Всего лишь измена - Мари Соль
Помню, к десятому классу, когда все пацаны уже стали мужчинами, я до сих пор оставался «телком». Я усердно дрочил! Не представлял никого, кроме Виты в постели с собой. И мечтал об одном лишь… Стать первым!
Ей исполнялось пятнадцать в тот год. Я решил сделать подарок. Настоящий подарок! Поздравить по-взрослому. Всё же — первый на нашем счету юбилей.
На соседней с нами улице как раз открывался салон «ЗлатаРус». Там продавали красивое золото, не из дешёвых! Но не в ломбард же идти? Помню, как я выбирал, исходя из бюджета. Было стыдно, что я не могу ей купить это всё. Но бюджет мой был мал! На карманные деньги давали, а на большее нужно было отдельно просить. Я бы мог попросить, но ужасно стеснялся. Батя скажет: «Пойди заработай». А мать пожалеет и даст.
Помню, как думал. Кольцо? Я не знаю размера. Браслетик? Опять же, размер! На серёжки я даже смотреть отказался. Знал, что не хватит. Какие-то мелкие стыдно дарить. А красивые — дорого!
А потом я увидел его… Медальон. Золотое сердечко с таким белым камушком в центре.
— Вот это хочу! — указал.
Продавщица одобрила:
— Матери?
— Девушке, — я улыбнулся и взял его в руки. Подарю ей сердечко, как символ любви.
— А цепочка-то есть? На что вешать, — отвлекла продавщица.
Я задумался. Вспомнил, носила ли Витка хоть что-то на шее? И тут же представил сердечко на ней.
Тем временем девушка вынула тонкую ниточку золота и, отобрав у меня, нанизала подвеску. Та заплясала, запрыгала, словно живая.
Я выдохнул:
— Вау!
— Ну, как? Твоя девушка будет в восторге, — подбодрила она.
Вот только… Деньжат не хватило! Подвеску я выкупил сразу. А за цепочкой поклялся вернуться на днях. Юбилей был вот-вот. И где взять деньги?
Я видел и знал, где хранится «семейный общак». Никогда не залазил туда. А в тот раз убедил себя в том, что так надо. Я верну! Всё верну, до копейки.
Я взял, сколько нужно. Метнулся в салон. Мой заветный подарок теперь был в кармане.
Виталина сперва не поверила:
— Бижутерия?
— Золото, — хмыкнул надменно.
Она потрогала тонкий изгиб украшения, а потом разрешила помочь ей одеть. Я помог. Чуть не кончил, когда помогал! И опять машинально представил её обнажённое тело. И ничего, кроме этой подвески, на нём…
Когда я вернулся домой, возбуждённый, счастливый, то услышал, как мама кричит на отца:
— О том! Что у тебя появилась любовница! И ради неё ты обираешь семью!
— Ты в своём уме, Вероника?
— А куда делись деньги? — воскликнула мама, — Или ты думал, жена не заметит? У меня всё посчитано, ясно тебе!
— Ты, может, сама их потратила, просто не помнишь, — крепился отец. Его выдержке мог позавидовать слон, на которого лает свирепая Моська.
— Давай! Делай из меня идиотку!
— Да зачем? Ты и сама неплохо справляешься, — выдавил он.
Мать, зарыдав, убежала на кухню. Я понял, что должен признаться во всём.
— Мам, — произнёс я, войдя.
Она вздрогнула, но не обернулась. Так и продолжила молча стоять у окна. Аське тогда было шесть. И отец пропадал на работе. А мама по-женски считала, что он устаёт от семьи.
— Это я взял оттуда. Я всё верну! — объявил.
Мать обернулась. Но взгляд был устремлён не на меня, а куда-то мне за спину.
— Боря, не надо, — шепнула она умоляюще.
Но отец, взяв за шкирку, уже потянул меня в зал. Он всегда был высоким и крепким. Наверное, даже сейчас я ему уступлю. А тогда…
— Пап, отпусти! Я больше не буду! Прости меня, пап! — вырывался.
Едва успел встать, опрокинутый на пол. Как свернутый вдвое ремень угодил по плечу. Я присел, нервно сгорбился. И продолжил терпеть каждый новый удар.
Он снабжал их словами:
— Ворюга! Обманщик! Мой сын! Воспитал! На беду!
— Борис, перестань! — мать вбежала, вцепилась в него.
Папа кинул ремень. Сзади хныкала Аська. Ни до того, ни после, отец никогда не касался меня, даже пальцем. Не бил! Но тогда я не выдал ни слова. Я знал, что терплю ради нашей любви.
Как бы там ни было, эту провинность пришлось отработать. Папа устроил меня на завод. Я приходил туда после учёбы. Вникал, что к чему. Помогал. В основном, на подхвате. Держал что-нибудь, пачкал руки.
Отец то и дело вздыхал:
— Настоящий мужик должен гвоздь забивать, и отличать ключ разводной от рожкового! Шестигранку подай! — он кивал на развал инструментов.
Я пытался припомнить, что есть «шестигранка».
— Оооой, — не дождавшись, отец удручённо подсказывал, — Вон, серебристая трубочка с загнутым кверху концом.
— Молодёжь! — ухмылялись ребята.
Я был оправдан спустя две недели. К тому моменту прошли синяки.
Помню, мы с Виткой гуляли из школы. И я не увидел цепочки на шее.
Спросил:
— Ты не носишь сердечко? Не нравится?
Она прикусила губу. Я надеялся, скажет: «Храню его. Буду носить, но по праздникам».
А Витка ответила:
— Я потеряла его. Извини!
Я нахмурился:
— Как потеряла?
— Соскользнуло, наверно. Застёжка порвалась, — пожала плечами она.
Я сдержал внутри злобу, обиду и боль. Обратил их в себя! Нужно было купить ей серёжки. Вероятность того, что она потеряет их, как мне показалось тогда, была очень мала.
Глава 25
Сегодня погода не очень. Над городом туча, угроза дождя. Так что решил взять машину. По дороге с работы домой звонит Майя. И голос чтеца в гарнитуре прерывает её голосок:
— Папулечка, здравствуй!
— Привет, пчёлка! Как ты? — отвечаю, следя за дорогой.
— Я нормально. Что делаешь? — щебечет она.
На светофоре встаю, и, откинувшись на сидении, продолжаю беседовать с ней:
— Ну, что я могу делать? Домой направляюсь и слушаю всякую хрень. Как говорит твоя мама.
— Ага! Опять своих яйцеголовых? — звенит её голос.
Так Майка зовёт моих умников. Якобы мозг у них столь большой, что делает их похожими на гуманоидов. А мне «повезло»! Моя диспропорция удачно скрывается под шевелюрой волос.
— А то! Ты ж знаешь, что я не могу в тишине, — отвечаю.
Так и есть! Всегда норовлю, когда выпадает минутка, включить подкаст, или лекцию на телефоне. Когда в голове тихо, то ощущаю себя дискомфортно. Вроде как трачу время попусту!
— Музычку бы послушал! Мозгам же тоже нужен отдых, — беспокоится Майка.
— Они итак отдыхают, во сне. Целых восемь часов безделья!
