещены по-турецки. Одет в тот самый “лазерный лимон”, в котором приехал в Берлин. Запускает руку в голову и ерошит короткие волосы, глядя в камеру:
— Привет, Сим-Сим.
Берёт со стола знакомую карту памяти и зажимает между большим и указательным пальцами, показывая мне.
— Эти видео, мать